«Анализ по рассказу Андреева «Красный смех. Красный смех Л. Андреева. Художест-ное своеобразие

метки: Леонид, Андреев, Сидеть, Рассказ, Текст, Война, Горячий, Ценность

Г.Ю. Сиднев

Известен давний интерес литераторов к субъективному мироощущению персонажа. Во-первых, в плане психологическом — интересно, как те или иные явления отражаются в сознании человека. Вторая, не менее важная задача искусства, — вывести читателя из состояния автоматизма. Дело в том, что явления действительности, многократно воспринимаясь человеком, «автоматизируются», т. е. воспринимающий перестает ощущать в явлении не только новизну, но и его сущность. Поэтому писатель прибегает к приемам, с помощью которых обычное, привычное предстает необычным и непривычным — «странным», благодаря чему на нем концентрируется внимание читателя. Наконец, «странность» происходящего для читателя позволяет автору выражать концептуальное отношение к жизненным явлениям, не отвлекаясь от повествования. Вспомним сцену богослужения в тюрьме из романа Л.Н. Толстого «Воскресение». Вполне традиционное, хорошо знакомое русскому человеку отправление религиозного культа Толстой изобразил так, что перед читателем проходит необычное для него зрелище. Он по-новому видит и священника, и весь обряд: вместо привычного богослужения — что-то вроде шаманского «действа». Этот и подобные ему приемы получили, как известно, название остранения.

В прозе Л. Андреева через остранение реализуется весь идейно-мировоззренческий комплекс писателя. Лейтмотив его творчества выражен в словах жуткий, ужасный, огромный, необычный, странный. Органично вписываясь в систему гиперболической образности, эти эпитеты отражают суть трагического мировосприятия автора.

В структуре андреевских произведений остранение приобретает специфические языковые формы и становится одним из основных приемов изображения. Надо отметить, что особая, экспрессивная субъективность мировосприятия наметилась в художественном сознании Л. Андреева едва ли не с самых первых его произведений. Так, уже в рассказе «У окна» (1899) находим следующую сцену. Молодая женщина, спасаясь от буйства пьяного мужа, укрывается у соседки. Тихо ведется разговор на волнующую обеих тему: о пьянстве, о мужьях, о безысходности женской доли… И здесь перед читателем промелькнет то, что полноправно войдет в поэтику более позднего творчества Л. Андреева:

Хозяйка оборвала речь, и в жутко молчащую комнату с двумя бледными женщинами как будто вползло что-то бесформенное, чудовищное и страшное, и повеяло безумием и смертью.

Перед нами элементы будущей «леонидоандреевской» образности: молчащая комната (причем определение молчащая эмоционально усилено обстоятельством жутко), мистическое заострение тишины посредством одновременного одушевления (вползло) и обезличивания (что-то) некой неизвестной и непонятной силы, от которой веет безумием и смертью.

Л.Н. Андреев. Жизнь и творчество

... Леонида Андреева». М. Горький выразил свое мнение об этой истории следующим образом: «Черт знает, что это... Я знаю многие уловки писателя, например, заставить читателя ... символом творчества Андреева: бунтарского, пропитанного возмущением и протестом. «Звуки были явны и точны и летели ... Место действия Андреева - окраина провинциального города Орла, населенного «артиллеристами», жизнь и обычаи которых ...

Но в общем реально-бытовом контексте рассказа образ теряет свое мистическое звучание:

И это страшное была водка, господствующая над бедными людьми, и не видно было границ ее ужасной власти.

Отмеченная разностильность языковых средств свидетельствует о том, что «андреевский комплекс» (пристальный интерес к проблемам жизни, смерти, человеческого счастья и несчастья и т. п.) еще не созрел. Тем не менее, стремление автора к остраненному изображению, как видим, уже налицо.

Следующим шагом в указанном направлении явился рассказ «Жили-были» (1901).

Первое, что бросается в глаза в этом произведении, — белоснежные стены клиники. Возникнув как обычная, вполне реальная деталь интерьера, образ в ходе повествования мистически заостряется, развивается по пути дальнейшего «одушевления» и превращается в роковой символ:

• снежно-белые стены;
• …от белых стен, не имевших ни одного пятна, веяло холодной отчужденностью;
• И с тою же холодною отчужденностью смотрели белые стены, и в их безупречной белизне была странная. и грустная насмешка;
• белые стены были неподвижны и холодны;
• белые высокие стены смотрели равнодушно и тупо. [Здесь и далее курсив наш. — Г. С.]

Но предельную трансформацию классический прием остранения впервые претерпел в фантастических зарисовках рассказа «Красный смех» (1904).

Безумие и ужас — эти слова не просто открывают повествование, но определяют весь его эмоциональный фон. В обстановке тотального кровавого безумия уже психологически оправданными представляются «странные и страшные шары» вместо людских голов и другие фантастические видения. Все происходящее становится не просто странным, но болезненно-кошмарным. Такая организация текста активно вовлекает психику читателя в процесс восприятия, чего «реалисты» старшего поколения, как правило, не практиковали.

Логика движения художественной мысли Л. Андреева обусловила специфику отбора языковых средств. Так, в эмоциональной заданности андреевского остранения не последнюю роль играют особые «устрашающие» сравнения типа: холодный, как могила; загадочный, как смерь; смерть, как хищная серая птица. По мнению исследователей языка художественной литературы, характер отбора и использования автором сравнений может выявить некоторые типичные признаки его художественного идиолекта. Сравнения Л. Андреева, как правило, субъективны и эмоциональны. Более того, специфика авторской задачи приводит к тому, что не только в изображении состояния и переживаний героев, но и в описаниях окружающей обстановки андреевские образы зачастую приобретают мистическую окрашенность. Например, в упомянутом выше рассказе «Жили-были» впечатление безысходности создает такое описание:

Белые меловые буквы красиво, но мрачно выделялись на черном фоне, и, когда больной лежал навзничь, закрыв глаза, белая надпись продолжала что-то говорить о нем и приобретала сходство с надмогильными оповещениями, что вот тут, в этой сырой или мерзлой земле, зарыт человек.

Уже здесь Андреев достигает почти плакатной выразительности: белые буквы контрастируют с черным фоном дощечки и выделяются на нем «краси­во, но мрачно». Такое расположение деталей позволяет не только ясно представить изображаемое — в образе проступает определенная эмоциональ­ная заданность, которая еще более усиливается в сравнениях. Ассоциа­ции, суммируясь в восприятии читате­ля, создают цельный, глубокий образ трагического соседства несовместимых начал — жизни и смерти.

Характеристика и образ Лели в рассказе Кусака Андреева

... Лели вытекает из ее душевной пустоты. Сочинение Леля в рассказе Кусака Основным персонажем произведения является Леля, представленная писателем в образе молодой девушки, являющейся учащейся гимназии. Леля описывается в рассказе ... и забот о живом существе. Характеристика и образ Лели в рассказе Кусака Несколько интересных сочинений Чехов написал огромное количество произведений на социальную ...

Еще один пример можно найти в рассказе «Молчание» (1900).

Его главный герой о. Игнатий возвращается домой после похорон дочери. На людях он ничем не выдает своего душевного состояния. Но вот он входит в гостиную, и его взгляд останавливается на высоких креслах в белых чехлах, которые «стояли точно мертвецы в саванах». Эта небольшая деталь определенно указывает на начинающийся надлом в душе сурового о. Игнатия. Так характеристика героя, изображение его внутреннего душевного состояния даются через отбор лексики, характеризующей оценку действительности самим персонажем.

Едва ли не заглавным героем является образ тумана в одноименном андреевском рассказе — он и обстановка, и символический участник трагических событий. В этом образе яснее всего проступают типичные «андреевские» настроения — вот почему в его изображении автор ближе всего к высокой экспрессионистской эмоциональности. С этим же связана и метафористика, употребляемая в описаниях тумана. В черновике рассказа читаем:

В каноническом тексте после слов ползет в комнату появляется характерное для Л. Андреева сравнение: как бесформенная желтобрюхая гадина. И образ получает иное звучание, приобретая облик грозной мистической силы.

Не менее интересные примеры обнаруживаются и в других текстах, например в рассказе «Жизнь Василия Фивейского». Вспомним описание глаз о. Василия, когда он, разгневанный, смотрит на Ивана Порфирыча:

Бездонно-глубокие глаза, черные и страшные, как вода болота, и чья-то могучая жизнь билась за ними, и чья-то грозная воля выходила оттуда, как заостренный меч… огромные, как стена, как алтарь, зияющие, таинственные, повелительные. ..

Как и в предыдущих случаях, сравнение говорит об эмоциональной заданности образа. Не остается сомнения: необычные, подчас символические сравнения активно способствуют психологическому «вживлению» читателя в эмоциональную атмосферу произведения.

Для прозы Андреева характерна тщательная отделка ритмического рисунка, выполняющего сложные и об­ширные по художественным задачам функции. Одна из них — создание субъективных, мистически окрашенных образов, по природе также восходящих к остранению. Отмечая особенности художественной речи Л. Андреева, критик В. Львов-Рогачевский писал: «…его ритмическая туманная проза часто переходит в музыку», — и пояснял это примером — сценой метели из «Жизни Василия Фивейского». Приведем небольшой фрагмент этой сцены:

Зовет блуждающих колокол, и в бессилии плачет его старый, надорванный голос. И она качается на его черных слепых звуках и поет: их двое, двое, двое! И к дому мчится, колотится в его двери и окна и воет: их двое, их двое!

Подбор слов с характерным звуковым составом, неизбежное при повторе повышение тона к концу фразы способствуют возникновению яркого образа завывающей за окном метели, а аллитерация, активно участвующая в создании образа, усиливает впечатление музыкальности художественной речи.

Проблема войны ( по В. Некрасову “Город горит”)

... войны размышлял русский писатель Леонид Андреев. В его повести “Красный смех” рассказ ведется от лица солдата, участвующего в ... В. Некрасов хочет показать, что весь масштаб и ужас войны не способно выразить никакое искусство. Позиция автора такова: вместе с войной ... В предложенном нам для анализе тексте В.П. Некрасов поднимает проблему войны – самого страшного испытания в ... эти картинки по стенам. Мне ...

В организации ритмо-мелодического строя повествования нередко участвуют и повторы. Ср. сбивчивый, взволнованный монолог доктора из «Красного смеха»:

Сейчас я только еще схожу с ума и оттого сижу и разговариваю с вами, а когда разум окончательно покинет меня, я выйду в поле — я выйду в поле, я кликну клич — я кликну клич, я соберу вокруг себя этих храбрецов, этих рыцарей без страха, и объявлю войну всему миру. Веселой толпой, с музыкой и песнями, мы войдем в города и села, и где мы пройдем, там всё будет красно, так всё будет кружиться и плясать, как огонь.

Неровный, скачкообразный ритм усилен повторами: я выйду в поле — я выйду в поле; я кликну клич — я кликну клич, что свидетельствует о неясности, спутанности мыслей человека, находящегося в состоянии крайне-

войны. В рассказе он развивается неуклонно, подобно наступающему безумию. Возникнув как ощущение зноя, беспощадного солнечного света, от которого некуда укрыться, он, ассоциативно связанный с красным цветом, обращается в «кровавый неразрывный туман», заволакивающий измученный мозг. И в конце концов окончательно кристаллизуется:

Теперь я понял, что было во всех этих изуродованных, разорванных, странных телах. Это был красный смех. Он был в небе, он в солнце, и скоро он разольется по всей земле, этот красный смех.

С этого момента образ становится неотступным, навязчивым призраком, стирающим цветовой спектр.

В качестве еще одного приема остранения (и, пожалуй, одного из самых «андреевских») можно отметить особую организацию хронотопа, в результате которой субъект повествования (чаще всего это лирический герой) и объект художественного изображения сближаются на предельно короткую пространственно-временную дистанцию. Прием является одним из эффективных средств экспрессивной гиперболичности: в результате такого сближения картина вырастает до огромных размеров, заслоняя собой перспективу. При подобном «сверхкрупном» плане становятся видны отдельные штрихи, детали, порой уродливые и безобразные, а поскольку перспектива изображения отсутствует, все внимание концентрируется на этих деталях:

Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскаленных штыков. («Красный смех»).

Так же строится и один из контрастов, характерных для экспрессивного письма Андреева: «огромное солнце» — «маленький, сузившийся зрачок, маленький, как зернышко мака…» («Красный смех»).

Но и «маленькое» рассматривается с близкого расстояния.

Итак, поскольку психологический анализ андреевского героя осуществлялся изнутри, через эволюцию состояний; сумму непосредственных эмоциональных оценок, автор выработал уникальный для своего времени вид остранения — создаваемое всеми средствами поэтического языка субъективное ощущение лирического героя-повествователя, находящегося на пределе своих психических возможностей. Широчайшее использование специфически отобранных и скомпонованных языковых средств: сравнений, противопоставлений, контрастов, метафор, ритмики, эвфонической оркестровки художественной речи — открыло большие возможности воздействия на читателя через его эмоциональное состояние.

Литература на рубеже веков: Н.А. Бунин и Л.Н. Андреев

... Реализм оставался самым влиятельным литературным направлением на рубеже XIX— XX вв. Писатели этого направления продолжали традиции великой русской литературы XIX в. Наиболее яркие из них ... Красный смех» — как бы исключают выход из кризиса гуманизма. Они несут образ тревоги, смерти, одиночества и, в конечном счете, безумия. Любимые темы творчества Андреева (бездны человеческого существования на ...

Ключевые слова:

Леонид Андреев, писатели Серебряного века, экспрессионизм, критика на творчество Леонида Андреева, критика на произведения Леонида Андреева, анализ произведений Леонида Андреева, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 века

Сочинение

В 1904 году был написан рассказ «Красный смех» — остро эмоциональный отклик на русско-японскую войну. Это, по словам автора, «дерзостная попытка, сидя в Грузинах, дать психологию настоящей войны. Однако войны Андреев не знал и потому, несмотря на свою необычайную интуицию, не смог дать правильной психологии войны. Отсюда нервная возбужденность в рассказе, доходящая порой до истерического размышления о судьбе писател, отсюда и фрагментарность повествования. «Красный смех» — типичный образец экспрессионизма, к которому все больше тяготел Андреев.

В рассказе две части, состоящие из глав, названных обрывками. В I части дано описание ужасов войны, во II — безумие и ужас, охватившие тыл. Форма «обрывков из найденной рукописи» позволила автору естественно, без видимого нарушения логической последовательности (рукопись могла быть «найдена» в клочках) выдвигать на первый план одни лишь ужасы войны, охватившее людей безумие. Рассказ и открывается этими словами: «…безумие и ужас». И все в нем окрашено В красный цвет крови, ужаса, смерти.

Писатель изображает войну как абсолютную бессмысленность. На фронте сходят с ума оттого, что видят ужасы, в тылу-оттого, что думают о них. Если там убивают, думают герои рассказа, то это может прийти и сюда. Война входит в привычку. Герою Андреева легче привыкнуть к убийствам, чем согласиться, что это временно, преодолимо. Если участник русско-японской войны В. Вересаев говорил о спасительной привычке, которая не дает человеку одичать среди убийств, то для Андреева привычка к войне кошмарна и может принести лишь к сумасшествию.

Критика подчеркивала односторонность взгляда Андреева па войну, болезненный психологический надрыв в ее описании. «Красный смех»,- писал Вересаев,- произведение большого художника-неврастеника, больно и страстно переживавшего войну через газетные корреспонденции о ней» ‘. Но при всей односторонности и нагромождении кошмарных образов, снижающих гуманистический пафос произведения, рассказ сыграл определенную положительную роль. Написанный с позиций пацифизма, он осуждал всякую войну, но в тех условиях воспринимался как осуждение конкретной войны — русско-японской, и это совпало с отношением к ней всей демократической России.

Высоко оценил «Красный смех» Горький, считавший его «чрезвычайно важным, своевременным, сильным». Однако великий писатель упрекал Андреева в том, что фактам он противопоставил свое субъективное отношение к войне. Л. Андреев, возражая Горькому, подчеркивал, что он и стремился выразить прежде всего свое отношение и что темой рассказа явилась не война, а безумие и ужас войны. «Наконец, мое отношение — также факт, и весьма немаловажный»,- писал он2. В этом споре отражены не просто творческие, а мировоззренческие позиции обоих писателей: Горький говорил об объективном значении фактов, Андреев выступал в защиту субъективного отношения художника к фактам, которое, однако, легко приводило к утрате общественного критерия в оценке явлений, что у Андреева наблюдалось довольно часто.

Проблема значения литературы о войне (по тексту Ю.Бондарева)

... В произведениях о войне содержится глубокая истина о её бессмысленности и бесчеловечности, показаны чувства и ощущения людей, переживших эти страшные годы. Именно военная литература помогает сохранить живую память о предках, о событиях ...

Бесспорно, что в рассказе Андреева гипертрофированы ужасы. Однако это лишь особый прием изображения войны как явления противоестественного. Подобное изображение войны русская литература знала и до Андреева: «Севастопольские рассказы» Л. Толстого, рассказ В. Гаршина «Четыре дня», в котором также сделан акцент на ужасах войны, гибель человека показана с ужасающими натуралистическими подробностями и представлена как нечто бессмысленное. Вряд ли можно говорить о прямом воздействии этих писателей на Андреева, хотя бы потому, что у них была более четкой гуманистическая и социальная позиция. Однако «Красный смех» написан во многом в этой традиции, так же, как и — позже — «Война и мир» Маяковского («в гниющем вагоне на сорок человек четыре ноги»), военные рассказы украинского писателя С. Васильченко «На золотому лош», «Чорш маки», «Отруйна квитка» и особенно «святий гомш», в которых ощущается некоторая зависимость от андреевского экспрессионистского метода изображения войны.

«Я настоящий в своих произведениях» Леонид Андреев

Биография, безусловно, влияет на внутренний мир, мировоззрение и нравственные принципы любого автора. Но куда важнее раскрыть идеи и взгляды писателя через его творчество. Произведения расскажут больше, нежели любое, пусть и любопытное, скандальное пятно из жизни. Леонид Николаевич Андреев знал толк в человеческой психологии. Даже в самом маленьком рассказе можно обнаружить хитро сплетенную паутину, где нити — человеческие страсти.

Все произведения Андреева обладают огромной очистительной силой. Редкий автор может довести читателя до катарсиса. В творческом арсенале Леонида Николаевича совершенно точно найдется что-то, что затронет именно вас.

Главными героями в его произведениях, как правило, выступают обычные люди. Например, один из знаменитых рассказов «Баргамот и Гараська» посвящен идее высшего гуманизма. Рассказ о человечности и взаимовыручке. О том, как важно в каждом человеке видеть человека независимо от его пороков. Мы являемся пленники стереотипов, для нас пьяница — не человек вовсе, а «прореха на теле человеческом». Мы редко проявляем интерес к проблемам другого, живем по общему принципу разумного эгоизма и беспокоимся только «о своей рубашке». А Леонид Андреев с помощью этого текста пытается прокричать и донести одну из главных заповедей Бога: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Герои рассказа «Баргамот и Гараська» имели реальных прототипов. Автор использует и прием «говорящих фамилий». Фамилия городового Баргамотов характеризует его внешний облик, как и прозвище (бергамот — один из наиболее распространенных сортов груш в России).

Генезис этого произведения возник из предложения секретаря редакции М. Д. Новикова написать пасхальный рассказ для газеты «Курьер». «Баргамот и Гараська» растрогал и восхитил М. Горького, который сразу же после прочтения рассказа, написал В. С. Миролюбову, издателю «журнала для всех»:

«…вот вы бы поимели в виду этого Леонида! Хорошая у него душа, у черта! Я его, к сожалению, не знаю, а то бы тоже к вам направил»

Мастерски Андреев овладел приемом реалистов – детализацией.

«Маленькая, покосившаяся хибарка, в которой обитал Баргамот…и которая с трудом вмещала его грузное тело, трясясь от дряхлости и страха за свое существование, когда Баргамот ворочался»

9 стр., 4047 слов

Подготовка к сочинению – рассуждению по тексту Л. Андреева

... войны. (25)Я как будто забыл в этот момент, плескаясь в горячей воде, всё то, что я видел там. ( По Л.Н. Андрееву) 6. Подготовка к сочинению- рассуждению. Работа с текстом. ... «Кто сдавал ЕГЭ по русскому в прошлые годы, поделитесь шпаргалками к сочинению. Это работа творческая, ... о тексте .Общий анализ текста.Фронтальная работа Перед тем, как разбираться в прочитанном, напомните: Что такое текст?. Если ...

Особое внимание Андреев в своих произведения уделяет портретам. Они чаще всего имеют вид коротких набросков, отличающихся колкостью и меткостью. Так, например, очень ярко, с особой точностью, обрисован Гараська: «физиономия хранила на себе вещественные знаки вещественных отношений к алкоголю и кулаку ближнего»; «невыносимо дрожат эти заскорузлые пальцы с большими грязными ногтями».

Поэтический язык Леонида Николаевича неподражаем и имеет свои уникальные отличительные черты. Эпитет — нечастый гость в текстах автора, а вот сравнение является излюбленным приемом Андреева: «не человек, а язва»; «упал лицом на землю и завыл, как бабы воют по покойнике». Встречается и метафора: «В голове Гараськи блеснула соблазнительная мысль – навострить от Баргамота лыжи, но хоть голова его и прояснела от необыкновенного положения, зато лыжи находились в самом дурном состоянии».

Леонид Андреев удивительно легко может описать, как психологию взрослого запутавшегося человека, так и маленького ребенка. Ему запросто удается поставить себя на место маленького человека и описать весь вихрь его уже «недетских переживаний». У писателя есть несколько рассказов, написанных от лица ребенка.

«Анализ по рассказу Андреева «Красный смех»»

В 1904 году был написан рассказ «Красный смех» — остро эмоциональный отклик на русско-японскую войну. Это, по словам автора, «дерзостная попытка, сидя в Грузинах, дать психологию настоящей войны. Однако войны Андреев не знал и потому, несмотря на свою необычайную интуицию, не смог дать правильной психологии войны. Отсюда нервная возбужденность в рассказе, доходящая порой до истерического размышления о судьбе писател, отсюда и фрагментарность повествования. «Красный смех» — типичный образец экспрессионизма, к которому все больше тяготел Андреев.

В рассказе две части, состоящие из глав, названных обрывками. В I части дано описание ужасов войны, во II — безумие и ужас, охватившие тыл. Форма «обрывков из найденной рукописи» позволила автору естественно, без видимого нарушения логической последовательности (рукопись могла быть «найдена» в клочках) выдвигать на первый план одни лишь ужасы войны, охватившее людей безумие. Рассказ и открывается этими словами: «…безумие и ужас». И все в нем окрашено В красный цвет крови, ужаса, смерти.

Писатель изображает войну как абсолютную бессмысленность. На фронте сходят с ума оттого, что видят ужасы, в тылу—оттого, что думают о них. Если там убивают, думают герои рассказа, то это может прийти и сюда. Война входит в привычку. Герою Андреева легче привыкнуть к убийствам, чем согласиться, что это временно, преодолимо. Если участник русско-японской войны В. Вересаев говорил о спасительной привычке, которая не дает человеку одичать среди убийств, то для Андреева привычка к войне кошмарна и может принести лишь к сумасшествию.

Критика подчеркивала односторонность взгляда Андреева па войну, болезненный психологический надрыв в ее описании. «Красный смех»,— писал Вересаев,— произведение большого художника-неврастеника, больно и страстно переживавшего войну через газетные корреспонденции о ней» ‘. Но при всей односторонности и нагромождении кошмарных образов, снижающих гуманистический пафос произведения, рассказ сыграл определенную положительную роль. Написанный с позиций пацифизма, он осуждал всякую войну, но в тех условиях воспринимался как осуждение конкретной войны — русско-японской, и это совпало с отношением к ней всей демократической России.

По тексту: «Я сидел в ванне с горя­чей водой, а брат беспокойно ...

... к самому факту войны? Об этом размышляет писатель Л. Андреев. В центре внимания автора разговор двух братьев. Младший брат, несмотря на то, ... человеческую природу. К сожалению, проблема, поднятая автором, актуальна в наши дни. До сих пор вспыхивают вооружённые конфликты, которые ... виды и сына: как он ходит, как он смеется и шалит», — думает герой. Итак, автор считает, что война учит любить ...

Высоко оценил «Красный смех» Горький, считавший его «чрезвычайно важным, своевременным, сильным». Однако великий писатель упрекал Андреева в том, что фактам он противопоставил свое субъективное отношение к войне. Л. Андреев, возражая Горькому, подчеркивал, что он и стремился выразить прежде всего свое отношение и что темой рассказа явилась не война, а безумие и ужас войны. «Наконец, мое отношение — также факт, и весьма немаловажный»,— писал он2. В этом споре отражены не просто творческие, а мировоззренческие позиции обоих писателей: Горький говорил об объективном значении фактов, Андреев выступал в защиту субъективного отношения художника к фактам, которое, однако, легко приводило к утрате общественного критерия в оценке явлений, что у Андреева наблюдалось довольно часто.

Бесспорно, что в рассказе Андреева гипертрофированы ужасы. Однако это лишь особый прием изображения войны как явления противоестественного. Подобное изображение войны русская литература знала и до Андреева: «Севастопольские рассказы» Л. Толстого, рассказ В. Гаршина «Четыре дня», в котором также сделан акцент на ужасах войны, гибель человека показана с ужасающими натуралистическими подробностями и представлена как нечто бессмысленное. Вряд ли можно говорить о прямом воздействии этих писателей на Андреева, хотя бы потому, что у них была более четкой гуманистическая и социальная позиция. Однако «Красный смех» написан во многом в этой традиции, так же, как и — позже — «Война и мир» Маяковского («в гниющем вагоне на сорок человек четыре ноги»), военные рассказы украинского писателя С. Васильченко «На золотому лош», «Чорш маки», «Отруйна квитка» и особенно «святий гомш», в которых ощущается некоторая зависимость от андреевского экспрессионистского метода изображения войны.

Тема: Лингвистический анализ текста, План лингвистического анализа текста

(примерный)

1. Внимательно прочитайте текст. Вспомните, что вы знаете о его авторе и об особенностях манеры его письма, так как это может пригодиться при дальнейшем анализе текста. 2. К какому функциональному стилю речи принадлежит текст? Почему? Приведите примеры из текста в качестве доказательства.

3. Какого типа речи текст? Найдите в тексте черты, характерные для данного типа речи. 4. Определите тему текста. Озаглавьте текст. Если у текста есть заглавие, то объяснить его смысл… 5. Разделите текст на смысловые части, составьте для себя его план (лучше развернутый).

Выпишите из каждой части «главные» слова, которые будут заключать в себе смысл, то есть являться «смысловыми узлами». Они помогут подробно разобрать текст и вникнуть в его суть. 6. Определите, как и при помощи чего связаны, части текста? Обратите внимание на лексические и синтаксические средства связи (повторяющиеся слова, синтаксические параллели, резкое изменение синтаксических конструкций и интонаций; употребление местоимений и союзов как средств связи).

7. Как соотносится начало и конец текста? (можно обратить внимание на композицию, если она играет важную роль в раскрытии смысла текста).

«РОЛЬ малого фольклора в развитие речи детей раннего возраста»

... работы по развитию речи с различными видами деятельности детей; - специально созданной развивающей предметно-пространственной среды; Задачи исследования: 1.Охарактеризуйте особенности речевого развития дошкольников. 2. Определить роль фольклора в развитии речи детей ... представлять то, о чём идет речь в тексте. Впервые серьезное внимание на детский фольклор обратил известный педагог К.Д.Ушинский .В 60 ...

8. На каких приемах построен текст? (сопоставление, противопоставление: постепенное усиление чувства, постепенное развитие мысли; быстрая смена событий, динамичность; неторопливое созерцание и пр.).

Приведите примеры.

9. Понаблюдайте за лексикой текста (не забывая указывать примеры): — найдите в тексте контекстуальные синонимы или антонимы; найдите многозначные слова и слова, употребленные в переносном значении, объясните их назначение в тексте; — обратите внимание на стилевую принадлежность лексики, на употребление архаизмов, историзмов, неологизмов; на эмоционально – оценочные слова, на просторечные или наоборот, слова возвышенного;

• выделите фразеологизмы, определите их значение, цель их употребления в тексте;
• — обратите внимание на средства художественной выразительности, если они применяются автором (эпитеты, метафоры, сравнения, олицетворения, гиперболы, метонимии и т.д.) Определите, для чего автор использует их в тексте.

10. Понаблюдайте за фонетическими средствами, использованные автором (повторение определенных согласных звуков – аллитерация, или гласных — ассонанс) 11. Посмотрите на части речи и их количество, употребленное в тексте: деепричастий и глаголов для передачи действий или динамичного описания чего – то изменяющегося, движущегося; обилие прилагательных при описании предмета или пейзажа; употребление междометий и частиц – ограничительных, выделительных, усилительных, подчеркивающих неожиданность происходящего, передающих удивление, восхищение т.д.).

12. Понаблюдайте за синтаксисом текста (употребление предложений определенной структуры: коротких, лаконичных или пространственных, простых или сложных, назывных, полных и неполных, распространенных и нераспространенных, сложносочиненных и сложноподчиненных, употребление инверсий, восклицательных, вопросительных предложений, многоточия, перечислений, прямой речи, диалога и. т.д.)

13. Сформулируйте идею текста (что хотел сказать автор, зачем он создал этот текст).

Помните, что идеей можно назвать не только выражение определенной мысли, но и передачу какого – либо чувства, настроения, состояния.

14. Каково ваше впечатление от текста? Что нового вы узнали из текста?

ОБРАЗЕЦ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ТЕКСТА., Стихия и труд.

Япония – это страна, где природа и человек состязаются в неистовстве. Здесь постоянно даёт о себе знать необузданность стихийных сил. Но здесь же на каждом шагу видишь следы упорного труда – нечеловечески человеческого.

Природа здесь не только жестока, но и скупа. Пять шестых японской земли составляют крутые горные склоны. И лишь одна шестая остаётся человеку: тут и поля, возделанные, словно клумбы, и города, и заводы. Япония столь же гориста, как и Швейцария, но её равнинная часть заселена в пять раз плотнее. Порой кажется, что несметная рать гор захватила эту страну ля себя, оттеснив людей к побережью.

Потребовался поистине подвиг бесчисленных поколений земледельцев, чтобы превратить горные склоны в уступчатые террасы рисовых полей в чайные и тутовые плантации, чтобы, возделав каждый клочок земли, кормить сто с лишним миллионов человек, имея на всю страну лишь шесть миллионов гектаров пашни.

Даже воды внутренних заливов заштрихованы тёмными полосами, словно борозды вспаханных полей. Это плиты, к которым под водой привязаны корзины с жемчужными раковинами. Жемчуговодство олицетворяет собой способность японцев находчиво восполнять скупость недр своей страны.

Ведь жемчужина, выращенная человеком, как и крохотный телевизор, на который затрачено ничтожное количество сырья, олицетворяет собой ценности, созданные будто бы из ничего, – это овеществлённый труд и разум. (Из «Японских репортажей» журналиста Ю. Овчинникова.)

Примерный лингвистический анализ текста упр. 185.

1. Какого типа речи текст перед вами? (Рассуждение.)
2. Какова композиция текста (количество смысловых частей, микротемы этих частей)? (1 абзац – тезис «Япония – это страна, где природа и человек состязаются в неистовстве». Последующие микротемы – доказательства тезиса: микротема 2 абзаца – «Природа здесь не только жестока, но и скупа», 3 абзаца – «Потребовался поистине подвиг бесчисленных поколений земледельцев», 4 абзаца – «Жемчуговодство олицетворяет собой способность японцев … восполнять скупость недр …страны», 5 абзац содержит вывод-обобщение: создаваемые человеком будто бы из ничего ценности – это овеществлённый труд и разум человека.)
3. Каков характер связи предложений текста (цепная или параллельная)? (Цепная связь.)
4. С помощью каких средств осуществляется связь между предложениями в тексте (лексических и грамматических)? (В построении текста используется повтор наречия «здесь»: «Здесь постоянно даёт о себе знать необузданность стихийных сил. Но здесь же на каждом шагу видишь следы упорного труда – нечеловечески человеческого. Природа здесь не только жестока, но и скупа…». В качестве средств связи предложений текста используется и видовременная соотнесённость глаголов. В качестве средств цепной связи во 2 абзаце используются однокоренные слова: гориста – рать гор, в 4-ом используются слова жемчужными – жемчуговодство.)
5. К какому стилю речи относится текст (научный, публицистический, художественный, официально-деловой, разговорный)? (Стиль речи – публицистический, жанр текста – репортаж. Функция речи – информативная, популяризаторская: автор утверждает, что Япония – страна, где на каждом шагу видны следы упорного, нечеловеческого труда. Задача речи – убедить читателя в том, что создаваемые людьми ценности – это овеществлённый труд и разум их. Стилевые черты – эмоциональность, образность, оценочность, призывность (призыв выражен косвенно).

   Языковые средства выразительности характерны для публицистического стиля речи: использование фразеологизмов («даёт знать о себе», «видишь на каждом шагу»); анафора («здесь»); усилительные частицы («же», «даже»); метафоры («несметная рать гор захватила страну», «следы упорного труда»; в синтаксисе: используются предложения с однородными членами, которые связаны союзами «не только – но и», многосоюзие «и поля, и города, и заводы» и др.)

6. Какова тема текста? За счёт каких средств языка передаётся единство темы? (Япония – страна, где природа и человек состязаются в неистовстве. Единство темы передаётся за счёт следующих ключевых слов: Япония, страна, природа, человек, необузданность стихийных сил, упорный труд человека, природа жестока и скупа, скупость недр страны, несметная рать гор, подвиг поколений земледельцев, овеществлённый труд и разум.)
7. Какова идея текста (основная мысль)? (Труд человека, его разум способны обуздать жестокость природы, создать из будто бы ничего те ценности, которые будут служить людям.

Домашнее задание:

Внимательно прочитайте отрывок из рассказа Л.Андреева и сделайте лингвистический анализ текста, запишите его в тетрадь (обязательно с примерами из текста)

Л. Н. Андреев. Отрывок из рассказа «Красный смех».

(1) Я сидел в ванне с горячей водой, а брат беспокойно вертелся по маленькой комнате, хватая в руки мыло, простыню, близко поднося их к близоруким глазам и снова кладя обратно. (2) Потом стал лицом к стене и горячо продолжал:

– (3) Сам посуди. (4) Нас учили добру, уму, логике – давали сознание. (5) Главное – сознание. (6) Можно стать безжалостным, привыкнуть к слезам, но как возможно, познавши истину, отбросить ее? (7) С детства меня учили не мучить животных, быть жалостливым. (8) Тому же учили меня книги, какие я прочел, и мне мучительно жаль тех, кто страдает на вашей проклятой войне. (9) Но вот проходит время, и я начинаю привыкать ко всем страданиям, я чувствую, что и в обыденной жизни я менее чувствителен, менее отзывчив и отвечаю только на самые сильные возбуждения. (10) Но к самому факту войны я не могу привыкнуть, мой ум отказывается понять и объяснить то, что в основе своей безумно. (11) Миллионы людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны – что же это такое, ведь это сумасшествие?

(12) Брат обернулся и вопросительно уставился на меня своими близорукими глазами.

– (13) Я скажу тебе правду. – (14) Брат доверчиво положил холодную руку на мое плечо. – (15) Я не могу понять, что это такое происходит. (16) Я не могу понять, и это ужасно. (17) Если бы кто-нибудь мог объяснить мне, но никто не может. (18) Ты был на войне, ты видел – объясни мне.

• (19) Какой ты, брат, чудак! (20) Пусти-ка еще горячей водицы.

(21) Мне так хорошо было сидеть в ванне, как прежде, и слушать знакомый голос, не вдумываясь в слова, и видеть всё знакомое, простое, обыкновенное: медный, слегка позеленевший кран, стены со знакомым рисунком, принадлежности к фотографии, в порядке разложенные на полках. (22) Я снова буду заниматься фотографией, снимать простые и тихие виды и сына: как он ходит, как он смеется и шалит. (23) И снова буду писать – об умных книгах, о новых успехах человеческой мысли, о красоте и мире. (24) А то, что он сказал, было участью всех тех, кто в безумии своем становится близок безумию войны. (25) Я как будто забыл в этот момент, плескаясь в горячей воде, всё то, что я видел там.

• (26) Мне надо вылезать из ванны, – легкомысленно сказал я, и брат улыбнулся мне, как ребенку, как младшему, хотя я был на три года старше его, и задумался – как взрослый, как старик, у которого большие и тяжелые мысли.

(27) Брат позвал слугу, и вдвоем они вынули меня и одели. (28) Потом я пил душистый чай из моего стакана и думал, что жить можно и без ног, а потом меня отвезли в кабинет к моему столу, и я приготовился работать. (29) Моя радость была так велика, наслаждение так глубоко, что я не решался начать чтение и только перебирал книги, нежно лаская их рукою. (30) Как много во всем этом ума и чувства красоты!

Условие задачи: , Леонид Николаевич Андреев: Красный Смех

Леонид Николаевич Андреев (1871-1919) незаслуженно забытый писатель не мыслящий лнтературы русского рубежа столетий. Он был на тесной дружеской ноге с Горьким, который так сказал о нем:

«Талантлив как черт!»

Cвоими повестями он продолжал традиции чеховской прозы, а со своими драмами его можно причислить к вводяющим современных направлений. В свое время он был очень популярным, он принадлежал к самым читанным писателям. Его литературную оценку и дальнейшую судьбу сурово определило его отрицательное отношение к русской революции. Он не принял революцию, он иммигрировал в Финляндию, и там умер в 1919 году.

В его произведениях появляются индивидуальная свобода и проблема исторической необходимости и в реалистическом и в экспрессионистическом приближении. Его первые произведения говорят о людях, живующих в безвыходном положении, в бедноте, которая указывает на большую социальную незащищенность. С другой стороны в его творчестве можно найти ряд утопическо-романтических символов. Герои обычно мечтают о нравственном и моральном возрождении, но они присутствуют только как пассивные зрители. Уже в самых начальных произведениях чувствуется потрясение его веры в жизни, и в человеке, но именно в разуме. Потом он все более и более фокусируется на разрушении, управляемом звериным инстинктом. Леонид Андреев может положить выражение насилия позади времени и пространства, на философскую плоскость. Он резко критикует общественное устройство, которое лишает человека человечности, и который деградирует его лишь роботом, которому надо вечно работать. Человек – часть бессмысленного круговорота, в котором иррациальные силы не дают ходу зачатке разума и бытия.

Леонид Андреев — Красный смех

Леонид Андреев

Красный смех

Часть I

Отрывок первый

…безумие и ужас.

Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге – шли десять часов непрерывно, не останавливаясь, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который сплошными массами двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами. Стоял зной. Не знаю, сколько было градусов: сорок, пятьдесят или больше; знаю только, что он был непрерывен, безнадежно-ровен и глубок. Солнце было так огромно, так огненно и страшно, как будто земля приблизилась к нему и скоро сгорит в этом беспощадном огне. И не смотрели глаза. Маленький, сузившийся зрачок, маленький, как зернышко мака, тщетно искал тьмы под сенью закрытых век: солнце пронизывало тонкую оболочку и кровавым светом входило в измученный мозг. Но все-таки так было лучше, и я долго, быть может, несколько часов, шел с закрытыми глазами, слыша, как движется вокруг меня толпа: тяжелый и неровный топот ног, людских и лошадиных, скрежет железных колес, раздавливающих мелкий камень, чье-то тяжелое, надорванное дыхание и сухое чмяканье запекшимися губами. Но слов я не слыхал. Все молчали, как будто двигалась армия немых, и, когда кто-нибудь падал, он падал молча, и другие натыкались на его тело, падали, молча поднимались и, не оглядываясь, шли дальше – как будто эти немые были также глухи и слепы. Я сам несколько раз натыкался и падал, и тогда невольно открывал глаза, – и то, что я видел, казалось диким вымыслом, тяжелым бредом обезумевшей земли. Раскаленный воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды людей на завороте, орудия и лошади отделились от земли и беззвучно студенисто колыхались – точно не живые люди это шли, а армия бесплотных теней. Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскаленных штыков. А иссушающий, палящий жар проникал в самую глубину тела, в кости, в мозг, и чудилось порою, что на плечах покачивается не голова, а какой-то странный и необыкновенный шар, тяжелый и легкий, чужой и страшный.

И тогда – и тогда внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моем столике – на моем столике, у которого одна ножка короче двух других и под нее подложен свернутый кусочек бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы находятся жена моя и сын. Если бы я мог кричать, я закричал бы – так необыкновенен был этот простой и мирный образ, этот клочок голубых обоев и запыленный, нетронутый графин.

Знаю, что я остановился, подняв руки, но кто-то сзади толкнул меня; я быстро зашагал вперед, раздвигая толпу, куда-то торопясь, уже не чувствуя ни жара, ни усталости. И я долго шел так сквозь бесконечные молчаливые ряды, мимо красных, обожженных затылков, почти касаясь бессильно опущенных горячих штыков, когда мысль о том, что же я делаю, куда иду так торопливо, – остановила меня. Так же торопливо повернул в сторону, пробился на простор, перелез какой-то овраг и озабоченно сел на камень, как будто этот шершавый, горячий камень был целью всех моих стремлений.

И тут впервые я почувствовал это. Я ясно увидел, что эти люди, молчаливо шагающие в солнечном блеске, омертвевшие от усталости и зноя, качающиеся и падающие, что это безумные. Они не знают, куда они идут, они не знают, зачем это солнце, они ничего не знают. У них не голова на плечах, а странные и страшные шары. Вот один, как и я, торопливо пробирается сквозь ряды и падает; вот другой, третий. Вот поднялась над толпою голова лошади с красными безумными глазами и широко оскаленным ртом, только намекающим на какой-то страшный и необыкновенный крик, поднялась, упала, и в этом месте на минуту сгущается народ, приостанавливается, слышны хриплые, глухие голоса, короткий выстрел, и потом снова молчаливое, бесконечное движение. Уже час сижу я на этом камне, а мимо меня все идут, и все так же дрожит земля, и воздух, и дальние призрачные ряды. Меня снова пронизывает иссушающий зной, и я уже не помню того, что представилось мне на секунду, а мимо меня все идут, идут, и я не понимаю, кто это. Час тому назад я был один на этом камне, а теперь уже собралась вокруг меня кучка серых людей: одни лежат и неподвижны, быть может, умерли; другие сидят и остолбенело смотрят на проходящих, как и я. У одних есть ружья, и они похожи на солдат; другие раздеты почти догола, и кожа на теле так багрово-красна, что на нее не хочется смотреть. Недалеко от меня лежит кто-то голый спиной кверху. По тому, как равнодушно уперся он лицом в острый и горячий камень, по белизне ладони опрокинутой руки видно, что он мертв, но спина его красна, точно у живого, и только легкий желтоватый налет, как в копченом мясе, говорит о смерти. Мне хочется отодвинуться от него, но нет сил, и, покачиваясь, я смотрю на бесконечно идущие, призрачные покачивающиеся ряды. По состоянию моей головы я знаю, что и у меня сейчас будет солнечный удар, но жду этого спокойно, как во сне, где смерть является только этапом на пути чудесных и запутанных видений.

И я вижу, как из толпы выделяется солдат и решительно направляется в нашу сторону. На минуту он пропадает во рву, а когда вылезает оттуда и снова идет, шаги его нетверды, и что-то последнее чувствуется в его попытках собрать свое разбрасывающееся тело. Он идет так прямо на меня, что сквозь тяжелую дрему, охватившую мозг, я пугаюсь и спрашиваю:

• Чего тебе?

Он останавливается, как будто ждал только слова, и стоит огромный, бородатый, с разорванным воротом. Ружья у него нет, штаны держатся на одной пуговице, и сквозь прореху видно белое тело. Руки и ноги его разбросаны, и он, видимо, старается собрать их, но не может: сведет руки, и они тотчас распадутся.

• Ты что? Ты лучше сядь, – говорю я.

Но он стоит, безуспешно подбираясь, молчит и смотрит на меня. И я невольно поднимаюсь с камня и, шатаясь, смотрю в его глаза – и вижу в них бездну ужаса и безумия. У всех зрачки сужены – а у него расплылись они во весь глаз; какое море огня должен видеть он сквозь эти огромные черные окна! Быть может, мне показалось, быть может, в его взгляде была только смерть, – но нет, я не ошибаюсь: в этих черных, бездонных зрачках, обведенных узеньким оранжевым кружком, как у птиц, было больше, чем смерть, больше, чем ужас смерти.

• Уходи! – кричу я, отступая. – Уходи!

И как будто он ждал только слова – он падает на меня, сбивая меня с ног, все такой же огромный, разбросанный и безгласный. Я с содроганием освобождаю придавленные ноги, вскакиваю и хочу бежать – куда-то в сторону от людей, в солнечную, безлюдную, дрожащую даль, когда слева, на вершине, бухает выстрел и за ним немедленно, как эхо, два других. Где-то над головою, с радостным, многоголосым визгом, криком и воем проносится граната.

Нас обошли!

Нет уже более смертоносной жары, ни этого страха, ни усталости. Мысли мои ясны, представления отчетливы и резки; когда, запыхавшись, я подбегаю к выстраивающимся рядам, я вижу просветлевшие, как будто радостные лица, слышу хриплые, но громкие голоса, приказания, шутки. Солнце точно взобралось выше, чтобы не мешать, потускнело, притихло – и снова с радостным визгом, как ведьма, резнула воздух граната.

Я подошел.

Отрывок второй

…почти все лошади и прислуга. На восьмой батарее так же. На нашей, двенадцатой, к концу третьего дня осталось только три орудия – остальные подбиты, – шесть человек прислуги и один офицер я. Уже двадцать часов мы не спали и ничего не ели, трое суток сатанинский грохот и визг окутывал нас тучей безумия, отделял нас от земли, от неба, от своих, – и мы, живые, бродили – как лунатики. Мертвые, те лежали спокойно, а мы двигались, делали свое дело, говорили и даже смеялись, и были – как лунатики. Движения наши были уверенны и быстры, приказания ясны, исполнение точно – но если бы внезапно спросить каждого, кто он, он едва ли бы нашел ответ в затемненном мозгу. Как во сне, все лица казались давно знакомыми, и все, что происходило, казалось также давно знакомым, понятным, уже бывшим когда-то; а когда я начинал пристально вглядываться в какое-нибудь лицо или в орудие или слушал грохот – все поражало меня своей новизною и бесконечной загадочностью. Ночь наступала незаметно, и не успевали мы увидеть ее и изумиться, откуда она взялась, как уже снова горело над нами солнце. И только от приходивших на батарею мы узнавали, что бой вступает в третьи сутки, и тотчас же забывали об этом: нам чудилось, что это идет все один бесконечный, безначальный день, то темный, то яркий, но одинаково непонятный, одинаково слепой. И никто из нас не боялся смерти, так как никто не понимал, что такое смерть.

На третью или на четвертую ночь, я не помню, на одну минуту я прилег за бруствером, и, как только закрыл глаза, в них вступил тот же знакомый и необыкновенный образ: клочок голубых обоев и нетронутый запыленный графин на моем столике. А в соседней комнате, – и я их не вижу – находятся будто бы жена моя сын. Но только теперь на столе горела лампа с зеленым колпаком, значит, был вечер или ночь. Образ остановился неподвижно, и я долго и очень спокойно, очень внимательно рассматривал, как играет огонь в хрустале графина, разглядывал обои и думал, почему не спит сын: уже ночь, и ему пора спать. Потом опять разглядывал обои, все эти завитки, серебристые цветы, какие-то решетки и трубы, – я никогда не думал, что так хорошо знаю свою комнату. Иногда я открывал глаза и видел черное небо с какими-то красивыми огнистыми полосами, и снова закрывал их, и снова разглядывал обои, блестящий графин, и думал, почему не спит сын: уже ночь, и ему надо спать. Раз недалеко от меня разорвалась граната, колыхнув чем-то мои ноги, и кто-то крикнул громко, громче самого взрыва, и я подумал: «Кто-то убит!» – но не поднялся и не оторвал глаз от голубеньких обоев и графина.

Интересные факты

• Распространено заблуждение, что Лев Николаевич Толстой отреагировал на «Красный смех» афористичной фразой: «Он меня пугает, а мне не страшно». Однако подтверждения до сих пор нет. Есть версия, что это исключительно газетный заголовок, посвященный отзыву Льва Толстого на рассказ Леонида Андреева «Бездна». «Красный смех» Лев Толстой считал полезным к чтению.
• Александр Блок и Андрей Белый были восхищены рассказом, а Валерий Брюсов и В. Вересаев, напротив, дали негативную оценку.
• Иллюстрациями к произведению должны были стать «Ужасы войны» Ф. Гойи.
• Первоначальное название рассказа — «Война».
• Максимилиан Волошин сравнивал произведение с картиной Ильи Ефимовича Репина «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года», и в своей небольшой брошюрке «О Репине» так отозвался о рассказе и авторе: «Оба они крови этой сами не видели: Репин не был очевидцем 1-го марта, а Леонид Андреев не принимал участия в Русско-японской войне. И тот и другой прочли о пролитой крови в газетах и были естественно и глубоко потрясены, как вообще бывают потрясены обыватели, привыкшие соединять идеи культуры и безопасности…».
• Егор Летов неоднократно обращался к повести Леонида Андреева «Красный смех» и с группой «Гражданская оборона» перепел (альбом Инструкция по выживанию) одноимённую песню группы «Инструкция по выживанию».

sources

Сюжет

Рассказ представлен в виде отрывков из некой найденной рукописи. В первой части повествование ведется от лица безымянного рассказчика, офицера от артиллерии. Постепенно погружаясь в пучину безумия, он описывает происходящие на войне события, полностью противоречащие здравому смыслу. Во время одного из боев, в котором две части одной армии, ослепленные непонятной яростью, расстреляли друг друга, герою отрывает обе ноги и его комиссуют домой.

Вернувшись, он пытается возобновить нормальную жизнь, но в один день, сидя у себя в кабинете, он сходит с ума, начиная не останавливаясь, вдохновленно писать о «цветах и песнях»….

Повествование начинается от лица брата рассказчика, от которого становится известно, что герой впоследствии скончался. Его трудов, которым он посвящал все свое время, просто не было — он царапал пером на листах, думая что пишет гениальное произведение. Сам брат рассказчика также не считает себя нормальным. Убежденный в том, что он «должен сойти с ума», он рассказывает о том, что происходит в городе.