И все же тайну совести, наверное, никогда не смогут раскрыть. Никто не знает точно, откуда у человека совесть, почему она обладает такой силой, все видит и знает, почему умеет подсказать нам, какой сделать выбор, почему умеет дать внутреннюю оценку нашему выбору, нашему поступку, почему вообще именно перед ней нужно держать ответ. Одни полагают, что совесть — это голос Бога внутри человека, другие утверждают, что она результат долгого развития человеческого опыта.
Впрочем, так ли уж это важно? Важно, что она есть.
|
Долг |
Совесть |
|
|
Долг — направляет, указывает. Он всегда знает, чего от тебя хочет. И спрашивает по максимуму, — точнее, «от сих до сих», не меньше и не больше. Если ты его не слышишь — твой грех. Несет ли он другим людям радость или страдания, это другой вопрос, но с точки зрения самого долга (и «людей долга») одно только сомнение в его правоте — есть уже непослушание, нарушение долга. |
Совесть именно судит, и почти не умеет указывать. Она заново переживает тобою прожитое и даже только помысленное и даже за честно исполненным долгом способна обнаружить обстоятельства и намерения, в которых ты, может быть, не хотел отдать себе отчета — и, post factum, говорит тебе всю правду о тебе. |
|
|
Итак долг — знает. Классический лозунг долга — «ты должен, значит, можешь»; это значит: никакие обстоятельства не рассматриваются, кроме разве что непреодолимых физических. И уж конечно долг слышать не желает о том, что ты персонально, по совести, думаешь о ситуации и своей роли в ней. Ибо нельзя — то есть глупо или прямо преступно — надеяться поступить лучше, чем того требует долг. «Рассуждать» — хотя бы и «как лучше» — значит выкручиваться, юлить, выискивать для себя лазеек. |
Задача и, так сказать, материал совести, с которым она работает — внутреннее и ситуативное. Но таковое не только служит обоснованием для каких-то поблажек себе (как в том уверен всякий человек долга), но, напротив, бывает в иных случаях и куда строже. Слишком мало для нее заведомо ясных вопросов — чем и пользуется наша слабость… Зато по прошествии времени, рассмотрев много больше того, что видно сразу, она вполне может сказать: нет, ты мог тогда еще и то и то, а значит, был должен… |
|
|
Больше всего долг боится — поблажек и послаблений. Которые каждый, как в то верит «святая простота», обязательно себе даст, как только позволит себе рассуждать. |
Совесть не дает поблажек. Всякому мыслящему известно, что спрятаться от правды все равно невозможно. Тем паче, когда эта правда таится в глубине твоей же души… |
|
|
Работа долга — «серийная». Он в точности равен себе и не ведает исключений. |
Работа совести — «штучная», индивидуальная. В каждом случае она начинает свою работу заново, не ведает никаких «вообще», «раньше», «другие в таких случаях»… |
|
|
Итак, долг печется о правильном. Тут нелишне повторить, что правильнее правильного быть невозможно. Потому, кстати, как бы долг ни был тяжек, морально он — удобен… |
Совесть печется о лучшем. Которое как говорится «враг хорошего» (то есть просто правильного). Потому, как только скажешь себе — «я совершенно прав», тут же чувствуешь, что покривил душой… Совесть — неудобна. |
|
|
Долг есть твоя верность общему, твоя надежность как звена в социальном целом; это проба на соответствие. |
Совесть — твоя уникальность, не дающая переложить малейшей ответственности на «всех», социальное целое; это момент истины. |
|
|
Чувство вины — чувство провинности: неисполненного долга. Напоминает угрызения совести, но это больше страх или дискомфорт. |
Нет ценностей, кроме ценности Жизни, и нет вины, кроме прямой или косвенной вины перед нею. Чувство вины — «угрызения совести» — это чувство невозможности жить дальше с ощущением полноты своего права жить. |
|
