* Данная работа не является научным трудом, не является выпускной квалификационной работой и представляет собой результат обработки, структурирования и форматирования собранной информации, предназначенной для использования в качестве источника материала при самостоятельной подготовки учебных работ.
РЕФЕРАТ
Чернышевский. Н. Г.
Чернышевский, Николай Гаврилович (12(24).VII.1828, Саратов — 17(29).Х.1889, там же) — экономист, философ, публицист, литературный критик, прозаик. Революционный демократ. Родился в семье священника. До 12 лет воспитывался и учился дома, под руководством отца, отличавшегося многосторонней образованностью, и в тесном общении с родственной семьей Пыпиных (двоюродный брат Чернышевского — А. Н. Пыпин — стал известным историком литературы).
По собственному признанию, «сделался библиофагом, пожирателем книг очень рано…» (Поли. собр. соч. — Т. 1.- С. 632; далее указываются том и страница).
В 1812-1845 гг. Ч. учился в Саратовской семинарии, где ему прочили блестящую духовную карьеру (сочинения Ч. хранились в семинарской библиотеке).
Изучал многие языки, в т. ч. восточные (под наблюдением профессора Г. С. Саблукова написал «Обзор топографических названий в Саратовской губернии татарского происхождения»).
Однако духовное поприще не влекло Ч., и, не закончив семинарию, он поступил в 1846 г. на отделение общей словесности философского факультета Петербургского университета, где занимался славянской филологией у профессора И. И. Срезневского (составил «Опыт словаря из Ипатьевской летописи»); теорией словесности — у профессора А. В. Никитенко (написал диссертацию «О «Бригадире» Фонвизина»); всеобщей историей; физикой (долго работал над проектом вечного двигателя) и др. Но академические занятия составляли лишь часть интересов Ч., все более склонявшихся в сторону политики (он пристально следил за революционными событиями в Западной Европе 1848 — 1849 гг.), философских и экономических учений (А. Сен-Симон, Ш. Фурье, Л. Фейербах и др.) После ареста петрашевцев в 1849 г. он отметил в дневнике, что «сам никогда бы не усомнился бы вмешаться в. их общество и со временем, конечно вмешался бы» (1, 274).
В круг друзей Ч. входила М. Л. Михайлов, петрашевец А. В. Ханыков, И. И. Введенский (педагог и переводчик, на вечерах у которого собиралась радикально .настроенная молодежь).
«Учись у них — у дуба, у берёзы…», анализ стихотворения Фета, ...
... природе, стараясь тем самым прививать любовь и читателя. «Учись у них — у дуба, у березы…» анализ стихотворения Фета, сочинение Афанасий Фет написал стихотворение «Учись у них — у дуба, у березы…» в ... – лучший учитель и наставник человека Анализ стихотворения Учись у дуба у березы Фета Произведение «Учись у них – у дуба, у березы» Афанасий Фет написал в начале 80-х годов. ...
За годы учебы в университете (1846-1850) были выработаны основы мировоззрения. Сложившееся в 1850 г. убеждение в необходимости революции в России сочеталось с трезвостью исторического мышления: «Вот мой образ мысли о России: неодолимое ожидание близкой революции и жажда ее, хоть я и знаю что долго, может быть, весьма долго, из этого ничего не выйдет хорошего, что, может быть, надолго только увеличатся угнетения и т. д. — что нужды? <…> мирное, тихое развитие невозможно». С 1850 г. в дневнике появляются записи свидетельствующие об атеизме. Форму борьбы за улучшение человеческой жизни видел Ч. и в художественной литературе, особенно высоко ценя Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Жорж Санд, Ч. Диккенса Он пробовал свои силы в прозе (рассказ о Лили и Гете, повесть о Жозефине, «Теория и практика» «Отрезанный ломоть»).
Выйдя из университета кандидатом, Ч., после кратковременной работы репетитором во 2-м кадетском корпусе в Петербурге, служил старшим учителем словесности Саратовской гимназии (1851-1853), где говорим в классе «такие вещи, которые пахнут каторгой!* (1,418).
К этому периоду относится его сближение с сосланным в Саратов историком Н. И. Костомаровым (их объединяло признание огромной роли народа в истории, хотя Костомаров был далек от революционных выводов).
В апреле 1853 г. Ч. женился на Ольге Сократовне Васильевой, дочери саратовского врача, предупредив ее о грозящей ему, вследствие его образа мыслей, опасности: «…у нас будет скоро бунт а если он будет, я буду непременно участвовать в нем» (1. 418).
Чувства Ч. к невесте, его мысли о семейной жизни запечатлены в «Дневнике моих отношений с той, которая теперь составляет мое счастье. Впоследствии Ч. посвятил жене романы «Что делать?» и «Пролог». Вернувшись в мае 1863 г. в Петербург, Ч. преподавал во Втором кадетском корпусе, одновременно готовясь к экзаменам на степень магистра и работая над диссертацией «Эстетические отношения искусства к действительности». Диспут по представленной еще осенью 1853 г. профессору Никитенко диссертации состоялся 10 мая 1855 г. и явился манифестацией материалистических иней в эстетике, вызвав раздражение университетского начальства. Диссертация была официально утверждена лишь в январе 1859 г. Параллельно шла журнальная работа, начатая летом 1853 г. рецензиями в журнале «Отечественные записки», издаваемом А; А. Краевским. Решающее значение для всей дальнейшей судьбы Ч. имело его знакомство осенью 1853 г. с Н. А. Некрасовым и окончательный выбор — весной 1855 г. — между «Современником» и «Отечественными записками» в пользу некрасовского журнала. С того времени Ч., вышедший в отставку, занимался почти исключительно журнальной работой для «Современника» (в 1858 г. редактировал и «Военный сборник»).
Сотрудничество Ч. в «Современнике» (1854- 862), где его роль быстро стала ведущей (Некрасов в августе 1856 г., уезжая почти на год 1*а’ границу, передал редакторские полномочия 1.), пришлось на период общественного подъема. (вязанного с подготовкой крестьянской реформы. * революционной ситуации (1859-1861).
Под руководством Ч. и Некрасова, а с 1857 г. и Добролюбова определилось революционно-демократическое направление журнала. Изменялся состав сотрудников: постепенно уходили критики и писатели либерально-дворянской ориентации А. В. Дружинин, В. П. Боткин, П. В. Анненков, Н. Толстой, А. Н. Майков, А. А. Фет, И. С. Тургенев, Д. В. Григорович и др.), уступая место иномышленникам его руководителей (М. Л. Михайлову, Н. В. Шелгунову, М. А. Антоновичу, Г. 3. Елисееву и др.), по преимуществу из разночинцев. В тематике статей журнала возрастала роль политических, экономических вопросов: с июня 1858г. появляется особая рубрика «Устройство быта помещичьих крестьян», в 1859 г. журнал становится «литературным и политическим». направление и тактику «Современника» не полностью принимали издававшие в Лондоне газету «Колокол» Герцен и Н. П. Огарев, питавшие в период подготовки крестьянской реформы определенные иллюзии относительно политики Александра II. В июне 1859 г. Ч. ездил в Лондон объясняться с Герценом по поводу его статьи «Very dangeruos!!» в «Колоколе» (№ 44), содержащей резкие выпады в адрес «Современника» в связи с ироническим освещением в журнале «обличительной» литературы (материалы сатирического отдела «Свисток», статья «Литературные мелочи прошлого года» Н. А. Добролюбова).
Репортаж в современной журналистике на материалах журнала «Русский ...
... страницах современных репортерских журналов. Задачи: Дать определение понятию «Репортаж», «Виды репортажа»; Проанализировать современное состояние журналистики и выяснить, какое место в ней занимает, как происходит трансформация жанра репортажа; Проанализировать материалы из журнала «Русский Репортер» ...
Следствием поездки было примирительное выступление Герцена в «Колоколе» (№ 49), однако полностью разногласия искоренены не были; надежды Герцена на правительство окончательно будут убиты лишь пореформенной реакцией.
С 1854 г. Ч. вел в «Современнике» отдел критики и библиографии. В конце 1857 г. он передал его Добролюбову. Встреча и многочасовая беседа Ч. с Добролюбовым в апреле 1856 г. завершилась приглашением Добролюбова в постоянные сотрудники «Современника» и положила начало дружбе, очень много значившей для обоих. Ч. полностью полагался на Добролюбова как соредактора, заботился о его бытовых, денежных делах. Он очень тяжело пережил его раннюю смерть в ноябре 1861 г. «Я тоже полезный человек, но лучше бы я умер, чем он… Лучшего своего защитника потерял в нем русский народ писал Ч. о Добролюбове. Ч. собрал и уже в 1862 г. частично опубликовал «Материалы к биографии Н. А. Добролюбова», подготовил первое собрание его сочинений (Добролюбов Н. А. Соч.: В 4 т. -Пб., 1862).
С приходом Добролюбова в «Современник» Ч. сосредоточился преимущественно на политической (в 1859-1862 гг. он вел ежемесячные политические обозрения), экономической, философской темах. В серии статей, посвященных классовой борьбе во Франции с ее революционными кульминациями 1830 и 1848 г.: «Кавеньяк» (Современник 1859.-№ 1, 3); «Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле Х» (1858.- № 8, 9); «Франция при Людовике Наполеоне» (не пропущено цензурой, 1859); «Июльская монархия» (1860) и др., Ч., широко привлекая материалы западных историков (Ф. Гизо, Л. Блана и др.), интерпретировал события в свете интересов «работников». Он подчеркивал бесплодность борьбы за политические преобразования, если они не приводят к улучшению материальных условий рабочих, лицемерие либералов («умеренных республиканцев»), в решительные моменты предающих интересы народа. Считая общественный строй Западной Европы выше русских феодально-крепостнических порядков, Ч. в то же время отмечал формальный характер свободы западного «работника» — «на факте — раба нищеты». Он подверг критике развиваемый многими буржуазными экономистами принцип невмешательства государства в частное предпринимательство, свободной конкуренции: «Тюрго» (1858.-№ 9), «Экономическая деятельность и законодательство» (1859.-№ 2).
Творчество Владимира Маяковского в контексте ранней советской ...
... экономический, но и политический характер, и реклама занимала первостепенное место. «Мы знаем прекрасно силу агитации, -- писал В. Маяковский в ... Владимира Маяковского, а также отдельные статьи поэта и его современников, посвященные «Окнам РОСТА», агитации и рекламе. Цель ... были быть поняты рабочими и крестьянами. В условиях отсутствия телевидения и несовершенства радиовещания наиболее эффективным ...
В противовес «теории капиталистов» (оправдывающей получение прибыли, в т. ч. земельной ренты, собственниками, не участвующими в производительном труде) Ч. развивает, опираясь на некоторые положения классиков английской политической экономии (А. Смита, Д. Рикардо), «теорию трудящихся», согласие которой необходимо «полное соединение качеств собственника и работника в одном и том же лице». При этом Ч., вслед за Фурье. Р. Оуэном, подчеркивает преимущества крупного производства, объединения работников — «товарищества» — как формы, наилучшим образом удовлетворяющей потребностям личности; в апелляции к потребностям и ограничении их «разумными» проявлялся антропологизм, просветительский рационализм Ч. («Капитал и труд», 1860.-№ 1).
Наиболее полно свои экономические воззрения Ч. изложил в примечаниях и переведенным им «Основаниям политической Экономии» Дж. — Ст. Милля (1860.-№ 2-4, 6- 8, 11) и в «Очерках из политической экономии (по Миллю)» (1861.-№ 6-10. 12).
Он вскрыл тщетность усилий Милля сочетать интересы капиталистов и рабочих, несостоятельность учения Т. Мальтуса о превосходящем возможности производства росте народонаселения, обосновал проект социалистического общественного устройства. К. Маркс писал в послесловии ко второму изданию «Капитала» о книге Милля: «Это — банкротство «буржуазной» политической экономии, что мастерски показал уже в своих «Очерках политической экономии (по Миллю)» великий русский ученый и критик Я. Чернышевский». (К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве — Т. 1.- С. 524).
Применяя разрабатываемую экономическую теорию к специфическим условиям России, Ч. подчеркивал важность сохранения — после отмены крепостного права — крестьянской общины как естественной основы «товариществ», считал возможным благодаря общине избежать для России мучительной капиталистической ступени развития. («Критика философских предубеждений против общинного владения». 1858 — № 12; «Экономическая деятельность и законодательство». 1859 — №2; «Суеверие и права логики», 1859 — №10).
Такой взгляд, характеризующий Ч. как крестьянского, утопического социалиста, отличался в то же время от славянофильского преклонения перед общиной (для Ч. она признак отсталости страны), от антитезы молодой России и старого Запада: «Запад, далеко опередивший нас, далеко еще не исчерпал своих сил…» (7, 618).
Убежденность в прогрессе, несмотря на драматизм многих эпох — источник исторического оптимизма Ч. («Апология сумасшедшего»; не пропущена цензурой, 18611 «О причинах падения Рима». 1861.-№ 5).
Наиболее системное выражение взгляды Ч. на природу, общество, человека получили в его главной философской работе «Антропологический принцип в философии» (1860.—№ 4-5).
Контрольная работа №3 по роману А. С. Пушкина «Дубровский» ( ...
... месте персонажа романа. «Как Дубровский стал разбойником» — сочинение 6 класс Вариант 1 Недавно на уроках литературы мы познакомились с произведением Пушкина под названием “Дубровский”. Владимир Дубровский — центральный ... решает не оставлять родное гнездо на поругание обидчику, приказав крестьянам сжечь поместье. Крепостные Дубровского, не желая идти под пяту Троекурова, самовольно закрывают двери ...
Творчески развивая антропологическую теорию Фейербаха, Ч. вносит в нее классовые мотивы, тем самым преодолевая антропологизм и устанавливая иерархию «эгоизмов»: «…общечеловеческий интерес стоит выше выгод отдельной нации, общий интерес целой нации стоит выше выгоды отдельного сословия, интерес многочисленного сословия выше выгод малочисленного» (7, 286)., В целом статьи Ч. своей неизменно сильной стороной имеют защиту интересов самого «многочисленного сословия» — русских крестьян, французских рабочих, «простолюдинов». Он «был также революционным демократом, он умел влиять на все политические события его эпохи в революционном духе, проводя через препоны и рогатки цензуры идею крестьянской революции, идею борьбы масс за; свержение всех старых властей. «Крестьянскую реформу» 61-го года, которую либералы сначала подкрашивали, а потом даже прославляли, он назвал мерзостью, ибо он ясно видел ее крепостнический характер, ясно видел, что крестьян обдирают гг. либеральные освободители, как липку»
Отношение Ч. к правительственной кампании по крестьянскому вопросу менялось по мере того, как прояснялась суть реформы. Начиная с 1857 г. Ч. регулярно освещал экономические и политические аспекты темы, доказывая необходимость освобождения крестьян с землей, без выкупа или с минимальным выкупом, сохранения общины, установления крестьянского местного самоуправления и др. («О новых условиях сельского быта»., 1858.-№ 2-4; полемика с противниками крестьянской общины, выступавшими в «Экономическом указателе» И. В. Вернадского; ведение с июня 1857 г. рубрики «Устройство быта помещичьих крестьян» и др.).
Убедившись же в грабительском характере готовящейся реформы, Ч. бойкотирует предреформенный ажиотаж; по обнародовании манифеста 19 февраля 1861 г. «Современник» прямо не отозвался на него. В «Письмах без адреса», написанных после реформы и адресованных фактически Александру II (опубл. , за границей в 1874 г.), Ч. обвинил самодержавно -бюрократический режим в ограблении крестьян, имеющем одно положительное следствие — рост политического самосознания народа: «Когда люди дойдут до мысли «ни от кого другого не могу я ждать пользы для своих дел», они непременно и скоро сделают вывод, что им самим надобно взяться за ведение своих дел». Рассчитывая на крестьянскую революцию, круг «Современника» во главе с Ч. в 1861 г. прибегал к нелегальным формам борьбы. Ч. написал революционную прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Вместе с воззванием «К молодому поколению» Шелгунова (при возможном участии Михайлова), «Русским солдатам от их доброжелателей поклон и «Русским солдатам» Шелгунова прокламация Ч. была осуществлением плана обращения к различным слоям населения. По воспоминаниям членов «Земли и воли» (А. А. Слепцова, Л. Ф. Пантелеева), Ч. был причастен к этой подпольной организации, созданной с целью руководства крестьянским восстанием, ожидаемым к весне 1863 г. (по окончании «временно-обязанного состояния крестьян», т. е. их работы на помещиков).
Декоративно-прикладное искусство в работе с детьми старшего дошкольного возраста
... на ранних стадиях формирования личности. Из всего вышесказанного следует, что тема данной курсовой актуальна в нашем времени, и поэтому мы выбрали именно ее. Тема: Декоративно-прикладное искусство в работе ... и морских божеств. Несмотря на идеологическое угасание язычества, крестьяне продолжали отмечать обрядовые ... садам. Сказочные, летящие, как птицы, кони, волшебные цветы и сцены из обычной жизни ...
В обстановке растущей пореформенной реакции (расстрел крестьян в с. Бездна Казанской губ., репрессии против студентов и закрытие Петербургского университета, арест Михайлова, В. А. Обручева и др.) внимание III отделения все более привлекает деятельность Ч. С осени 1861 г. за ним была установлена полицейская слежка (использовались и такие средства, как подкуп прислуги).
Но Ч. был умелым конспиратором, в его бумагах не находили ничего подозрительного. В июне 1862 г. было запрещено на восемь месяцев издание «Современника» и «Русского слова».
7 июля 1862 г. Ч. был арестован у себя на квартире (жена с двумя сыновьями гостила в Саратове).
Поводом для ареста послужило перехваченное на границе письмо Герцена и Огарева к Н. А. Серно-Соловьевичу, в котором предлагалось издавать «Современник» в Лондоне или в Женеве. В тот же день Ч. стал узником Алексеевского равелина Петропавловской крепости, где пробыл до вынесения приговора — гражданской казни, состоявшейся 19 мая 1864 г. на Мытнинской прощали. Он был лишен всех прав состояния и присужден к 14 годам каторжной работы в рудниках, с последующим поселением в Сибири; Александр II сократил срок каторги до 7 лет. Судебный процесс по делу Ч. тянулся очень долго из-за отсутствия прямых улик; роковую роль в нем, как и в делах Михайлова и арестованного позднее Шелгунова, сыграли написанные Вс. Д. Костомаровым (участвовавшим в напечатании прокламаций) фальшивые бумаги. В вину Ч. вменялись, помимо написания «Барским крестьянам…», также его подцензурные статьи в «Современнике»; Ч. и его друзья тщетно боролись с полным отсутствием законности.
В крепости Ч. обратился к художественному творчеству. Здесь, с 14 декабря 1862 г. по 4 апреля 1863 г., был написан роман «Что делать? Из рассказов о новых людях». За ним последовали оставшиеся незаконченными повесть «Алферьев» (1863) и роман «Повести в повести» (1863), «Мелкие рассказы» (1864).
Увидел свет — по недосмотру цензуры — лишь роман «Что делать?» (Современник. — 1863.-ЛГо 3-5).
20 мая 1864 г. Ч. под конвоем отправили в Е Сибирь, где он находился сначала на руднике Кадае Нерчинского округа (месте каторги и скорой смерти Михайлова), а с сентября 1865 г. — в тюрьме Александровского завода. По официальному разрешению в Кадаю в августе 1865 г. приезжала на несколько дней О. С. Чернышевская с сыном Михаилом. Круг общения Ч. на каторге составляли политические заключенные (С. Г. Стахевич. П. Ф. Николаев и др.), впоследствии вспоминавшие о читках Ч. не дошедших до нас художественных произведений, в особенности сожалевшие о пропаже отосланного в Петербург Пыпину романа «Старина», вобравшего в себя обширный автобиографический материал. Его продолжением был «Пролог. Роман из начала шестидесятых годов» (написан в 1867- 1870 гг.; первая часть — «Пролог пролога» — опубл. в Лондоне в 1877 г.; в России роман был издан полностью в 1906 г.).
Сохранились также пьесы «Драма без развязки», «Мастерица — варить кашу», повесть «История одной девушки», рассказы «Кормило кормчему», «Знамение на кровле» и др.; почти все они были задуманы как части неосуществленных полностью больших циклов.
Искусство в повести Гоголя “Портрет”
... него он теряет цель в жизни. Данная статья поможет написать сочинение на тему «Искусство в повести Гоголя «Портрет», описать роль искусства и его предназначение в жизни главного героя. Полезные ссылки ... Но когда его мечта сбывается, все оказывается не совсем так, как предполагал художник. Истинное искусство ускользает от него навеки. Выбор идеалов Получив от судьбы внушительную сумму, ...
Каторга, срок которой истек в 1871 г., оказалась преддверием к худшему испытанию — поселению в Якутии, в городе (а в сущности в глухом поселке, где тюрьма была лучшим зданием) Вилюйске, отличавшемся губительным климатом. Здесь Ч. был единственным ссыльным и мог общаться только с жандармами и местным якутским населением; переписка была затруднена, а часто специально задерживалась. Все же Ч. узнал в 1877 г. о смертельной болезни Некрасова и успел передать ему — в письме к Пыпину — слова любви и прощания (15, 86-88).
Т. к. бумаги Ч. отбирались при обысках, он писал и сам уничтожал написанное (из созданного в Вилюйске сохранились две части романа «Отблески сияния»).
Только в 1883 г., при Александре III, под давлением требований «Народной воли» Ч. было разрешено переселиться в Астрахань. Резкая перемена климата очень повредила его здоровью.
Годы крепости, каторги и ссылки (1862-1883) не привели к забвению имени и сочинений Ч.- его слава мыслителя и революционера росла, вдохновляя на смелые планы его освобождения (ему пытались устроить побег Г. А. Лопатин в 1871 г., И. Н. Мышкин в 1875 г., оба были арестованы; были и другие попытки).
Сам Ч. никогда не просил о смягчении своей участи, в частности, летом 1875 г. отказался от подачи прошения, к которому его пытались склонить власти. «А что касается лично до меня, — писал он жене в 1871 г., — я сам не умею разобрать, согласился ли б я вычеркнуть из моей судьбы этот переворот, который повергнул тебя на целые десять лет в огорчения и лишения. За тебя я жалею, что было так. За себя самого совершенно доволен. А думая о других, — об этих десятках миллионов нищих, я радуюсь тому, что без моей воли и заслуги придано больше прежнего силы и авторитетности моему голосу, который зазвучит же когда-нибудь в защиту их» (14, 504).
По приезде в Астрахань Ч. надеялся вернуться к активной литературной деятельности, однако публикации его работ, хотя и под псевдонимом, были затруднительны. Основным источником заработка, в котором крайне нуждалась семья Ч., стали переводы, тяготившие Ч. тем более, что его глубоко не удовлетворяли субъективно — идеалистические воззрения авторов переводимых книг («Энергия в природе» В. Карпентера, многотомная «Всеобщая история» Г. Вебера и др.).
Используя приемы работы с Миллем, Ч. снабжал переводы вступительными статьями, послесловиями, нередко выбрасываемыми при издании. Все же Ч. удалась опубликовать некоторые собственные философские работы: «Характер человеческого знания» (Русские ведомости 1885.- М. 63-64, под псевдонимом Андреев), «Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь» (Русская мысль. — 1886. — ЛГ 9, за подписью Старый трансформист).
Вместе с написанным в 1888 г. предисловием к предполагаемому 3-му изданию «Эстетических отношений…» (состоявшемуся лишь в 1906 г.) эти работы Ч. заключают в себе резкую критику неокантианства, агностицизма («иллюзионизма»), характерного для многих философов и естественников тех лет. Из художественных сочинений Ч. опубликовал «Гимн Деве неба» (Русская мысль. — 1885.- № 7, под псевдонимом Андреев).
Роль Н.В. Гоголя в русской литературе XIX века
... искусство. Влияние Гоголя на русскую литературу было огромно. Не только все молодые таланты бросились на указанный им путь, но и ... писателя. Как и Пушкин Белинский поддержал Гоголя. Он не только приветствовал появление нового таланта, но и определил его ... литературы. Значение Гоголя для русской литературы было огромно. С появлением Гоголя литература обратилась к русской жизни, к русскому ...
Писал повесть «Вечера у княгини Старобельской». Получив спасенные Антоновичем после ареста Ч. «Материалы к биографии Н. А. Добролюбова», готовил их к изданию и успел опубликовать первый раздел (Русская мысль. — 1889.- № 1-2).
Первый том вышел в 1890 г., после смерти Ч.
При всей интенсивности работы Ч. самые дорогие для него замыслы — в частности, создание давно задуманных популярных энциклопедий по разным отраслям знаний — осуществить не удалось. В июне 1889 г. .Ч. получил разрешение вернуться на родину, в Саратов. Он строил большие планы несмотря на резко ухудшавшееся здоровье. Умер от кровоизлияния в мозг, похоронен на Воскресенском кладбище в Саратове.
В разностороннем наследии Ч. важное место занимают работы по эстетике, литературная критика, художественное творчество. Во всех этих областях он выступил новатором, возбуждающим по сей день споры; к Ч. применимы его собственные слова о Гоголе как писателе из числа тех, «любовь к которым требует одинакового с ним настроения души, потому что их деятельность» есть служение определенному направлению нравственных стремлений» (3, 21).
Эстетическая теория Ч., изложенная в его диссертации «Эстетические, отношения искусства к действительности» (Спб. , 1855).
а также в авторецензии (Современник. — 1855.- № 6) и ряде работ 1854 г. (из них в особенности важна статья «О поэзии. Сочинение Аристотеля» // Отечественные записки. — 1854.- № 9).
знаменовала перелом в истории эстетики, разрыв с ее, идеалистической традицией. Концепции искусства как создания идеала в эстетике Г. В. Ф. Гегеля (и его популяризатора Ф. Фишера, часто цитируемого в диссертации) Ч. противопоставил материалистическую формулу прекрасного: «прекрасное есть жизнь», «прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям; прекрасен тот предмет, который выказывает в себе жизнь или напоминает нам о жизни…» (2, 10).
Объективным критерием прекрасного выступает у Ч. превосходство предмета над другими в данном роде (при существенной оговорке, что не все роды прекрасны).
В субъективном же критерии прекрасного — «наших понятиях» — Ч. подчеркнул социальную обусловленность эстетических вкусов (разных в крестьянской среде и у аристократии), отказывая многим из них в истинности (напр. романтическому «увлечению бледною, болезненною красотою» — 2, 11).
Так антропологическая, фейербаховская посылка об общечеловеческих потребностях осложняется указанием на социальную почву эстетического идеала. Считая, что потребности (не болезненно-фантастические) человека в прекрасном вполне удовлетворяются действительностью, Ч. пересматривает вопрос о содержании искусства, расширяя его границы до «общеинтересного в жизни» (2, 82).
и о его задачах. Первая из них — воспроизведение жизни была намечена, по Ч., еще в античной эстетике) (Платон, Аристотель), полагавшей сущность искусства в подражании человеческой жизни (Ч. отмечает искажение этой мысли классицистами, говорившими о подражании природе в искусстве: «подражание природе чуждо истинному поэту, главный предмет которого — человек» (2, 278).
Роль искусства в жизни человека по произведениям Пушкина, Гоголя, Куприна
... полезен людям в удовлетворении "нужд низкой жизни". Моцарт противопоставляет нужды низкой жизни и вольное искусство; труд, заботы и счастливую праздность творца. Но ... и проблематики: гений и талант, художник и ремесленник, творческое и жреческое, земное и божественное начала в художнической деятельности; художник и толпа; польза или бесполезность искусства; искусство и религия. И Пушкин, и Гоголь ...
Однако воспроизведение жизни, хотя и требует активности художника — «способности отличать существенные черты от несущественных» (2, 80), составляет лишь формальное начало искусства. Две другие задачи, искусства — объяснение жизни и вынесение приговора ее явлениям; они особенно полно могут быть осуществлены в литературе («поэзии»), которая «представляет полнейшую возможность выразить определенную мысль. Тогда художник становится мыслителем, и произведение искусства, оставаясь в области искусства, приобретает значение научное» (2, 86).
В содержании искусства — «учебника жизни» — подчеркивается общее с наукой и нравственной деятельностью человека.
Манифест материалистической эстетики Ч. не свободен от противоречий. Блестяще показав жизненную основу прекрасного и типического и призвав в то же время художников к овладению передовым мировоззрением, Ч. недостаточно связал субъективную сторону содержания искусства (объяснение жизни и вынесение приговора) с творческим, в т. ч. формотворческим, процессом и ограничил роль фантазии. В результате положение о том, что «жизнь не думает объяснять нам своих явлений», в то время как «в произведениях науки и искусства это сделано (2, 87), осталось в значительной мере декларативным, поскольку не была до конца прослежена специфика объяснения жизни на «языке искусства». Недооценка Ч. творческой типизации, особенно заметная на фоне гегелевского учения об идеализации в искусстве, отчасти была полемической издержкой «апологии действительности сравнительно с фантазиею» (2, 89).
Уязвимым было и отрицание закономерности трагического, сведение его к «ужасному в человеческой жизни» (2, 301).
Впоследствии Ч. показал огромную роль творческой типизации, на службе у которой и состоит фантазия, вымысел. Так в творчестве Пушкина им подчеркнута огромная роль долго обдумываемого плана, предшествующего исполнению: «Прояснить в своем уме основную мысль романа или драмы, вникнуть в сущность характеров, которые будут ее проявлять своими действиями. сообразить положения лиц, развитие сцен — вот что 1 важно…» (2, 452).
Диссертация Ч., большинству читателей известная по авторецензии, вызвала острые дискуссии. Ее не приняли многие ведущие писатели и критики (Тургенев, Л. Толстой, Анненков, Дружинин и др.), упрекавшие автора в умалении искусства. Эстетика была областью, где раньше всего обнаружились расхождения между либералами и демократами присутствовавший на защите диссертации Шелгунов отметил, что «умственное направление шестидесятых годов <…> в первый раз в своем зачаточном виде было провозглашено в 1855 г. на публичном диспуте в Петербургском университете»
Литературная критика Ч., опирающаяся на его эстетическую теорию, в то же время понималась им как публицистическая деятельность, для которой важны тесная связь с читателем и понимание его интересов: «Отвлеченные истины могут быть уместны в ученом трактате, но слова публициста должны прежде всего сообразоваться с живыми потребностями известного общества в данную минуту» (5, 648).
Такими Ч. считал «слова» Г. Э. Лессинга, Белинского. Собственно критике, ее истории и теории, посвящены программные статьи: «Об искренности в критике» (1854.-№ 7); цикл «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1856.-№ 12, 1856.-№1 1-2, 4, 7, 9-12), к ним примыкает цикл «Лессинг, его время, его жизнь и деятельность» (1856.-№ 10-12; 1857.- № 1-4, 6).
где деятельность немецкого просветителя осмысляется в свете сходной русской общественно- литературной ситуации.
В соответствии с выдвинутыми в диссертации задачами искусства Ч. считает (в статье «Об искренности в критике») важнейшим критерием оценки произведения истинность его общей идеи, «мысли». Ее фальшивость оправдывает резкость тона критика, менее всего щадящего признанные авторитеты: «…жар нападения должен быть соразмерен степени вреда для вкуса публики, степени опасности, силе влияния, на которые вы нападаете» (2, 257).
Поэтому «превосходная в художественном отношении, но приторная» поэма Гете «Герман и Доротея» заслуживает более строгого суда, чем какая-нибудь другая идиллическая поэма какого-нибудь посредственного писаки» (2, 257).
С нелицеприятной критикой выступил сам Ч. в своих первых рецензиях на произведения популярных писателей: «Роман и повести М. Авдеева» (1854.- № 2), «Три поры жизни. Роман Евгении Тур» (1854.- № 5), выявляя их подражательность, пустоту содержания, ложный пафос. За «ошибочное направление» (2, 240) — идеализацию патриархального купеческого быта — он осудил пьесы «Не в свои сани не садись» и «Бедность не порок» А. Н. Островского: «бедность не порок. Комедия А. Островского» (1854.- № 5), резко разойдясь в оценках с «органическим» критиком А. А. Григорьевым. На примере этих не свободных от славянофильских мотивов пьес Ч. доказывал, что «ложные по своей основной мысли произведения — бывают слабы даже и в чисто художественном отношении» (2, 240).
Последующая оценка этих пьес Добролюбовым в статье «Темное царство», в соответствии с принципами «реальной критики», будет значительно мягче.
В «Очерках…» Ч. охарактеризовал, через их отношение к Гоголю и гоголевскому, до сих пор «единственному сильному и плодотворному направлению» (3, 6), деятельность ведущих критиков, журналистов 30-40 гг.: Н. А. Полевого. О. И. Сенковского, С. П. Шевырева, круга пушкинского «Современника», Н. И. Надеждина, Белинского (имя которого, по цензурным условиям, было названо лишь в пятой статье цикла).
Подчеркнуты некоторые общие условия эффективности критики: наличие системы убеждений; забота о распространении своих мнений в публике (чуждая критикам пушкинского круга — почитателям Гоголя); эстетический вкус; умение «говорить о том, что нужно нашей публике в наше время» (3, 225) отличающее Белинского. Как «образователя» Белинского Ч. выделяет Надеждина, привившего русской критике начала эстетики Ф. Шеллинга: «От него узнали у нас, что поэзия есть воплощение идеи <…>; что красота формы состоит в соответствии ее с идеею» (3, 163-164).
Но первое проявление самостоятельности русской мысли Ч. видит в Белинском и его сподвижниках, последовательно развивших и применивших к русской действительности диалектику Гегеля. Белинского Ч. считает и первым историком русской литературы, определившим исторические заслуги многих писателей до Пушкина (М. В. Ломоносова, Г. Р. Державина. Н. М. Карамзина и др.) и тем самым положившим «границы отрицанию» (3.193), которое у противников классицизма (Полевой) и романтизма (Надеждин) было абсолютным. В деятельности Белинского Ч. в особенности выделяет 40 гг., когда критик преодолевает идущий от гегелевской системы «квиетизм» и проникается передовыми стремлениями времени (важнейшие из них — «гуманность и забота об улучшении человеческой жизни» — 3, 302).
Отсюда и горячая защита Белинским Гоголя, «натуральной школы», и полемика с апологетами «чистого искусства» (а по существу принципа «эпикуреизма»).
Ч. подчеркнул возрастающую публицистичность критики Белинского, статьи которого за 1846-1848 гг. изобилуют рассуждениями об отраженных в произведении общественных вопросах: «…в осьмой и девятой статьях, заключающих разбор «Онегина», эпизоды подобного рода занимают уже наибольшее число страниц» (3, 275).
Акценты, расставленные Ч. в его разборе критики Белинского (предпочтение последнего периода, оправдание публицистических отступлений и др.), как и интерпретация творчества Пушкина и Гоголя, расходились с мнениями «эстетической» критики. Борьба между либералами и демократами в середине 50 гг. нередко формулировалась ее участниками как защита «пушкинского» или «гоголевского» направления в литературе, чему способствовали издания сочинений обоих писателей, осуществленные Анненковым и П. А. Кулишем. Наиболее развернутым ответом на «Очерки…» Ч. со стороны «эстетической» критики была статья Дружинина «Критика гоголевского периода и наши к ней отношения» (Библиотека для чтения. — 1856.-№ 11), где Пушкин интерпретировался как поэт «чистого искусства», противопоставляемого «дидактике». Ч. откликнулся на издания Пушкина — еще до «Очерков…» («Сочинения А. С. Пушкина» // Там же. — 1855 — № 2-3, 7-8) и Гоголя («Сочинения и письма Н. В. Гоголя» // Там же. — 1857.-№ 8), подчеркивая, что при огромности заслуг Пушкина как первого русского поэта- художника (здесь Ч. опирался на суждения Белинского) творчество Гоголя гораздо больше связано с современной русской действительностью: он «первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими» (4, 665).
За анализом Ч. трагических заблуждений Гоголя и их истоков (этой цели служила отчасти и статья об одном из духовных учителей Гоголя: «Сочинения В. Жуковского» // Там же. — 1857.- № 5) проступал идеал критика — гармония между мировоззрением и творчеством писателя.
Сложность проблемы соотношения мировоззрения и творчества, в особенности реалистического, с которой столкнулся Ч. прежде всего при анализе наследия Гоголя, стимулировала эволюцию его критического метода. Предвосхищая обоснованные позднее Добролюбовым в статье «Темное царство» (1859) принципы «реальной критики», он высоко оценивает некоторые произведения за реализм отражения жизни, даже при уязвимости их авторской тенденции. Так, у А. Ф. Писемского. воззрение которого на крестьянский быт «не подготовлено наукой» (4, 571), Ч. находит социальное обличение, вытекающее из самой достоверности изображения («Очерки из крестьянского быта А. Ф. Писемского».- 1857.-№ 4).
Не оспаривая прямо тургеневскую мысль о стихийности чувства, выразившуюся в повести «Ася» («Русский человек на rendez-vous» // Атеней. — 1858. — № 18), Ч. подчеркивает зависимость характера героя, господина М (которому свойственна эта стихийность) от условий его формирования: «Лучше не развиваться человеку, нежели развиваться без влияния мысли об общественных делах, без влияния чувств, пробуждаемых участием в них» (5, 169).
Разбор любовного сюжета повести перерастает в суд над дворянским либерализмом, не подготовленным к «решительной минуте», под которой имеется в виду прежде всего освобождение крестьян. Важнейшим открытием Ч., сделанным также на базе «реального» метода, было определение особенностей таланта молодого Л. Толстого: его формы психологизма (изображения «диалектики души»), находящейся в прямой связи с пафосом писателя — «чистотой нравственного чувства» («Детство и отрочестве).
Сочинения графа Л. Н. Толстого. Военные рассказы Л. Н. Толстого». 1856.-№ 12).
Некоторая избирательность анализа, выявляющего прежде всего сильные, реалистические моменты содержания, была в то же время продуманной тактикой Ч. по отношению к писателям либерально — дворянской ориентации.
Однако критический метод Ч. видоизменялся в зависимости от свойств произведений: последовательная демократическая авторская тенденция всегда поддерживалась Ч. (хотя и не заменяла для него таланта: «…тенденция может быть хороша, а талант слаб…»- 14, 322).
К анализу тенденции в особенности располагала лирика. Любимейшим поэтом Ч. был Некрасов; не имея возможности писать о поэзии соредактора «Современника», Ч. в. 1856 г. (когда Некрасов был. за границей) поместил в журнале (№ 11), по выходе «Стихотворений» Некрасова, столь выразительную подборку его произведений («Поэт и гражданин». «Забытая деревня», «Отрывки из путевых записок графа Гаранского»), что она повлекла за собой цензурное предостережение журналу. Ч. предсказал долгую жизнь поэзии Огарева («Стихотворения К. Огарева» // Там же. — 11850.- № 9), утверждающей счастье «жить для других» (3, 565) и напоминающей о Герцене (имя которого было под запретом), высоко ценил А. В. Кольцева («Стихотворения Кольцева») и др. В прозе он приветствует «Губернские очерки» М. Е. Салтыкова-Щедрина («Губернские очерки» // Там же. — 1857 — № 6), обнаружившие в авторе более высокий, по сравнению с гоголевским, уровень теоретического обобщения: «Теперь, например, Щедрин вовсе не так инстинктивно смотрит на взяточничество — прочтите его рассказы «Неумелые» и «Озорники», и вы убедитесь, что он очень хорошо понимает, откуда возникает взяточничество, какими фактами оно поддерживается, какими фактами оно могло бы быть истреблено. У Гоголя вы не найдете ничего подобного мыслям, проникающим эти рассказы» (4, 633).
Противопоставленные «обличительной» кампании, нападающей на отдельные злоупотребления (комедия В. А. Соллогуба «Чиновник» и др.).
«Губернские очерки» подробно комментируются Ч. для доказательства наивности надежд на силу нравственного примера, якобы способного «устранить действие закона причинности, по которому нравы народа сообразуются с обстановкою народной жизни» (4. 289).
Отрадный симптом «значительной перемены в обстоятельствах» (7, 884) видит Ч. («Не начало ли перемены?» — 1861.-№ 11) в рассказах В. Успенского, пишущего «о народе правду без всяких прикрас» (7, 856).
По Ч.. в рассказах Успенского преодолевается традиция «идеализации» народа («Шинель» Гоголя, Григорович, Тургенев), которому нельзя было помочь ничем, кроме сострадания. В этом последнем большом критическом разборе Ч. чувствуется ожидание близящейся народной революции: подчеркивая силу «рутины», обычая в жизни массы, критик отмечает возможность «минут одушевления» и ставит сложную проблему руководства стихийным движением. Литературная критика Ч.- органичная часть его революционной публицистики.
Художественное творчество Ч. не было только вынужденной в условиях изоляции формой работы: о склонности к беллетристике свидетельствуют и пробы пера в студенческие годы, и психологическая детализация в дневниках (1847-1853); кроме того, он имел богатый опыт литературного критика. Как художник Ч. более всего связан с традицией философской просветительской прозы (Лессинг, Д. Дидро. Вольтер, А. Н. Радищев, Герцен), выступая в то же время новатором, в особенности в разработке политической темы. В контексте русской литературы 60 гг. созданный Ч. тип «разумного эгоиста», просветляющего разумом стихию чувств. противостоит различным формам противоречивого сознания. свойственного героям Тургенева, Л. Толстого, Ф. М. Достоевского и др. Не свободная от просветительских иллюзий, утверждаемая Ч. концепция гармоничной личности, встающей на путь революционной борьбы без пафоса жертвенности, вырастала прежде всего на почве исторической реальности. Герои Ч. ‘были типичны и в своем рационализме и в своем героизме, что обусловило огромный резонанс «Что делать?» и реализм последующих произведений, имеющих менее счастливую читательскую судьбу.
В «Что делать? Из рассказов о новых людях» Ч. продолжил открытую Тургеневым «Отцах и детях» тему нового общественного деятеля. в основном из разночинцев, сменившего тип «лишнего человека». По отношению к тургеневскому роману произведение Ч. полемично: «нигилизму» Базарова противостоят позитивные взгляды «новых людей», его одиночеству и трагической смерти — их сплоченность и стойкость («Отцы и дети» как необходимый фон восприятия подчеркнуты фамилиями Кирсанова и Лопухова, последняя напоминает о словах Базарова: «…а из меня лопух расти будет…» — Тургенев И. С. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. — М., 1981.- Т. 7.- С. 121).
Несмотря на «эзопов язык», используемый в борьбе с цензурой (названия глав, акцентирующие любовно-семейный сюжет, авантюрно- интригующее начало, загнанный в глубь повествования сюжет об «особенном человеке» — революционере, система перифраз, аллегорий, цитат и пр.), мировоззрение Ч. нашло в романе четкое выражение, чему способствовала активность автора-повествователя как интерпретатора событий. Через голову «проницательного читателя» автор многократно обращается к части публики, способной стать «новыми людьми», разъясняя ей конкретную программу действий. Это роман художественно-публицистический.
Действительность предстает в «Что делать?» в трех временных измерениях: прошлое — «старый порядок», идейно изживший себя, хотя и господствующий; настоящее (деятельность «новых людей»); будущее (его абрис в духе идей утопического социализма дан в «Четвертом сне Веры Павловны»).
Через все произведение проходит антитеза старых и «новых людей», поступки которых кажутся странными обывателям (Марье Алексеевне, «проницательному читателю»); их удивление, непонимание — источник комических ситуаций. Отношение к представителям прошлого дифференцировано: жизнь праздная (Сторешниковы. Серж) на аллегорическом языке романа — «фантастическая грязь»; трудовая, в заботах о куске хлеба, вырабатывает «злые», но дельные характеры (Марья Алексевна) — это «реальная грязь», из которой «родится пшеница» («Второй сон Веры Павловны»)-
Романтический пафос произведения — в устремленности к социалистическому идеалу, будущему, когда тип «нового человека» станет «общею натурою всех людей» (Что делать? — С. 149; далее указываются стр.).
Прообразом будущего выступают и личные отношения «новых людей», разрешающих конфликты на основе гуманной теории «расчета выгод» (новая мораль оттенена традиционностью сюжетного мотива любовного треугольника: Вера Павловна — Лопухов — Кирсанов), и их трудовая деятельность (организация швейных мастерских, учеба Веры Павловны на врача и др.).
Эти подробно освещенные сферы жизни «новых людей» соотнесены с потаенным, «эзоповым» сюжетом, главным героем которого выступает профессиональный революционер Рахметов. Но он не одинок: упоминается о «восьми образцах этой породы», несомненно участие в нелегальной борьбе Лопухова — Бьюмонта после его ухода «со сцены», мужа «дамы в трауре» и др. Темы любви, труда, революции органично связаны в романе, герои которого исповедуют «разумный эгоизм», стимулирующий нравственное развитие личности: «О, сколько наслаждений развитому человеку! Даже то, что другой чувствует как жертву, горе, он чувствует как удовлетворение себе, как наслаждение, а для радостей так открыто его сердце, и как много их у него!» (С. 233).
На высшей ступени этой лестницы развития стоит «особенный человек» Рахметов, сын богатого помещика, ушедший в революцию, «ригорист», живущий только интересами «дела». В ссылке на «натуру», разную у «обыкновенных порядочных» и «особенных» людей, сказался антропологизм Ч. Реалистический принцип типизации последовательнее выдержан в Рахметове, суровое мужество которого продиктовано условиями революционной борьбы нач. 60 гг. Призыв к светлому и прекрасному будущему, исторический оптимизм Ч., мажорный финал сочетаются в романе с осознанием трагической судьбы его «новых людей»: «…еще немного лет, быть может и не лет, а месяцев, и станут их проклинать, и они будут согнаны со сцены, ошиканные, страмимые» (С.49).
Публикация романа вызвала целую бурю в критике. На фоне многочисленных обвинений Ч. в безнравственности, отсутствии художественности и пр., остроумно высмеянных в сатирических стихах В. С. Курочкина в «Искре» («Молодая жена! Ты «Что делать?» взяла?»; «Нет, положительно, роман «Что делать?» нехорош!», 1863), выделяется серьезностью разбора статья Н. Н. Страхова «Счастливые люди». (Библиотека для чтений. — 1865.- № 4).
Признав жизненную основу и «напряжение вдохновения» автора, «органический» критик оспорил рационализм и оптимизм «новых людей» (скрытого трагизма романа он не увидел) и отсутствие между ними глубоких конфликтов. М. Е. Салтыков-Щедрин («Наша общественная жизнь» // Современник. — 1864.- № 1, 3), выразив сочувствие общей идее романа, отметил, что в ее воплощении автор «не мог избежать некоторой произвольной регламентации подробностей…» (Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. -М., 1968. -Т. 6. — С. 324).
Горячим пропагандистом романа стал Д. И. Писарев, выступивший с подробным анализом его содержания («Новый тип» // Русское слово. — 1865.- № 10; впоследствии 1 статья была названа «Мыслящий пролетариат»).
Исключительное место в русской литературе занимает «Что делать?» по силе воздействия на общественную жизнь: под его влиянием устраивались мастерские, коммуны, в частности «коммуна» В. А. Слепцова (см.: Чуковский К. И. История слепцовской коммуны Чуковский К. И, Люди и книги шестидесятых годов. — Л., 1934).. Герои Ч. и в особенности Рахметов повлияли на формирование характера многих деятелей освободительного движения. Роман стимулировал нравственные и художественные искания русских писателей: как последователей Ч. («Степан Рулев» Н. Ф. Бажин?), «Андрей Кожухов» С. М. Степняка-Кравчинского, «На жизнь и смерть» В. В. Верви-Флеровского и др.), так и оспаривающих его взгляды, концепцию личности («Записки из подполья», «Преступление и наказание» Достоевского, «Некуда» Н. С. Лескова, «Живой труп» Л. Толстого и др.).
К «Что делать?» тематически близки написанные в крепости повесть «Алферьев», роман «Повести в повести», цикл «Мелкие рассказы». Здесь также противопоставлены «новые» и старые люди и утверждается странная в глазах обывателя — не своекорыстная и свободная от лицемерных условностей — новая мораль. Однако решение образа автора здесь иное: он скрыт за системой рассказчиков. Стремление к «объективным» способам изображения характерно и для последующих произведений («История одной девушки», «Отблески сияния», пьесы и др.), включая «Пролог. Роман из начала шестидесятых годов».
В «Прологе» (предназначавшемся для публикации за рубежом) политическая тема непосредственно отражена в сюжете, в особенности в первой части («Пролог пролога»), где воссоздана на широкой прототипической основе борьба демократов с либералами и консерваторами в связи с начатой в Петербурге предреформенной кампанией (действие происходит в 1857 г.).
Вождем демократов выступает журналист Волги», в котором узнаются многие черты самого Ч. Незаконченность второй части («Из дневника Левицкого за 1857 год»), посвященной в основном жизни Левицкого (его прототип — Добролюбов) в деревне. не позволяет в полном объеме судить о деятельности этого героя, революционная направленность которой подчеркнута тщательной конспирацией. В изображении «новых людей» Ч. отходит от принципа группового портрета, используемого в «Что делать?» (характеристики Лопухова и Кирсанова).
Герои существенно расходятся в понимании перспектив общественного развития, спорят по тактическим вопросам (политический реализм и «апатия» Волгина противостоят нетерпению Девиц- кого, некоторым либеральным иллюзиям Соколовского и в особенности Нивельзина).
Оценивая в конце 60 гг. (в условиях спада крестьянского движения, эволюции либерализма, развития народничества) предреформенную «весну». Ч. в гораздо большей степени, чем в «Что делать?», обнажает трудности, стоящие перед «мужицкими» демократами в связи с неподготовленностью масс к революции. Трезвый анализ Волгиным общественно-политической ситуации, его революционная тактика — не только ретроспекция Ч.. но и, вероятно, предостережение народникам (с которыми он тесно общался в Александровском заводе).
В юмористическом ключе изображены .в романе либералы — «прогрессисты» (Рязанцев и его почитатели), в гротескно-сатирическом — правительственные чиновники — деятели реформы (Савелов, Чаплин).
Их беспринципность проявляется не только в политике, но и в личных отношениях (история Савеловой).
Своеобразной параллелью к трудностям политического руководства массами выступает в романе, тема помощи отдельной личности. В ошибочных первоначальных прогнозах Волгина относительно Савеловой. Левицкого относительно Анюты, Настеньки, в его тщетной попытке воздействовать на Мерк ощутима автополемика с «Что делать?» (история Настеньки Крюковой и др.).
Однако автополемические мотивы «Пролога» не следствие пересмотра концепции личности и теории «расчета выгод»; рассуждая, извлекая уроки из заблуждений, главные герои проходят школу самовоспитания, учатся быть руководителями. Факты повседневности осмысляются как симптомы тенденций, которые нужно учитывать в политике (случай с Чекаловым).
В целом «Пролог» свидетельствует о развитии революционной мысли Ч. в пореформенный период.
Соч.: Полн. собр. соч.: В 15 т. 1 Под обш. ред. Б. Л. Козьмина и др.-М.. 1939-1953. Т. 16 (дополнит.): Что делать? Из рассказов о новых людях 1 Изд. полют. Т. И. Орнатсная и С. А. Рейсер. -Л., 1975
