Каждый раз, когда мы проходили мимо согнанных в ночное лошадей, Рувим спрашивал меня, о чём они думают. Мне казалось, что лошади ни о чём не думают. Они слишком уставали за день. Однажды мы вышли на рыбную ловлю в два часа ночи. По дороге на озеро стояло несколько ив. Под ивами спал сивый мерин. Когда мы проходили мимо него, он проснулся, махнул хвостом и побрёл за нами. Всегда бывает немного жутко, когда ночью лошадь увяжется за тобой и не отстаёт ни на шаг. Но эта лошадь нас не испугала, мы её знали давно, и ничего таинственного в том, что она увязалась за нами, не было. Попросту старому мерину было скучно стоять одному всю ночь под ивой. На озере, пока мы разводили костёр, старый мерин подошёл к воде, долго её нюхал, но пить не захотел. Потом он осторожно пошёл в воду. – Куда, дьявол! – в один голос закричали мы оба, боясь, что мерин распугает рыбу. Мерин покорно вышел на берег, остановился у костра и долго смотрел¸ помахивая головой, как мы кипятили чай, потом тяжело вздохнул, будто сказал: «Эх вы, ничего- то вы не понимаете!» Мы дали ему корку хлеба. Он осторожно взял её тёплыми губами, сжевал, двигая челюстями из стороны в сторону, как тёркой, и снова уставился на костёр – задумался.
– Всё-таки, — сказал Рувим, — он, наверное, о чём- нибудь думает. Мне казалось, что если мерин о чём- нибудь и думает, то главным образом о людской неблагодарности и бестолковости. Что он слышал за всю свою жизнь? Одни только несправедливые окрики. Благодарности не было. А он всю жизнь, хрипя и надсаживаясь, таскал по пескам, по грязи, по липкой глине, по косогорам плохо смазанные телеги с сеном, картошкой, яблоками и капустой. Иногда он останавливался отдохнуть. Бока его тяжело ходили, от гривы поднимался пар, но возница со свистом вытягивал его ременным кнутом по дрожащим ногам. И мерин, рванувшись, тащил телегу дальше. Мерин опустил голову к самой земле, из его глаз выкатилась одинокая старческая слеза, и он уснул. Утром, когда роса горела от солнца на травах, мерин проснулся и громко заржал. Из лугов шёл к нему конюх Петя, недавно вернувшийся из армии белобрысый парень. Мерин медле-нно пошёл к нему навстречу и, потершись головой о плечо Пети, безропотно дал надеть на себя недоуздок. Петя привязал его к изгороди около стога, а сам подошёл к нам побеседовать насчёт клёва. – Вот вы, я гляжу, — сказал он, — ловите на шёлковый шнур, а наши огольцы плетут лески из конского волоса.
У мерина весь хвост повыдрали. Скоро обмахиваться от овода – и то будет нечем. – Старик своё отработал, — сказал я. – Конечно, отработал, — согласился Петя. – Старик хороший, душевный, только силы его уже покинули. Отслужил. Хотели было отправить его к коновалу. Ну да я воспрепятствовал. Не то чтобы жалко, а так… Вот и живёт у меня. Моя мамаша сначала скрипела: зачем, мол, этого дармоеда держим, а сейчас даже беседует с ним, с мерином, когда меня нет. Погово-рить, знаете, не с кем, вот она ему и рассказывает всякую всячину. А он и рад слушать. Петя поднялся. – Два дня в лугах погулял, теперь пусть постоит во дворе, в сарае, — сказал он. – Прощайте. Он увёл мерина. Тихое утро было полно такой свежести, будто воздух промылся роднико-вой водой. И где-то далеко, в цветущих лугах, добродушно заржал мерин. (Паустовский)
Небольшое сочинение вечер у костра
... вместе плавали и радовались этому. Вечером вся семья собралась у костра. Мы пели песни, ели ... потом, я сказал: «А почему бы нам не съездить на соленые озера на Алтайский край? ... минут сорок. А тем временем родители начали разбирать вещи и разводить костер. Когда я ... у меня собрался полный рюкзак вещей. Я взял с собой кофту, штаны, куртку и еще много разных вещей. Наступил день поездки. Я проснулся ...
У природы как целого, как единого творца есть свои любимцы, в которые она при строительстве вкладывает особенное старание, отделывает с особенным тщанием и наделяет особенной властью. Таков, вне всякого сомнения, Байкал. Не зря его называют жемчужиной Сибири. Не будем сейчас говорить о его богатствах, это отдельный разговор. Байкал славен и свят другим – своей чудесной животворной силой, духом не былого, не прошедшего, как многое ныне, а настоящего, не подвластного времени и преобразованиям, исконного величия и заповедного могущества, духом самородной воли и притягательных испытаний. Вспоминаю, как мы с товарищем моим, приехавшим ко мне в гости, долго шли и далеко ушли по берегу нашего моря по старой Кругобайкальской дороге, одной из самых красивых и ярких на южном Байкале. Был август, лучшее, благодатное время на Байкале, когда нагревается вода и бушуют разноцветьем сопки, когда, кажется, даже камень цветёт, полыхая красками; когда солнце до блеска высвечивает вновь выпавший снег на дальних гольцах в Саянах; когда уже впрок запасся Байкал водой из тающих ледников и лежит сыто, часто спокойно, набираясь сил для осенних штормов; когда щедро играет подле берега под крики чаек рыба и когда на каждом шагу по дороге встречается то одна ягода, то другая – то малина, то смородина, красная и чёрная, то жимолость… А тут ещё и день выдался редкостный: солнце, безветрие, тепло, воздух звенит, Байкал чист и застывше тих, далеко в воде взблёскивают и переливаются красками камни, на дорогу то пахнёт нагретым и горчащим от поспевающего разнотравья воздухом с горы, то неосторожно донесёт прохладным и резким дыханием с моря. Товарищ мой уже часа через два подавлен обрушившейся на него со всех сторон дикой и буйной, творящей пиршественное летнее торжество красотой, дотоле им не только не виданной, но даже не представляемой. Всё, что отпущено человеку для впечатлений, в товарище моём было очень скоро переполнено, и он, не в состоянии уже больше удивляться и восхищаться, замолчал. Я продолжал говорить. Я рассказывал, как, впервые попав в студенческие годы на Байкал, был обманут прозрачностью воды и пытался достать с лодки камешек, до которого затем при замере оказалось больше четырёх метров. Товарищ принял этот случай безучастно. Тогда я догадался, что с ним: скажи ему, что мы за двести- триста метров в глубину на двухкопеечной монете читаем в Байкале год чеканки, — больше, чем удивлён, он уже не удивится. Он был полон, как говорится, с крышкой. Помню, его доконала в тот день нерпа. Она редко подплывает близко к берегу, а тут нежилась на воде совсем недалеко, и, когда я, заметив, показал на неё, у товарища вырвался громкий и дикий вскрик, и он вдруг принялся насвистывать и подманивать, словно собачонку, нерпу руками. Она, разумеется, ушла под воду, а товарищ мой в последнем изумлении от нерпы и от себя опять умолк, и на этот раз надолго. Я даю это ничего не значащее само по себе воспоминание для того лишь, чтобы иметь возможность процитировать несколько слов из большого и восторженного письма моего товарища, которое он послал мне вскоре после возвращения домой с Байкала. «Силы прибавились- это ладно, это бывало, — писал он. – Но я теперь духом поднялся, который оттуда, с Байкала. Я теперь чувствую, что могу немало сделать, и, кажется, различно, что нужно делать и чего не нужно. Как хорошо, что у нас есть Байкал! Я поднимаюсь утром и, поклонясь в вашу сторону, где батюшка – Байкал, начинаю горы ворочать…» Я понимаю его…
( В.Распутин)
Я сидел на верхней палубе, под тентом. Море было покойно. Все ушли в себя; у каждого свои интересы. Какой-то старичок в бархатном картузе присел рядом со мной и принялся за газету. И вдруг тонкой острой ноткой донёсся вой. Он шёл с другого конца парохода, с носа. Ещё нотка, ещё… И я узнал голосок Марса. Старичок передёрнулся и поглядел на меня, точно я был причиной воя. – Вы слышите? Собака… Ведь это же неприятно! Вой усиливался и начинал переходить в какое- то завывающее рыданье. – А, чтоб тебя! – вырвалось у делового человека. – Волк чистый. Вой рос и тянул за сердце. – Уди-ви-тельные порядки! – строго сказал старичок. – Насажают полный пароход собак, и вот извольте тут… Вой поднялся ещё тоном выше и задрожал. – За хвост да в воду, — сказал деловой человек. – Вот собак навели… Надо сказать правду – вой становился невыносимым. – Его необходимо выпустить, — говорю помощнику капитана. Разрешено выпустить. Марс прыгает сразу на всех лапах и извивается с громким лаем. Мне даже стыдно за него. – И охота вам возить собак! – говорит несколько примирительно старичок, довольный наступившей тишиной. Я иду отдохнуть. Море поёт мне тихую сказку. И вдруг стало тихо-тихо. Должно быть, я заснул. Мне снилось, как по палубе старичок и фрейлейн гонялись за мной со швабрами, а деловой человек грозил и кричал пронзительно: -За хвост да в воду!.. Я открыл глаза. – В воду! – кричал тонкий пронзительный голосок. – Вон! Вон!!! — Потонул… Это ужасно! — Если попросить капитана?.. Смотрите, он ещё плывёт!!! Сбрасываюсь с койки и бегу. Навстречу попадается рыжий матрос. – Господин, ваша собачка за бортом… Марс в море! Вся палуба запружена народом. Стоит гул голосов. Расталкиваю всех без стеснения, хочу видеть последние минуты моего умного и верного Марса. – Всё плывёт, сердешный… — Тоже живая душа, жить-то хочется… Нет, опять захлестнуло… Я вижу простые лица. Я слышу жалеющие голоса. Кто-то взвизгивает около, начинает плакать в голос. Кто-то тяжко сопит над моим плечом. Капитан стоит как монумент. И в его руке сверкают золотые часы. – Спустить шлюпку-у!!! Капитану устраивают овацию. Сотни глаз теперь прикованы к двум точкам на море: к голове Марса и к шлюпке. Я жду. Рядом со мной старичок. Его руки жестикулируют. Он точно повторяет ритмические взмахи вёсел. На секунду я оглядываюсь. Какие лица! Я не узнаю их. Они все охвачены жизнью, одним желанием, одной мыслью. И нет в них ни вялости, ни скуки, ни равнодушия. Хорошие человеческие лица. А глаза! Они все смотрят, волнуются и ждут. –Браво! Урра! – дружно прокатывается по палубе. – Молодцы! – кричит над самым ухом деловой человек. – Знатно! Марс, шаловливый, надоедливый, всем досадивший Марс, — спасён. ( По И.С. Шмелёву)
Текст по К.Г. Паустовскому
|
Основные проблемы |
1.Проблема отношения человека к животному, утратившему практическую пользу 2.Проблема жестокого обращения с животными, находящимися на службе у человека. |
|
Авторская позиция |
1.Отслужившее животное нуждается в заботе не меньше, чем люди. 2.Люди зачастую неблагодарны и несправедливы в своем отношении к животным- помощникам. |
Текст по В.Г. Распутину
|
Основные проблемы |
1.Проблема понимания красоты в жизни ( каковы критерии прекрасного?) 2.Проблема взаимосвязи красоты природы и внутреннего мира человека ( как влияет окружающий мир на душу человека? способна ли красота мира изменить человека?) 3.Проблема могущества природы, частью которой является человек ( необходимо ли человеку доказывать своё превосходство? Каким должно быть восприятие природы человеком?) |
|
Авторская позиция |
1.Истинной является красота естественная, природная: красота солнечного дня, свобода ветра и моря, буйство летних красок и т.д 2.Именно гармоничная красота окружающего мира, первозданной природы способна влиять на формирование внутреннего мира человека, способна изменить его, облагородить душу, сподвигнуть на высокие поступки ради прекрасного; 3.Перед могуществом и величием природы человек слаб и бессилен, он лишь часть окружающего мира; только природа является истинным источником животворной силы, дарующей человеку жизнь. |
Текст по И.С. Шмелёву
|
Основные проблемы |
1.Проблема разобщённости и единства людей ( Что способно объединить людей?) 2.Проблема неоднозначности человеческой натуры ( можно ли отнести большинство людей к безусловно хорошим, добрым или к безусловно плохим, злым? 3. Проблема сострадания ( достойны ли сострадания животные?) |
|
Авторская позиция |
1.Стремление удовлетворить свои мелочные эгоистичные интересы разобщает людей, а сочувствие, сострадание к попавшему в беду- объединяет. 2. неоднозначность человеческой натуры проявляется в разных жизненных ситуациях; один и тот же человек часто предстает в обыденной жизни и в драматической ситуации с разных сторон. 3. Каждая живая душа достойна сострадания. |
