Поэт и революция в лирике В.В. Маяковского

Сочинение

Маяковский — поэт движения,»динамики. Вихревое дви­жение массивных вещей — излюбленный его прием. Все его поэтические черты — приспособлены для поэзии революции и войн. Он поэт грома и грохота, не способный к тишине, поэт катастрофического сотрясения вещей. До него улица была безъязыкой. Поэт заговорил языком улицы. Особенно это заметно в его раннем творчестве, еще не обремененном признаниями в любви к советской власти и «атакующему классу». Маяковский оперирует громадами, огромными чис­лами, отсюда и суффикс —«ищ» — хвостище, адище, Вави-лонище. В его стихотворениях множество гипербол. Он поэт катастроф и конвульсий.

К.Чуковский писал: «Маяковский орет, как тысячеголо­сая площадь. «Сердце — наш барабан», — заявляет он сам, и, открыв любую его страницу, мы убеждаемся, что это действи­тельно так. Он не только не способен к тишине, он не способен ни к какому разговору. Вечно кричит и неистовствует».

Конечно, Маяковский проделал трагическую эволюцию, но лучшие моменты его новаторской поэзии, его неологизмы, замечательные сравнения, напор, поэтический пафос, безус­ловно, гораздо лучше отражают его поэтическое новаторст­во, нежели стихи просоциалистической тематики, стихи, в которых политическая сторона явно берет верх над эстетиче­ской.

«О, четырежды славься, благословенная!» — такими сло­вами встретил Маяковский Великую Октябрьскую социали­стическую революцию. С октября 1917 года начинается но­вый этап в его творчестве, этап, обусловленный прежде всего изменениями действительности. Резко меняется тональ­ность стихов. В вихревые дни исторического перелома Мая­ковский убежденно встает в ряды первых деятелей литерату­ры и искусства, включившихся в процесс революционного обновления жизни.

[sms]

Он глубоко убежден, что революция и по­эзия нужны друг другу, он верит в действенность слова, но, чтоб оно стало подлинно действенным, все должно быть перестроено: лирика и эпос, поэзия и драматургия. Ведь никогда перед художником не стояла столь огромная задача — содей­ствовать объединению миллионов людей на основе новых со­циальных и нравственных принципов. В этом искреннем желании непосредственно участвовать в революционном об­новлении жизни и искусства во имя счастья миллионов — источник новаторства Маяковского.

После Октября направление в творчестве Маяковского об­рело особую четкость: служение революции, ориентация на Ленина. Даже его работа в 1919—1921 годах в РОСТА стала примером поэтической самоотверженности. «Грозный смех» этих стихов вдохновлял красноармейцев, воодушевлял их на разгром интервентов. Уже в те годы поэт воспевает наше светлое будущее.

3 стр., 1020 слов

Мой ли поэт Маяковский?

... жизни нового, социалистического, общества. Могло ли это в какой-либо степени отразиться на качестве творчества Маяковского? На мой ... негативное отношение к творчеству столь неординарного поэта. С другой стороны, ... моем сознании лирика является способом воплощения романтического начала каждой личности, но если рассматривать деятельность Маяковского, то станет очевидным агитационное начало его поэзии, ...

Революция дала Маяковскому жизненную силу, обогати­ла его новыми идеями и радостным ощущением причастно­сти государственным свершениям. «Революцией мобилизо­ванный и призванный», он все свои силы отдавал тому, чтобы внести свой вклад в защиту октябрьских событий.

Господствующий в дооктябрьском творчестве поэта пафос решительного отрицания враждебной человеку действитель­ности, саркастическое, гротескное, ее изображение (персона­жи сатирических гимнов, образ «повелителя Всего»), мрач­ные картины людского горя, страданий уступают место мажорному, одическому утверждению начавшихся в стране коренных перемен.

«Ода революции», «Левый марш», «Мистерия-буфф», «Потрясающие факты» — эти первые образцы социалистиче­ского искусства Великого Октября захватывают своей ис­кренностью, глубочайшей верой в прекрасное будущее, от­крывшееся перед человечеством. Маяковский, как и прежде, романтик, но теперь это романтизм утверждения и созида­ния нового мира. В «Левом марше» он убежденно заявляет: «России не быть под Антантой», «Коммуне не быть покорен­ной». Интонация стиха — волевая, командная. «Слово — полководец человечьей силы», — говорит поэт. Слово поэта сильно потому, что оно выражает волю, стремления и мечты многомиллионных масс и его передового отряда. Четкость ритма, командный характер интонации подчеркивается сильными рифмами, большинство которых дано по подобию звуков, а не букв, фонетично.

Четыре раза в стихотворении звучит: «Левой, левой, ле­вой!» Появляются неожиданные и потому красивые рифмы: «кляузе» противопоставляется «маузер», «коммуне не быть покоренной» — «короной», мы перешагнем «через горы горя» — «за мора море», в «непочатый» солнечный край под призыв «печатай шаг миллионный».

В звуковом отношении стихотворение построено не на ас­сонансах (созвучиях гласных), а на аллитерациях (созвучиях согласных), в которых часто повторяется звук «р», придаю­щий энергию, решительность, прямоту и резкость стиху.

Наконец, важнейший образ «Левого марша» — поэт, дают поэтическое оформление стремлениям и борьбе идуще­го к победе народа.

Выражая в поэме «150 000 000» мысль о непобедимости нашего народа, поэт повествует о том, как русский богатырь Иван, олицетворяющий весь русский народ, побеждает им­периалистическое чудовище, представленное в поэме обра­зом американского президента Вудро Вильсона. Эта поэма — о ста пятидесяти миллионах людей нашей страны, о револю­ции и совершившем ее народе:

Не Ленину стих умиленный.

В бою

славлю миллионы,

вижу миллионы,

славлю,

которое есть,

но трижды —

сердце

с правдой вдвоем.

Это было

с бойцами

в сердце

было

от свидетеля счастливого, —

в мускулы усталые

лилась

строящая