Марина Цветаева родилась 8 октября 1892 года в Москве, в семье профессора. Детство провела в Москве, в Тарусе (между Серпуховом и Калугой), в швейцарских и немецких пансионах; в Ялте: мать болела туберкулезом, и все переезды были связаны с ее лечением. Училась музыке: мать хотела видеть ее пианисткой. По-видимому, лет в девять-десять уже сочиняла стихи — к неудовольствию матери. Детей было четверо: от первого брака И. В. Цветаева — дочь и сын, и от второго — Марина и ее младшая сестра — Анастасия. Когда сестрам было четырнадцать и двенадцать лет, мать умерла от чахотки.
Марина Ивановна Цветаева (26.IX/8.X.1892, Москва — 31.VIII.1941, Елабуга) заявила о себе в литературе в 1910 г., когда, еще будучи гимназисткой, издала на собственные средства небольшим тиражом книжку стихов «Вечерний альбом». А. Блок считал 1910 г., год смерти В. Комиссаржевской и Л. Толстого, знаменательным для русской литературы. Действительно, в последующий период в ее среде стали заметны новые явления: кризис и попытки его преодоления в движении символистов, антисимволистские эскапады жаждавших самоопределения акмеистов, впервые дали о себе знать забияки-футуристы; часто вздорные, но, тем не менее, претенциозные попытки занять место под литературным солнцем имажинистов, футуристов, биокосмистов и просто ничевоков. Борьбой этих групп и группочек отмечено литературное десятилетие России после 1910 г.
Вот поразительные строки Марины Цветаевой, предрекающие ей грядущее признание, несмотря на начальные трудности. Строгая девушка, начинающий поэт, поначалу отстранилась от литературных баталий, решив целиком посвятить себя поэзии. Она отправила свою книгу на рецензию выдающимся литераторам того времени, таким как М. Волошин, В. Брюсов и Н. Гумилев, и их отзывы были благожелательными.
Ее талант был замечен и признан, что подтвердилось включением ее стихов в «Антологию» «Мусагета» (1911), где они оказались в почетной компании с такими авторами, как Вл. Соловьев, А. Блок, Андрей Белый и другие. Это воодушевило молодого автора, и вскоре М. Цветаева выпустила свой второй сборник стихов «Волшебный фонарь» (1912).
Однако ко второму сборнику требования критики были более строгими, что не осталось для нее без последствий. Несмотря на это, она продолжала писать много, но публиковала мало, в основном в журнале «Северные записки». Ее умение постоять за себя проявилось в полемике с В. Брюсовым, где она отважно защищала свои творения.
Моя цветаева. роль Цветаевой в русской литературе (Цветаева Марина)
... отбирает у нее родные земли, и в 1941 году Марина Цветаева решает уйти из жизни, даже это решение запечатлев в своих стихах: «Мне -совестно, что я еще жива». Следующая > ... Очень рано она ощутила в себе некий, говоря мудрыми словами Блока, «сокрытый двигатель» жизни, «тайный жар» и назвала его: ЛЮБОВЬ. Никогда, ни на одну минуту тайный ...
1. Мотив «отдачи» в раннем творчестве М.Цветаевой
«Стихи о Москве» — широко и мощно вводит в цветаевское творчество одну из важнейших тем — русскую.
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
Героиня «московских стихов» Цветаевой как бы примеряет разные личины обитательниц города, и древнего и современного: то она — богомолка, то — посадская жительница, то даже — «болярыня», прозревающая свою смерть, и всегда — хозяйка города, радостно и щедро одаривающая им каждого, для кого открыто ее сердце, как в обращенном к Мандельштаму полном пронзительного лиризма стихотворении «Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат…» Обращает на себя внимание в последнем примере удивительный образ — «нерукотворный град». Потому для Цветаевой и «неоспоримо первенство Москвы», что это не только некое исконно Русское географическое место, это, прежде всего город, не человеком, но Богом созданный, и ее «сорок сороков» — это средоточие духовности и нравственности всей земли русской.
«Стихи к Блоку», если не считать юношеских обращений к «Литературным пророкам» и упомянутого выше «Моим стихам», открывают едва ли не главную тему Цветаевой — поэт, творчество и их роль в жизни. Когда Цветаева в известном письме к В. Розанову (1914) утверждала, что для нее каждый поэт — умерший или живой — действующее лицо в ее жизни, она нисколько не преувеличивала. Ее отношение к поэтам и поэзии, пронесенное через всю жизнь, не просто уважительно-признательное, но несет в себе и трепет, и восхищение, и признание избраннической доли художника слова. Сознание своей приобщенности к «святому ремеслу» наполняло ее гордостью, но никогда — высокомерием. Братство поэтов, живших и ушедших, — в ее представлении своеобразный орден, объединяющий равных перед Богом духовных пастырей человеческих. Поэтому ко всем, и великим и скромным поэтам, у нее обращение на «ты», в этом нет ни грана зазнайства или амикошонства, а только понимание общности их судеб. (Этим объясняется и то, что Цветаева, как и Ахматова, не любила слова «поэтесса»; обе справедливо полагали, что имеют право на звание «поэта».) Таким будет ее отношение к Пастернаку, Маяковскому, Ахматовой, Рильке, Гронскому, Мандельштаму и др. Но два имени в этом ряду выделяются — Блока и Пушкина.
Блок для Цветаевой не только великий современник, но своего рода идеал поэта, освобожденный от мелкого, суетного, житейского; он — весь воплощенное божественное искусство. «Блоковский цикл» — явление уникальное в поэзии, он создавался не на едином дыхании, а на протяжении ряда лет. Первые восемь стихотворений написаны в мае 1916 г., в их числе «Имя твое — птица в руке…», «Ты проходишь на запад солнца…», «У меня в Москве купола горят…». Это — объяснение в любви, не славословие, а выплеск глубочайшего интимного чувства, как бы изумление самим фактом существования такого поэта и преклонение перед ним в прямом смысле этого слова:
Тема поэта и поэзии в творчестве М. Цветаевой
... поэта — Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Ахматовой — в творчестве обязательно отражаются его раздумья о назначении поэта и поэзии. Мысль Цветаевой также сосредоточена на постижении своей роли, своего места в ... поэтов строкой: Я и в предсмертной икоте останусь поэтом. В этих словах — сущность Цветаевой: она всю себя, до самых потаенных глубин отдала поэзии. Марина Цветаева, безусловно, верила в ...
И, под медленным снегом стоя,
Опущусь на колени в снег
И во имя твое святое
Поцелую вечерний снег —
Там, где поступью величавой
Ты прошел в снеговой тиши,
Свете тихий — святые славы —
Вседержатель моей души.
Цветаева и Блок: любовь и восхищение
Любовь и восхищение Цветаевой перед творчеством Блока были неподдельными и непосредственными. Это отображается в ее поэзии и записях в дневниках.
В мае 1920 года в Москве прошло публичное чтение произведений Блока, на котором он был одним из последних присутствующих. Цветаева в это время написала стихотворение, которое отражало ее восторженные чувства: «Предстало нам - всей площади широкой! — / Святое сердце Александра Блока». Позже была написана вторая половина цикла — семь стихотворений, созданных после смерти Блока.
В августе 1921 года Блок умер и Цветаева написала стихотворение, описывающее ее ощущения нечеловеческой надмирности усопшего поэта. В своих дневниковых записях она отметила: «Удивительно, что Блок жил и допустил такое явное торжество духа, как будто он стал ликом заживо-посмертным в нашей любви».
Чувства Цветаевой были естественными и искренними, что отражалось в ей лирике. В «Стихах к Блоку» были такие мощные обращения к своему собрату по поэзии, которые искренне выражали ее любовь и преклонение перед творчеством великого художника. Сочувствие Цветаевой после смерти Блока было искренним и она выразила свою утешительную боль в стихотворении «Так, господи! И мой обол…», где она разделила боль тысяч других сердец, ставших свидетелями потери великого мастера.
Стихотворения Анны Ахматовой, известной также как «златоустая Анна», отражают еще одну сторону этой темы. Считаясь великой поэтессой и уверенной в своей поэтической силе («Знаю, что плохих стихов не дам»), она ни в одной своей работе не показывает зависти или недружелюбия к Ахматовой, своей единственной достойной конкурентке среди женщин, пишущих лирику. Нaprotiv, лишь восхищение и готовность признать превосходство своей современницы даже с долей преувеличения ее роли в литературе (в 1916 году, когда был написан этот цикл, Ахматова опубликовала всего два своих первых сборника — «Вечер» и «Четки»).
Ее обожание заметно в первых литургических строках ряда стихотворений: «О муза плача, прекраснейшая из муз!», «Златоустой Анне — всея Руси / Искупительному глаголу», «Ты солнце в выси мне застишь». Цветаева слишком любила поэзию и всех ее служителей, чтобы быть зависимой от мелочности поэтической ревности и тщеславия.
Затем к 1917 году, когда по всей России начались революционные события, становление Цветаевой-поэта было завершено. В самом начале своего литературного пути она обрела свои важнейшие темы и уникальный поэтический стиль, который она развивала, углубляла и совершенствовала в последующие годы, но в принципе был пронесен до конца. Она была воспитана в уважении к западноевропейской культуре, прежде всего на лучших образцах немецкой и французской литературы, знала европейские языки с детства, и сразу же обозначила свою зависимость от классической поэтической традиции, так что реминисценции и аллюзии в ее произведениях были обычным делом. Отсюда и романтическая декоративность некоторых образов; с годами она будет уступать место приземленности быта, но в начале 20-х романтический пафос ее лирики и особенно драматургии был выше повседневных забот. В то же время у нее появился интерес к фольклорной традиции русской поэзии, и стало ясно, что «Стихи о Москве» были не случайной темой для ее дебюта, когда за ними последовали так ценимые ею же «фольклорные поэмы». Развитие двух главных тем в творчестве Цветаевой — России и любви — было исключительно важным аспектом ее поэтического облика, также как и тема поэта, поэзии и ее собственного места в ней.
Роберт Шуман. Вокальный цикл «Любовь поэта». Исполнительский ...
... положен на музыку гейневский цикл «Песни», входивший в состав «Страданий юности». Вокальный цикл «Любовь поэта» Вокальный цикл «Любовь поэта» может быть заслуженно назван одной из вершин вокального творчества Шумана. Его ... Шумана Появление нового рода песни Шуман связывал с расцветом немецкой поэзии, которой стала свойственна «тонкая психологичность, богатый оттенками лиризм, детально разработанная ...
2. Мотивы творчества в послереволюционный период
2.1. Тема поэта и поэзии: «Я и в предсмертной икоте останусь поэтом»
Стихотворения, написанные в московский пореволюционный период жизни Цветаевой, — важный пласт ее литературного наследства, они преимущественно вошли в две книги: «Версты. Стихи. Вып. I» (1922) и «Версты» (1921), причем вторая часть в издательстве «Костры» вышла раньше, чем первая в Госиздате, что иногда вызывает некоторую путаницу. Кроме того, в рукописи осталась еще одна книга стихов — «Лебединый стан», отклик Цветаевой на события гражданской войны, в которой на стороне белой армии принимал участие ее муж.
Прежде всего «Лебединый стан», отразивший главную трагедию переломной эпохи, определил преобладание трагических интонаций в поэзии Цветаевой тех лет, различаемых и в «Верстах» обоих выпусков. Хотя дело, разумеется, не только в переживаниях поэта, связанных с беспокойством за судьбу близкого человека, — общая катастрофичность бытия России в «Смутное время» наложила неизгладимый отпечаток на произведения Цветаевой. Но именно бытия, а не просто проживания.
В произведениях этих лет отчетливо просматривается мысль, известная первым русским романтикам (В. Жуковскому, Е. Баратынскому, М. Лермонтову), о том, что гонения и страдания возвышают и облагораживают личность, что подлинная духовность невозможна без страдания. Лишения военного коммунизма и неустроенность цветаевского быта дали поэту нежеланное право говорить о своих близких как о людях, «возвышенных бедой». Но в полном соответствии с этим странным законом жизни тяжелые условия стимулировали удивительный расцвет ее творчества: щедрым и эмоционально полным потоком льется ее лирика (более 300 стихотворений), создаются поэмы, в том числе такие значительные, как «Царь-девица» (1920) и «Молодец» (1922), наконец, Цветаева заявляет о себе как драматург.
Вот только некоторые произведения цветаевской любовной лирики, ставшие сегодня хрестоматийными: цикл «Психея» («Не самозванка — я пришла домой…»), «Умирая, не скажу: была…», «Я — страница твоему перу…», «Писала я на аспидной доске…», цикл «Пригвождена…» («Пригвождена к позорному столбу…»), «Вчера еще в глаза глядел…»
Слово любовь для Марины Цветаевой ассоциировалось со словами Александра Блока: тайный жар. Тайный жар — это состояние сердца, души, — всего существа человека. Это — горение, служение, непрекращающееся волнение, смятение чувств. Но самое всеобъемлющее слово все-таки — любовь. «Когда жарко в груди, в самой грудной клетке… и никому не говоришь — любовь. Мне всегда было жарко в груди, но я не знала, что это — любовь», — писала Цветаева, вспоминая свои детские переживания.
Марина Цветаева мой любимый поэт
... жизнь мою! Высоко горю - и горю дотла! И да будет вам ночь - светла! Сегодня сбылось пророчество Марины Цветаевой: она один их самых любимых и читаемых современных поэтов. ... принадлежат оригинальные, точные по форме и мысли произведения, многие из которых стоят рядом с вершинами русской ... и сколько любви! Но предмет любви недосягаем, любовь несбыточна: Но моя река - да с твоей рекой, Но моя рука - ...
Она утверждала, что начала любить, «когда глаза открыла». Это чувство, состояние тайного жара, любви — мог вызвать исторический или литературный герой («ушедшие тени»), какое-нибудь место на земле, — например, городок Таруса на Оке, где прошли лучшие месяцы в детстве; и, конечно, конкретные люди, встреченные в жизни. «Пол и возраст ни при чем», — любила повторять Цветаева. И на этих живых, реальных людей она, не зная меры, обрушивала весь шквал своих чувств. И «объект» подчас спасался бегством. Он не выдерживал раскаленной атмосферы страстей, требований, которые Цветаева предъявляла к нему. Потому-то она и говорила, что умершего, «ушедшую тень» легче любить, что «живой» никогда не даст себя любить так, как нужно ей; живой хочет сам любить, существовать, быть. И даже договаривалась до того, что ответное чувство в любви для нее, для любящей — помеха. «Не мешай мне любить тебя!» — записывает она в дневнике. Ее открытость, распахнутость отпугивала мужчин, и она это понимала и признавала: «Меня любили так мало, так вяло».
В эти годы поэзия Цветаевой и Ахматовой стала предметом сравнения, особенно в контексте любовной лирики. Ахматова, достигнувший расцвета к 1920 годам, представила свои стихи в сборниках «Белая стая» (1917), «Подорожник» (1921) и «Anno Domini» (1922).
Интересно, что в ее стихах никто не видел эгоцентризма, несмотря на такие высказывания как «Тебе покорной? Ты сошел с ума!». В свою очередь, Цветаева воплотила эгоцентризм в своем творчестве, обращаясь к теме любви с мотивом жертвенности и покорности. Она выражала страдания женщин в любви, задавая горький вопрос: «Мой милый, что тебе я сделала?».
В эти же годы тема поэта и поэзии получила развитие, и стихи Цветаевой стали более личностными и авторскими. Она не стеснялась раскрывать свою личность в поэзии, даже играя со своим собственным именем. В стихах она осознавала противоречивость своего характера и творчества, ощущая амбивалентность горения и черновой работы над произведениями.
Поэтому можно сказать, что в поэзии Ахматовой и Цветаевой к 1920-м годам проявились ярко выраженные отличия в подходе к теме любви и собственной роли в литературе, что делает их творчество дополнительно уникальным и предметом интереса для исследования.
…Однако, исследователи должны быть внимательны к произведениям Цветаевой, чтобы не упустить из виду значимость сборника «Лебединый стан». Это книга, которая никогда не увидела свет, но ее стихотворения были включены в другие сборники и издания, связанные хронологически с периодом «Лебединого стана». Обсуждение выраженной в этих стихах аполитичности Цветаевой может быть неполным без учета данного творческого произведения. С учетом «Лебединого стана» интерпретация ее отношения к революции приобретает совершенно новый оттенок. Важно не сводить ее творчество исключительно к политическим взглядам, но и не игнорировать их влияние.
Советское время привело к большим изменениям в обществе и культуре, в том числе и в литературном искусстве. Екатерина Тветаева, как многие другие талантливые авторы, оказалась в центре событий, которые оказали огромное влияние на ее творчество. Отъезд ее мужа в Добровольческую армию Л. Корнилова в 1918 году стал важным моментом в ее жизни и вдохновил написание произведения «Лебединый стан».
Любовь в жизни и творчестве А.С.Пушкина
... нами, и нашими детьми и внуками. Ведь любовь - это вечное чувство, которое всегда будет освещать жизнь человека. Тема любви в поэзии Пушкина выходит за рамки лирической исповеди о ... написанных им лирических стихотворений. Вся творческая биография поэта неотделима от его любовной лирики. В изображении А.С. Пушкина, как и в самой жизни, любовь многолика и многогранна. Ей сопутствуют самые ...
По мнению исследователей, идеи ее произведений были глубоки и сложны, пронизаны видением и осмыслением революции, которой она стала свидетелем. Многие из стихотворений, раскрывающих тему кризиса и конца русского самодержавия, были написаны до возникновения темы белой гвардии в 1917 году. Таким образом, она оказалась сторонницей идеи осуждения петровских нововведений, видя опасность в их катастрофических последствиях для современности.
Ее произведения затрагивали темы и события, отстоящие друг от друга на два века, как символ объединения эпох и их влияния на современную культуру. Ее слова отражают тревогу и предчувствие, которые затрагивают фундаментальные проблемы, преследующие российское общество на протяжении веков.
В мае 1917 г. Цветаевой была написана миниатюра:
Из строгого, стройного храма
Ты вышла на визг площадей…
- Свобода! — Прекрасная Дама
Маркизов и русских князей.
Свершается страшная спевка, —
Обедня еще впереди!
- Свобода! — Гулящая девка
На шалой солдатской груди!
Перекличка с Блоком очевидна, с его стихами начала века и особенно — с «Двенадцатью», с тем, однако, существенным уточнением, что поэма Блока к тому времени еще не была создана, как, впрочем, и Октябрьская революция еще не состоялась («Обедня еще впереди!»).
Общность мирочувствования поэтов поразительна, но единство интонаций соотнесено с разными историческими реалиями. Октябрьский рубеж разведет их, и через год лирическая героиня Цветаевой ощутит не упоение шалых дней обретения свободы, а горечь и стыд за время, когда даже солнце как смертный грех и когда нельзя считать себя человеком (цикл «Андрей Шене»).
Цикл «Дон» Марины Цветаевой: трагедия белого движения
«Лебединый стан», центральный цикл сборника «Дон» Марины Цветаевой, открывается на высокой и трагической ноте, где символика названия является явной: чистота и святость дела спасения отечества утверждается в возвышенных образах добровольческой армии, носителя начал чести, верности и благородства.
Здесь главной темой «Лебединого стана» становится трагедия белого движения, страдания, муки и смерть-сон, и над всем — высокая скорбь героини. Цветаевская героиня перекликается со строками из «Слова о полку Игореве», где она спрашивает воды Широкого Дона, Вандею XX века.
Лучшие стихотворения цикла «Дон» воплощают тему белого похода и трагедии белого движения, в том числе «Белая гвардия, путь твой высок!», «Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет…», «Семь мечей пронзили сердце…», «Где лебеди? — А лебеди ушли…», «Если душа родилась крылатой…», «Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли…» и др. В начале 1920-х поэтический голос Марины Цветаевой стал мощнее и раскрепощеннее.
Рассматриваемый аспект «Лебединого стана» Цветаевой является неисчерпаемым и более широким, чем просто реквием Добровольческой армии. В своих стихах поэтесса отразила свои личные переживания по поводу любви и тревоги за близкого человека, что расширило тематику произведения. «Лебединый стан» также является отображением гуманистического кредо Цветаевой, выражая ее убеждение в справедливости и сочувствии к слабым и угнетенным. Однако наиболее философское обобщение мысли поэтессы проявляется в конце сборника, где она осознает, что гражданская война и политические разногласия разрушительны для страны, а победа в них иллюзорна, так как все стороны терпят потери. Поэтому через скорбь героини Цветаевой отразилась не только судьба белой гвардии.
Бродский о стихопоэтике поэмы Цветаевой «Новогоднее»
... Бродский 1992: 2, 402]. Статус Райнера Марии Рильке для Цветаевой ... эссе уделяется проблемам стихопоэтики, увиденным, что называется, изнутри, заинтересованным профессиональным взглядом мастера. Справедливо считая Марину Цветаеву поэтом ... тексту замечания о других особенностях ... года ... жизнью и смертью. Такая диспозиция, со всеми вытекающими последствиями, была, как мы знаем, не чужда и самому Бродскому. ...
В своем подходе к теме белой гвардии Цветаева предчувствует гуманистический патос, который будет характерен для произведений Михаила Булгакова в середине 1920-х годов, таких как «Белая гвардия» и «Дни Турбиных».
Отношение Цветаевой к времени, в котором она жила, не было благосклонным или неприязненным, а скорее позиционировалось в рамках дискуссии. Она приветствовала события Февраля и Октября 1917 года, но в то же время высказывала критику в адрес большевиков в своем произведении «Мои службы», и сохраняла равнодушие к политическим изменениям времени. Таким образом, ее отношение к эпохе было сложным и многогранным.
Как чуткий художник, Марина Цветаева не могла не чувствовать исчерпанности культурного и интеллектуального потенциала предреволюционной России. Ощущение неизбежности перемен переполняет ее лирику того периода. Однако наступившие перемены больно ударили по Цветаевой прежде всего в плане личном: разлука с мужем, смерть младшей дочери Ирины от голода, бытовая неустроенность. Вместе с тем восприятие революции не ограничивалось проекцией на биографию. Чутким слухом поэта она гораздо раньше, чем Блок или Мандельштам, не говоря уже о более молодом Маяковском, уловила в музыке революции будущие черты рабского единомыслия. Революция сколько угодно могла бунтовать против прошлого; бунт против будущего был отменен явочным порядком. В новом названии России — РСФСР — Цветаевой услышалось нечто страшное и жестокое, и в конце концов она заявила, что не может жить в стране, состоящей из одних согласных.
Впрочем, для отъезда за границу были и семейные причины. В 1921 году через И.Г. Эренбурга она восстанавливает связь с мужем-эмигрантом, а затем усиленно хлопочет о выезде. В мае 1922 года Цветаева покинула РСФСР со сложным и противоречивым чувством, природу которого она, вероятно, так до конца и не осознала .
2.3. «Поэма Горы» и «Поэма Конца»
Чешский период эмиграции Цветаевой продолжался более трех лет. За это время она выпустила в Берлине две авторские книги — «Ремесло. Книга стихов» (1923) и «Психея. Романтика» (1923), включавшие в себя произведения последних лет из числа написанных еще на родине. Ее поэтическое творчество этих лет претерпело существенное изменение: в нем отчетливо обозначился поворот в сторону крупноформатных полотен. Лирика, в которой преимущественно сохранились ее ведущие темы — любви, творчества и России, только последняя приняла вполне определенный ностальгический характер, — пополнилась такими произведениями, как «Поэт» («Поэт — издалека заводит речь. / Поэта — далеко заводит речь…»), «Попытка ревности», «Молвь», «Русской ржи от меня поклон…», «Расстояние: версты, мили…» И все же центральное место в чешских работах поэта занимают поэмы — «Поэма Горы» (1924, 1939) и «Поэма Конца» (1924).
Поэты Серебряного века. Марина Цветаева
... 20 века, которым посчастливилось прожить свою творческую жизнь на переломе времен, на гребне великой и трагической исторической волны, изменившей состояние русского мира и русской культуры. Личность поэта. Марина Цветаева. Цветаева ... (1913), она очень строго отбирала тексты: из двухсот тридцати девяти стихотворений, входивших ... родившуюся в апреле этого года. Цветаева намеревалась вернуться с детьми ...
Тематически поэмы продолжают любовную лирику, но это как бы уже другое измерение темы, не только, конечно, в количественном отношении, в объеме произведения, прежде всего это иной уровень постижения феномена любви. Это не зафиксированная эмоция, но философско-драматическое решение темы с элементами (особенно в «Поеме Конца») трагического звучания. Здесь возникает аналогия с поэмами Маяковского («Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Про это»).
Символично странноватое на первый взгляд название «Поэма Горы», оно вычерчивает резкое членение цветаевского поэтического мира по вертикали — от земли к небу, от быта к бытию. Гора эта реальна, она возвышается над городом («на исходе пригорода»), это место прогулок влюбленных или обрекающих себя на разрыв, но еще гора — это выброс вверх, это огромность чувства любви и боли или, как образно и точно сформулирует для себя героиня, «высота бреда над уровнем / Жизни». Чистый, честный и пресноватый быт, приземленность жизни пресекают мятежность порыва. Как это всегда бывает в поэзии Цветаевой, Он явно не дотягивает до уровня героини, личностное начало в Нем присутствует слабо. Он вообще, скорее, лишь объект приложения Ее страсти. Например, в «Послесловии», обращаясь к Нему, она говорит о Нем, но светится только ее Я:
Я не помню тебя отдельно
От любви. Равенства знак….
Но зато, в нищей и тесной
Жизни – «жизнь, как она есть» —
Я не вижу тебя совместно
Ни с одной:
- Памяти месть.
В «Поеме Конца» Цветаева еще раз проигрывает ту же ситуацию последней встречи, последнего совместного прохода героев по сцене. Как и в «Поеме Горы» (оба произведения обращены к одному лирическому адресату), запечатлен самый момент разрыва двух сердец: и страх, и боль, и гаснущая надежда на возврат любви, и предощущение опустошенности.
Сверхбессмысленнейшее слово:
Расстаемся. — Одна из ста?
Просто слово в четыре слога,
За которыми пустота.
Восхищенный Б. Пастернак, прочитав «Поему Конца», писал Цветаевой: «С каким волнением ее читаешь! Точно в трагедии играешь. Каждый вздох, каждый нюанс подсказан…
Какой ты большой, дьявольски большой артист, Марина!». Пастернаку принадлежит более развернутое суждение о поэме, относящееся к лету того же 1926 г.
«Восхищенность Поэмой Конца была чистейшая. Центростремительный заряд поэмы даже возможную ревность читателя втягивал в текст, приобщая своей энергии. Поэма Конца — свой, лирически замкнутый, до последней степени утвержденный мир. Может быть это и оттого, что вещь лирическая и что тема проведена в первом лице. Во всяком случае, тут где-то — последнее единство вещи. Потому что даже и силовое, творческое основанье ее единства (драматический реализм) — подчинено лирическому факту первого лица: герой — автор. И художественные достоинства вещи, и даже больше, род лирики, к которому можно отнести произведенье, в Поэме Конца воспринимаются в виде психологической характеристики героини».
лирический конфликт
3. «Здесь я не нужна. Там я невозможна»
На родину Цветаева вернулась в июне 1939 г. Но радостного возвращения не получилось, хотя на чужбине она безмерно тосковала по России. Чего стоит одно только заключительное четверостишие ее стихотворения «Тоска по родине! Давно / Разоблаченная морока!..»:
Пушкин, последние годы жизни
... Даже такие близкие к Пушкину люди, как Баратынский, должны были сознаться, что внутренняя жизнь Пушкина последних лет была от них скрыта. ... закружится". А между тем именно здесь развертывалась его подлинная жизнь. Творческая жизнь Пушкина в эти тяжелые для него годы не несла ... самых драматических моментов в жизни поэта: это было время, когда Пушкин вызвал Дантеса первый раз на дуэль, а Дантес, чтобы ...
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Пронзительный самоповтор: еще в 1918 г. она закончила пожелание своему ребенку (цикл «Але») словами «Ведь русская доля — ему… / И век ей: Россия, рябина…».
Однако возвращение закончилось катастрофически: вскоре были арестованы муж и дочь Цветаевой, с большим трудом подготовленный к изданию сборник стихотворений и прозы в конце концов был отвергнут, жизненные силы поэта были подорваны; начавшаяся Отечественная война, связанные с ней мытарства и страшная неустроенность быта ускорили развязку — 31 августа 1941 г. в затерянной в Прикамье Елабуге Марина Ивановна Цветаева покончила с собой.
Речь о Цветаевой как о поэте приводит к непременному упоминанию поэтического потока, который она породила, был светонаполненным орифламмом, созданным через патетический эксцесс психических райскх бурь. Путешествие на небеса — излюбленная метафора грез Цветаевой-поетеслсы. Они сплетаются с моделью Рафаэля — богомольца на последней картине, которая открывает его лишение. Доверие в ведение Цветаевою как поэетессой обязывает тного рассматривать событие с широкой перспективы.
11 августа 1922г она написания своему возлюбленному:
Друг мой! Оставим убийцы. Часы иные -вон он идет. Он принесл молнии в правую, что раньше звездный скит на кусок кожи. Этот я размеряю! Ничавось!… Высокий стейгер встречу вспять с цветом. И обиду свою измерю Я ползунов. Мешки до лесу что трясете! Вот преградим в тучах_ Он тонет мимолета. Ухожу поутру.
Это ее обращение к филосовскому осмыслению жизни.
Поэт не просто прописывает сценарий последнего путешествия по железной дороге, но и с готовностью проецирует его на свою жизнь. Стихотворения Марины Цветаевой — меньше всего слова, каждое их них — поступок, оплаченный не только образом существования, но и самоотдачей поэта, растворением его в произведении. Отсюда исключительное значение жеста, подразумеваемого за каждым тире и восклицательным знаком.
Параллельно с ростом публикаций Цветаева все больше теряла читателя-эмигранта, в Россию же ее толос практически не доходил. В очерке «Поэт и время» Цветаева как нельзя лучше выразила свое положение за границей. «В здешнем порядке вещей Я не порядок вещей. Там бы меня не печатали — и читали, здесь меня печатают — и не читают» .
Болезненное переживание герметичности эмигрантской литературы подталкивает Цветаеву к поиску контактов, как с советской литературой, так и с современной поэзией Европы. Цветаева активно переписывается с Борисом Пастернаком и Райнером Марией Рильке.
Как и в стихотворных циклах о Блоке и Ахматовой, Цветаева в письмах творит портреты Рильке и Пастернака, освобождая их от всего случайного, наносного, бытового. Она неустанно подчеркивает субстанциональный характер существования поэта. Так, в письме от 9 мая 1926 года находим: «Речь идет не о человеке — Рильке (человек — то, на что мы осуждены!), — а о духе — Рильке, который еще больше поэта и который, собственно, и называется для меня Рильке — Рильке из послезавтра» .
В этой переписке Цветаева открывает особое время поэта, отмеченное симультанностью бытия, охватывающее сразу все эпохи и противостоящее границам физической жизни человека. Шесть лет спустя Цветаева вновь обратится к открытому ею художественному приему, говоря о Марселе Прусте, «Когда на каком-нибудь французском литературном собрании слышу все имена, кроме Пруста, и на свое невинное удивление: «Et Proust?» — «Mais Proust est mort, nous parlons des vivants,» — Я каждый раз точно с неба падаю: по какому же принципу устанавливают живость и умершесть писателя? Неужели X. жив, современен и действенен потому, что он может прийти на это собрание, а Марсель Пруст потому, что уже никуда ногами не придет — мертв? Так судить можно только о скороходах» .
Письма Цветаевой к Пастернаку имеют несколько иную окраску в отличие от писем к Рильке — в них меньше пиетета, больше равенства. Если Рильке занимает в сердце Цветаевой освободившееся место Блока, то отношение к Пастернаку сродни отношению к поэту в ахматовском цикле. «Разные двигатели при равном уровне — вот Твоя множественность и моя. Ты не понимаешь Адама, который любил одну Еву. Я не понимаю Еву, которую любят все. Я не понимаю плоти как таковой не признаю за ней никаких прав — особенно голоса которого никогда не слышала».
Последние два года жизни поэта почти целиком приходятся на переводы. Кого только ни переводила Цветаева: Елисавета Багряна и Адам Мицкевич, Важа Пшавела и Шарль Бодлер.
Характеризуя эту полуподневольную работу Цветаевой, М.И. Белкина в интереснейшей книге «Скрещение судеб» замечает: «Гнала стихи. Гнала, потому что стихи для нее — работа , а она работала другую работу, всецело ее поглощавшую, и даже ночью, во сне находила нужные ей строки для этой другой работы, как когда-то для своей» .
«Ремесленник, я знаю ремесло», — сказала Цветаева. Ее лучшие переводы последних лет отмечены не только ремеслом, но и подлинным вдохновением. Так, в переводе стихотворения Бодлера «Плаванье» поэт, кажется, находит единственно верные русские слова, чтобы передать чувство, охватывающее героя в момент созерцания эстампа, когда «в лучах рабочей лампы» открывается величие мира:
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль — и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей…
Переводчик отказывается буквально следовать французскому подлиннику, активно подчиняет бодлеровский текст принципам своей, цветаевской поэтики: любовь к слову с отрицательной частицей (ненастный, нечеловечьей, не вынеся), игра разными пространственными сферами, где «душа наша — корабль, идущий в Эльдорадо». В такой творческой замене и рождается истинный шедевр, эстетически адекватный созданию французского поэта-неоромантика .
У Цветаевой почти не остается времени на создание оригинальных лирических стихотворений. Вынужденный отказ от цикла как коренного свойства художественного мышления приводит к тому, что позднейшие произведения поэтессы отмечены чертами фрагментарности и незавершенности. Такие поэтические обращения, как «Двух — жарче меха! рук — жарче пуха!» (1940) и «Все повторяю первый стих» (1941), скорее напоминают блестящие импровизации, чем результат глубокого обобщения и переосмысления реального чувства. В них нет лирического героя, и потому поэт выступает во всей полноте и незащищенности своего человеческого Я.
Особенно это характерно для последнего стихотворения Цветаевой, адресованного Арсению Тарковскому. Стихотворение «Все повторяю первый стих» — смелая и даже вероломная попытка ворваться в жизнь другого — поэта и человека. Оттолкнувшись от задевшей ее строки Тарковского «Я стол накрыл на шестерых…» (в окончательном варианте Тарковского «Стол накрыт на шестерых»), Цветаева и здесь пытается утвердить актуальность собственного бытия для мира: «За непоставленный прибор // Сажусь незваная, седьмая». Цветаева еще делает последние судорожные попытки зацепиться за жизнь, вступить в контакт с ней и продолжить творческую полемику с веком.
И — гроба нет! Разлуки — нет!
Стол расколдован, дом разбужен.
Как смерть — на свадебный обед,
Я — жизнь, пришедшая на ужин.
Знаменательно, что в последнем стихотворении Цветаева вновь сопрягает основную лирическую антиномию жизни и смерти, определяя одну через другую. Она — жизнь и одновременно смерть, вернее, жизнь, разбудившая весь дом и мир ценою своей жизни.
Последнее стихотворение поэта было помечено 6 марта 1941 года. Дальше было не до стихов. Начавшаяся война обнажила незащищенность Цветаевой и в бытовом и в душевном плане. Впереди маячила пустота, преодолеть которую не хватило сил. В августе 1941 года Цветаева совершила свое последнее плавание — в Елабугу, где душа ее нашла вечный покой. В провинциальном, отрезанном от культурного мира городке завершился жизненный путь великого поэта XX столетия. Цветаевой было чем отчитаться перед той высшей силой, которая одарила ее нечеловеческой гордыней и замечательным талантом, соединив их с абсолютной бескомпромиссностью и неприятием спокойного существования.
Заключение
Родилась в Москве в элитированной семье профессора-искусствоведа Ивана Цветаева.
В шестилетнем возрасте напишет свои первые стихи на русском, французском и немецком языках.
В 16 лет уезжает в Париж, где в Сорбоне слушает курс лекций по старофранцузской литературе.
В 18 лет выпускает первый свой сборник «Вечерний альбом» (1910).
Выпустила 13 поэтических сборников; более 30 книг Марины Цветаевой вышли на русском языке посмертно. Кроме лирики, Цветаева — создатель 17 поэм, 8 стихотворных драм, автобиографической, мемуарной, историко-литературной, философско-критической прозы.
Основной принцип поведения — «одна за всех, противу всех».
Революцию Цветаева не приняла, но признала огромное ее значение: «Признай, минуй, отвергни Революцию — все равно она уже в тебе и извечно… ни одного крупного поэта современности, у которого после Революции не дрогнул и не вырос голос, — нет»
Революция вместе с тем представляется ей «восстанием сатанинских сил». Она оплакивает прежнюю «белокаменную» и «колокольную» Москву, жалеет царя, страстно обличает Петра Первого как «предтечу» большевиков и находит героическое в белом движении, идущем наперекор жизни, истории. В понимании Цветаевой это был героизм обреченности.
Большую часть творческой жизни провела в эмиграции.
В мае 1922 года ей с дочерью Ариадной разрешают уехать за границу — к мужу, С.Я. Эфрону, который был участником белого движения. Живут (недолго) в Берлине, затем — Прага, где муж Цветаевой становится студентом Пражского университета, сотрудничает с НКВД.
В ноябре 1925 года семья Цветаевой переезжает в Париж.
Возникают сложные взаимоотношения Марины Цветаевой с эмигрантской средой. С одной стороны, Цветаеву начинают интенсивно печатать в зарубежных русских изданиях, видя в ней оппозиционно настроенного к большевикам поэта, не принявшего революцию. Выходят три поэтических книжки Цветаевой: «Разлука», «Ремесло», «После России». С другой стороны, агрессивные по отношению к России настроения в русских эмигрантских кругах она не может принять (срабатывает принцип ее поведения).
Это приводит к постепенному отчуждению поэта. Ее позиция полнее всего выражается в известном стихотворении:
Все рядком лежат,
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат!
Где свой, где чужой?
Белым бы — красным стал —
Кровь обагрила.
Красным был — белым стал:
Смерть побелила
Ни черносотенство, ни расизм, ни развернувшееся в 30-е годы движение «русский фашизм» не могли быть ею признаны. В эмиграции формируется гордый, вызывающе независимый характер поэта, потерявшего своего читателя. «Мой читатель остается в России, куда мои стихи… не доходят. В эмиграции меня сначала (сгоряча!) печатают, потом, опомнившись, изымают из обращения, почуяв не свое-тамошнее!»
С наиболее влиятельными литературными кругами эмиграции Марина Цветаева находилась в открыто неприязненных отношениях. «Они не Русь любят, а помещичьего «гуся» — и девок», — говорила она.
Эмиграция отвечала ей тем же: обвиняла, что Ц. находится на содержании у большевиков и потому пишет комсомольские стихи. Бунин сочинял о ней непристойные частушки, Зинаида Гиппиус отказывалась помещать в журнале свои стихи рядом с цветаевскими.
Болезнь мужа, бытовая неустроенность семьи Цветаевой. В результате — полная нищета (иногда в доме не было даже хлеба) и яростная борьба за «сильное» слово.
К 30-м годам Цветаева подошла к рубежу, отделившему ее от эмиграции. «Моя неудача в эмиграции в том, — писала она, — что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда…»
Летом 1939 года Марина Цветаева с сыном Георгием уезжает в СССР — вслед за мужем и дочерью.
Семья поселяется на подмосковной даче знакомых. Начинаются несчастья, теперь уже на родине. Вначале был арестован и пропал бесследно С.Я. Эфрон, затем — дочь А.С. Эфрон: 17 лет лагерей и ссылок на севере Красноярского края, в Туруханске.
В июне 1941 года — эвакуация с сыном в Татарию, в Елабугу, где 31 августа 1941 года М.Цветаева удавила себя на крюке, на котором висели рыбацкие снасти. Осенью 1942 года погиб и сын Георгий, призванный в действующую армию .
Личная трагедия поэта и ее семьи переплелась с трагедией XX века.
Богатое литературное наследие Марины Цветаевой дает основания утверждать о том, что на небосводе русской литературы она была звездой первой величины. Жутко и страшно сгоревшим русским «одиноким духом».
Когда-нибудь ритмы Марины Цветаевой, этого столь своеобразного поэта, станут предметом углубленного анализа, но и теперь можно сказать, что они достаточно повлияли на современную нам поэзию. Думается, возникали они в полной зависимости от порывистой и стремительной натуры автора, естественно приводя ко всем перебоям, паузам, переплескам за рамки обычной строфы, к острым изломам привычной метрики. В известной мере это диктуется пристрастием к смысловой сжатости, к своеобразной афористичности, подаваемой фрагментарно, только намеком на возможную полную форму. В прямой зависимости от такой стремительной ритмики слагается и вся система смысловых и образных ассоциаций, возникающих как бы на лету, в полной непосредственности (а не придуманности!) внезапно прорывающихся чувств и в перекличке слов, сходственных по звучанию, но различных по значению.
Гора горевала (а горы глиной
Горькой горюют в часы разлук).
Гора горевала о голубиной
Нежности наших безвестных утр.
- ..Гора горевала о страшном грузе
Клятвы, которую поздно клясть.
Гора говорила, что стар тот узел
Гордиев: долг и страсть.
(Поэма Горы)
Или:
- ..Нате! Рвите! Глядите!
Течет, не так ли!
Заготавливайте — чан!
Я державную рану отдам до капли!
(Зритель бел, занавес рдян)…
(Занавес)
Список литературы
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/kursovaya/tsvetaeva-i-blok/
1. Белкина М.И. Скрещение судеб. — М.: Книга, 1988. — С. 97
2. История русской литературы ХХ века (20 – 90-е годы).
/ Под ред. С.И.Кормилова. – М.: Просвещение, 2002. – С.104-105.
3. Орлов Вл. М.Цветаева. — В кн.: Перепутья. — М.: Худ.лит. 1976. С. 255-312
4. Пастернак Б. Письмо от 25 марта 1926 г. / Собрание сочинений. – М.: Просвещение, 1994. – С.34.
5. Рильке P.M., Пастернак Б.Л., Цветаева М.И. Письма 1926 года. — М.: Книга, 1990. — С. 85
6. Саакянц А. Два поэта — две женщины — две трагедии. – М., 1995. – С.12
7. Саакянц А. Марина Цветаева // Цветаева М.И. Сочинения: 2 т. — М.: Худож. лит., 1988. — Т. 1. — С. 29.
8. Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. — М.: Эллис Лак, 1999. – 816с
9. Цветаева М. Избранное. – СПб., 2001. – С.64.
10. Цветаева М.И Собрание соч.: В 2 тт. – Т.2. – М.: ВЛАДОС, 1994. – 224с.
11. Цветаева М.И. Сочинения: В 2 т. — М.: Худож. лит., 1988. — Т. 2. – С. 363
12. Цветаева М.И. Сочинения: В 2 т. — М.: Худож. лит., 1980. Т. 2. — С. 400
13. Цветаева М.И. Стихи / Вступ. статья Вс. Рождественского. — Магадан, 1988. – 287с
14. Шатин Ю.В. Цветаева М. В полемике с веком. — Новосибирск, 1991. — С. 3-19
Цветаева М. Избранное. – СПб., 2001. – С.64.
Саакянц А. Марина Цветаева // Цветаева М.И. Сочинения: 2 т. — М.: Худож. лит., 1988. — Т. 1. — С. 29.
Цветаева М.И Собрание соч.: В 2 тт. – Т.2. – М.: ВЛАДОС, 1994. – 224с.
Саакянц А. Два поэта — две женщины — две трагедии. – М., 1995. – С.12
История русской литературы ХХ века (20 – 90-е годы).
/ Под ред. С.И.Кормилова. – М.: Просвещение, 2002. – С.104-105.
Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. — М.: Эллис Лак, 1999. – 816с
Шатин Ю.В. Цветаева М. В полемике с веком. — Новосибирск, 1991. — С. 3-19
Пастернак Б. Письмо от 25 марта 1926 г. / Собрание сочинений. – М.: Просвещение, 1994. – С.34.
Цветаева М.И. Сочинения: В 2 т. — М.: Худож. лит., 1988. — Т. 2. — С. 363
Рильке P.M., Пастернак Б.Л., Цветаева М.И. Письма 1926 года. — М.: Книга, 1990. — С. 85
Цветаева М.И. Сочинения: В 2 т. — М.: Худож. лит., 1980. Т. 2. — С. 400
Белкина М.И. Скрещение судеб. — М.: Книга, 1988. — С. 97
Цветаева М.И. Стихи / Вступ. статья Вс. Рождественского. — Магадан, 1988. – 287с
Орлов Вл. М.Цветаева. — В кн.: Перепутья. — М.: Худ.лит. 1976. С. 255-312
