Поэзия Фета – одна из вершин русской лирики. Сейчас в этом вряд ли возможны сомнения. Но современники Фета оценивали его поэзию далеко не так высоко, как мы. Только один из них сказал о творческой силе Фета проникновенные слова, которые, наверное, многим тогда показались странными. Эти слова принадлежали величайшему поэту эпохи – Некрасову. Вот что он писал:
- «Смело можем сказать, что человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою её ощущениям, ни в одном русском авторе после Пушкина не почерпнёт столь поэтического наслаждения, сколько доставит ему г. Фет. Из этого не следует, чтобы мы равняли г. Фета с Пушкиным;
- но мы положительно утверждаем, что г. Фет в доступной ему области поэзии такой же господин, как Пушкин в своей, более обширной и многосторонней области».
А. А. Фет принадлежит к числу тех русских поэтов, слава которых не была громкой ни при жизни, ни после смерти. Он писал в непоэтическую эпоху, да и сам никогда не стремился к славе.
Его современники и люди, изучающие жизнь и творчество поэта, искренне удивлялись и удивляются, как такой человек, как Фет, с его пессимистическим настроем к жизни, его жизненным укладом, мог писать такие замечательные, вдохновенные стихи! Его личность как будто можно разделить на две: Фета-человека и Фета-поэта. Афанасий Афанасьевич известен нам как автор замечательных по красоте стихотворений. Природа под пером Фета оживала и очеловечивалась. Лирика Афанасия Афанасьевича заставляет нас переживать, восхищаться, сочувствовать. Она наполнена надеждой на счастливое будущее, на осуществление желаний. Но сам автор не был так оптимистично настроен. Он часто был угрюм, его терзали разного рода бытовые переживания. Фет не стремился быть прославленным поэтом. В жизни его интересовали совсем другие проблемы: возвращение фамилии Шеншин, а заодно и наследства, и потому всю жизнь Фет-человек посвятил тому, чтобы его признали-таки дворянином. Но Фет-художник за эти годы создал удивительный мир волшебной поэзии, поэзии, за которую его неоднократно упрекала русская критика, которая никак не могла найти в лирике поэта столь необходимые для нее общественные мотивы. Действительно, А. Фет демонстративно противопоставлял себя своему времени, заявлял, что не обязан быть гражданином, жил вразрез с духом времени. А потому творчество А. Фета было заклеймено ярлыком “искусство ради искусства”. Еще в 1850 году А. Фет писал: “Идеальный мир мой разрушен давно…” Место этого мира заняла будничная жизнь. И чем больше поэт погружался в нее, тем сильнее он стремился выйти из-под ее власти в своих стихах.
«Большая поэзия для маленьких людей»
... поэзия доброты и добрых дел останется в её творчестве. Стихи для детей превратили Агнию Барто в лицо советской, детской ... существовали балет и сочинение стихов. С определение ... Свердловске, она писала военные, патриотические стихи, статьи, очерки. ... детские годы, они сами. Их детское восприятие мира. Переживания. Чувства и мысли. Её стихи не только не устаревает, они всегда остаются живыми, нужными людям. ...
Биографические сведения об А. А. Фете. История рождения, детские годы поэта.
Необычная, сложная, во многом весьма драматическая судьба присуща
литературной деятельности Фета. Вместе с тем при всей своей оригинальности судьба эта носит отчетливые приметы времени, тесно связана с ритмами движения русской общественной жизни и русской литературы середины и второй половины XIX века.
Афанасий Афанасьевич Фет-Шеншин прожил долгую жизнь. Интересно, что родился он в октябре или ноябре 1820 года, почти одновременно с выходом в свет первого большого создания русской литературы XIX века — поэмы Пушкина «Руслан и
Людмила», а умер 21 ноября 1892 года, примерно через два месяца после
появления в печати первого произведения Максима Горького и в период выхода первых сборников стихов русских модернистов. Как видим, в хронологических рамках его жизни происходит все развитие русской классической литературы XIX столетия.
Обратимся к жизни писателя и к истории его рождения, которая наложила серьёзный отпечаток на судьбу поэта.
Мать Афанасия Фета, Шарлотта-Елизавета Фет, будучи замужем и беременной вторым ребёнком, сбежала с лечившимся в Германии 44-летним русским помещиком, отставным ротмистром Афанасием Неофитовичем Шеншином, снимавшим в доме Беккера, отца Шарлотты, жильё. Шеншин прожил у Беккеров до осени 1820 года, после чего Шарлотта бежала с ним в Россию. Трудно понять, чем пленил молодую женщину небогатый и некрасивый, угрюмый иностранец, но она, бросив отца, мужа и дочь, уехала в чужую страну.
Поступок Шарлотты можно было бы понять, если бы ребёнок, ожидаемый ею, был от Шеншина, но такая возможность исключается, так как в своих письмах к брату Эрнсту Беккеру, Шарлотта признавалась, что ребёнок был от Фета. Сам поэт своим отцом признавал Шеншина.
Родился Афанасий Афанасьевич в Новосёлках, куда прибыла в конце сентября 1820 года Шарлотта Фет. Сыном Шеншина записал его местный священник, горький пьяница, страшно по этому поводу бедствовавший и получивший за это хорошую мзду. Обвенчался же Шеншин с Шарлоттой только через 2 года. Получила ли она развод от первого мужа, до сих пор остаётся точно не известным.
А когда Афанасию Афанасивичу исполнилось 14 лет, тайна его рождения раскрылась, и он лишился фамилии Шеншин и остался без фамилии вообще. Шеншину пришлось уговаривать немецких родственников Афанасия, чтобы они признали его и дали свою фамилию. По этой причине Афанасий Афанасьевич страдал потом долгие годы и всю жизнь пытался вернуть «свою» фамилию и титул дворянина, которым являлся его отчим.
В письмах своему брату Шарлотта (Елизавета Петровна после замужества) жаловалась, что бывший муж требовал у неё денег за усыновление.
Тем не менее братья и сёстры Афанасия Афанасиевича звались Шеншиными, а он носил её только до 14-ти лет
Ученические годы., Несказанную скорбь обновлять велишь ты, царица
В 14 лет Фет был отправлен в далёкий пансион Крюммера в Лифляндии (г. Верро).
Актуальность стихотворений Фета
... 6 класс, 10 класс Другие сочинения: ← Есенин мой любимый поэт Серебряного века↑ ДругиеРаскольников и Свидригайлов → Мое любимое стихотворение А. А. Фета Категория: Фет А.А. Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820— 1892) отличалось ... gt; Конкурс эссе к 200-летию Афанасия Фета 19 апреля 2020 В 2020 году исполняется 200 лет со дня рождения Афанасия Фета. Редакция «Нового мира» объявляет конкурс ...
Это была немецкая школа, где плохо кормили, но хорошо учили и говорили на немецком языке. На каникулы Фета – единственного в школе – домой не забирали из-за дальности, но возможно были и другие соображения на этот счёт, связанные со следствием об его усыновлении, начатом незадолго до отъезда Афанасия в школу.
Превращение из русского столбового дворянина в немца-разночинца лишало Фета не только социального самоощущения, дворянских привилегий, права быть помещиком, возможности наследовать родовое имение Шеншиных. Так же он лишался права называть себя русским; под документами он должен был подписываться: «К сему иностранец Афанасий Фёт руку приложил».
Фет воспринял это как мучительнейший позор, набрасывавший,
по понятиям того времени, тень не только на него, но и на горячо любимую им мать, как величайшую катастрофу, «изуродовавшую» его жизнь. Вернуть то, что было им, казалось, так непоправимо утрачено, вернуть всеми средствами, не останавливаясь ни перед чем, если нужно, все принося в жертву, стало своего рода навязчивой идеей, идеей-страстью, определившей, в сущности, весь его жизненный путь. Оказывало это влияние, и порой весьма роковое, и на литературную его судьбу.
Проучившись 3 с половиной года, он поступил на словесное отделение философского факультета Московского университета. Его мать умерла, как только Фет закончил там обучение.
Тогда же Фет понял, что его мать, страдающая от нервной болезни при жизни, явилась носителем наследственного заболевания (его сёстры и братья стали сходить с ума ещё до её смерти).
Это стало причиной для ещё одного беспокойства по поводу, передастся ли эта болезнь ему. Переживания по поводу болезни матери Фет особенно оберегал от посторонних взглядов.
Ранее творчество.
Древние говорили — поэтами рождаются. И Фет действительно родился
поэтом. Замечательная художественная одаренность составляла суть его сути, душу его души. Уже с детства был он «жаден до стихов»; испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, «повторяя сладостные стихи» автора «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана»
В немецком пансионе ощутил и первые «потуги» к
поэтическому творчеству: «В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность; но в конце концов оказывалось, что стремились наружу одни спирали стеблей, на которых никаких цветов не было. Я чертил на своей аспидной доске какие-то стихи и снова стирал их, находя их бессодержательными». Стихи Фет продолжал слагать со все
большим рвением и в пансионе историка, писателя, журналиста, близкого к
Пушкину и Гоголю, профессора Погодина, в который поступил для подготовки в Московский — университет, и в особенности в самом университете (на словесном отделении философского факультета).
«Вместо того чтобы ревностно ходить на лекции… почти ежедневно писал новые стихи…»
Большую роль в развитии таланта Фета сыграл его однокурсник Аполлон Григорьев, биография которого была очень схожа с биографией Фета, но несильно волновала его. Григорьев писал, что он волновался за Афанасия, как бы тот не лишил себя жизни из-за своих переживаний и всячески поддерживал его. А Фет всё выливал в стихотворения.
Проблема обретения смысла жизни в годы войны. По В. В. Быкову
... Действительно, только избавившись от случайного, от сознания состояния между жизнью и смертью, можно по-настоящему понять смысл жизни. В рассказе М. А. Шолохова «Судьба человека» главный герой ... от чего избавились. Прежде всего от неопределённости нашей судьбы. Впервые за годы войны жизнь обрела для нас смысл и избавилась от власти случайного. Но ведь ...
Оба друга «упивались» поэзией, «принимая иногда, — иронически добавляет Фет, — первую лужу за Ипокрену». В доме Григорьевых,
который Фет называл «истинной колыбелью» своего «умственного я», собирался кружок студентов, куда, в частности, входили будущий поэт Полонский, будущий историк С. М. Соловьев, отец философа и поэта Владимира Соловьева. Первое «благословение» на серьезную литературную работу Фет полупил от Гоголя, которому через Погодина передал образцы своего творчества. Гоголь советовал продолжать: «Это — несомненное дарование». Ободренный Фет решил издать свои стихи отдельным сборником, заняв триста рублей ассигнациями у гувернантки
сестер: молодые люди были влюбены друг в друга, мечтали пожениться и наивно надеялись на то, что издание не только быстро раскупится, но и принесет автору литературную славу, которая обеспечит их «независимую будущность».
Творческий и жизненный путь А. А. Фета.
Стихи Фета сильно отличались от подобных ему и были высоко оценены в «Отечественных записках». И с 1842 года Фет становиться плодовитым сотрудником «Отечественных записок». Одновременно сотрудничает с журналом «Москвитянин». Фет быстро созрел
Начало поэтической деятельности Фета выпадает на трагический период русской литературы, когда умирает Пушкин, Лермонтов и другие талантливые писатели и поэты. Тютчев был ещё не известен и нигде не печатался. Жив Жуковский, но пишет мало.
На опустевшую сцену выходит в начале 40-ых новое поколение: Некрасов, Фет, Полонский, Огарёв, Тургенев, Майков, Аполлон Григорьев, Плещеев, Достоевский, Лев Толстой. Этим писателям удалось быстро завоевать внимание и признание читателей. Поэзия отставала от прозы: в ней слабо отражались характерные для эпохи того времени идейные искания, размежевания и споры.
Фета перестают печатать. Для него это большой удар. После многочисленных публикаций, переводов, признаний наступает спад. В 1850 г. печатаются лишь 3 стихотворения Фета. Он понимает, что его самое дорогое, его поэзия, не может быть опорой в жизни, а может оставаться только домашним занятием.
Кроме того брат Фета, обещавший оставить ему большое наследство, уезжает лечиться в Пятигорск и там умирает, а его имущество странным образом исчезает.
Фет решает поступить на военную службу. Он понимал, что ему придётся пройти через множество унижений и оскорблений, но судьба уже закалила его. Фет ставит цель: завоевать дворянство.
В этом ему так же не взёт. В июне 1845 года царь Николай подписал манифест, по которому дворянства стал давать только чин майора. Возможность стать дворянином отодвинулось на много лет. Но Фет не сдался.
Он много работает. Пишет всё меньше. В этот период Фет знакомиться с М. К. Лазич. Их любовь взаимная, но не принёсшая счастья. Лазич бесприданница. Они оба понимают, что не могут пожениться. Роман кончился разлукой, за которой последовала смерть Лазич, сгоревшей от неосторожно брошенной ёю спички. Возможно это было замаскированное самоубийство.
С этим связан ряд стихотворений Фета. Образ Марии Лазич на всю жизнь приковал поэтическое чувство поэта.
В 1853 году круто меняется судьба Фета. Он переведён в гвардию. Да и в литературе произошёл переворот: стихи снова стали популярны. Фет снова печатается, занимается переводами. Он не дослужился до майора одну ступень. Новый император Александр издаёт новый указ, по которому дворянство мог получить только генерал. Фет бросает службу и всецело занимается литературой.
Жизнь столицы и мир деревни в романе «Евгений Онегин
... Так что нельзя однозначно ответить, какой из двух миров лучше, — столичный или деревенский. Вернее будет сказать, что оба мира ярко, наглядно и самобытно представлены А. С. Пушкиным в романе «Евгений Онегин». ... письма». По-разному представлен в произведении и досуг жителей таких различных мест. Во второй главе поэт показывает нам пример влияния условий жизни на судьбу и характер человека. Здесь ...
В 1857 году Фет женился на М. П. Боткиной, дочери крупнейшего чаеторговца и сестре критика Боткина. Это была некрасивая девушка не первой молодости, с каким-то печальным романом в прошлом. Брак был без любви. Надо думать, что он был исполнен той части его жизненного плана, о которой он писал Борисову после смерти Марии Лазич:
«Итак, идеальный мир мой разрушен давно … Ищу хозяйку, с которой буду жить не понимая друг друга…Если никто никогда не услышит жалоб моих на такое непонимание друг друга, то я буду убеждён, что я исполнил свою обязанность, и только».
Женой Марья Петровна оказалась хорошей: спокойной, хозяйственной, подходящей Фету по характеру.
К концу 50-х признание Фета в литературе перестаёт быть единодушным. В своих статьях и стихотворениях он очень конкретно выражает своё мнение по поводу врагов «чистого искусства», что было неприемлемо. Сотрудничество с «Современником» стало невозможным. Талант Фета не отрицают даже его противники. Чернышевский писал: «…Я знавал Фета. Он положительно идиот: идиот, каких мало на свете. Но с поэтическим талантом».
Фет тайно печатается в «Современнике» с переводом Шекспира «Юлий Цезарь» под фамилией Лавренский. Эпиграф был взят из статьи Фета о Тютчеве, неоднократно потом иронически обыгрываемой. Был отдалён от всех популярных журналов.
Фет пришёл к заключению, что литературная карьера его закончена и надо (в который раз!) дать своей жизни новое направление. Он решает стать помещиком. В спешке приобретает за большую сумму неудачный участок земли и с головой уходит в фермерство. Увлекается Шопенгауэром, который уверял, что в мире царствует и всегда будет царствовать страдание, и оправдывает этим любые несправедливости социального строя.
Отношения с Тургеневым всё более охлаждаются. Фет сближается с Толстым, чувствует в нём поддержку и понимание.
Добивается возврата фамилии Шеншин и рода дворянина (Фету 53 года).
Фамилию Фет оставляет, как литературный псевдоним. От бездетных родственников ему достаётся имение и всё имущество. К старости Фет становится богат. Он перестаёт заниматься делами и передаёт всё управляющему.
В литературной жизни наступает благоприятная пора. Фет меняет свою идеологию. У него появляется много поклонников и подражателей среди молодых поэтов. Он снова начинает печататься в журналах. Теперь Фет материально не заинтересован в литературе и начинает заниматься ей в своё удовольствие.
Много занимается переводами. Переводит главный труд Шопенгауэра «Мир как воля и представлении», Фауста «Гёте».
В 1890 г. появляются два толстых тома мемуаров Фета «Мои воспоминания», а в 1893г. – посмертно третий том: «Ранние годы моей жизни».
Фет достиг тех жизненных ценностей, за которые бился всю жизнь, но покоя и удовлетворения не было.
О блеске, силе, остроте, глубине и одновременно поэтичности ума Фета свидетельствуют и его критические статьи и образцы его художественной прозы. И все это интеллектуальное богатство, все напряжение воли, все силы души он обратил на достижение поставленной цели, идя к ней всеми путями, не различая добра и зла, жертвуя своей идее-страсти всем самым близким и дорогим. Теперь, когда она была достигнута, он мог бы с полным правом сказать о себеустами барона Филиппа из «Скупого Рыцаря» Пушкина: «Мне разве даром это асе досталось… // Кто знает, сколько горьких воздержаний, // Обузданных страстей; тяжелых дум, // Дневных забот, ночей бессонных мне // Все эта стоило?..» Фету действительно все это досталось не даром, он воистину
Хлестаков в современной жизни (мире)
... Популярные сочинения Как часто ... место существовать и в наше время, ведь всегда будут люди, которые хотят обогатиться за счёт других, и обычно обогащение это происходит не самым законным образом. ` Хлестаков в современной жизни ...
«выстрадал» себе и свое богатство и свою восстановленную стародворянскую
фамилию. Идея-страсть, владевшая Фетом, не заключала в себе ничего «идеального» и вынуждала, как он пишет в своих мемуарах, «принести на трезвый алтарь жизни самые задушевные стремления и чувства». В годы армейской службы Фет жаловался Борисову, что «насилует» свой «идеализм» «жизнью пошлой», которую должен вести, что он «добрался до безразличия добра и зла». Трудный жизненный путь, суровая житейская практика Фета, безнадежно-мрачный взгляд на жизнь, на людей, на современное общественное движение все более отягчали его душу, ожесточали, «железили» его характер, отъединяли от окружающих, эгоистически замыкали в себе. «Я никогда не слышала от Фета, чтобы он интересовался чужим внутренним миром, не видала, чтобы его задели чужие интересы. Я никогда не замечала в нем проявления участия к другому и желания узнать, что думает и чувствует чужая душа». Так писала о нем та, которой Фет посвятил одно из самых прославленных, воистину жемчужных своих созданий — стихотворение «Сияла ночь. Луной был полон
сад…» — сестра жены Толстого, Т. А. Кузминская. Примерно так же отзывались о нем и другие современники.
Удивительное сочетание скептицизма и любви к поэзии неясным образом имело место у Фета. Одним из Непреложных догматов стало для Фета на всю жизнь отделение глухой стеной «поэта» от «человека».
Идеалы в жизни и в творчестве.
Мемуаристы рисуют образ Фета, как человека эгоистичного, эгоцентричного, энергичного, практичного. Но эти источники не дают нам понять, как мог в этом человеке бить ключ такого сильного, такого подлинного лиризма. У Фета было достаточно вкуса, чтобы не считать поэтичной и красивой свою жизнь, отданную погоне за богатством и удовлетворением тривиального честолюбия. Но Фет никогда не осуждал свою жизнь. Он воспринимал её как тоскливую и скучную, но считал, что такова жизнь вообще.
Лирический экстаз, «поэтическое безумство» — это то, что Фет более всего ценил в лирике. Он восстает против каких-либо связей красоты с истиной и добром, искусства с логикой, этикой и вообще философией. Чем больше поэзия Фета становится философской, тем больше он отрицает существование философской поэзии.
Многих волнует вопрос: как Фет, будучи пессимистом и оставаясь им всю жизнь, писал такие стихи? Основное настроение поэзии Фета – настроение душевного подъёма. Фет сам ответил на этот вопрос в предисловии к третьему выпуску «Вечерних огней». Он писал: «…скорбь никак не могла вдохновить нас. Напротив, <…> жизненные тяготы и заставили нас в течении пятидесяти лет по временам отворачиваться от них и пробивать будничный лёд, чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии».
Резкое отличие житейского Фета, каким его знали, видели и слышали
Лирическая дерзость Афанасия Фета
... действительно не очень-то согласовывается с представлением о «лирической дерзости». В этом смысле, однако, русская поэзия и вообще ... жизни требую разумных оснований, подкрепляемых опытом». Свои песни Фет называл «дарами жизни». В предисловии к третьему выпуску «Вечерних огней» он писал: ... и божьей тварью. Здесь царит мир творчества, полет духа, расцветает красота. Фет вовсе не бежит от быта ...
окружающие, от его лирических стихов дивило многих, даже очень близких ему людей. «Что ты за существо — не понимаю, — писал Фету незадолго до его
смерти Полонский, — …откуда у тебя берутся такие елейно-чистые, такие
возвышенно-идеальные, такие юношественно-благоговейные стихотворения?.. Какой Шопенгауэр, да и вообще какая философия объяснит тебе происхождение или тот психический процесс такого лирического настроения? Если ты мне этого не объяснишь, то я заподозрю, что внутри тебя сидит другой, никому не ведомый, и нам, грешным, невидимый, человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури; и звезд, и окрыленный! Ты состарился, а он молод! Ты все отрицаешь, а он верит!.. Ты презираешь жизнь, а он, коленопреклоненный, зарыдать готов перед одним из ее воплощений…».
Остро сформулированное Полонским противостояние двух миров — мира Фета-человека, его мировоззрения, его житейской практики, общественного поведения — и мира фетовской лирики, по отношению к тому, первому, бывшего словно бы антимиром, являлось
«загадкой», «тайной» и для огромного большинства его современников.
Мы уже упоминали, что Фет писал другу: «Идеальный мир мой разрушен давно…». Так вот место этого разрушенного — идеального — мира заняла та реальная будничная жизнь, сугубо прозаичным законам которой Фет счел себя вынужденным не только подчиниться, а и начать в соответствии с ними строить свое житейское благополучие, но которая резко отвращала его как поэта. И чем больше в своей практической деятельности Фет следовал этим законам, тем сильнее в своем поэтическом сознании стремился он
выйти из-под их власти.
Оглядываясь на всю свою творческую жизнь, Фет писал: «Жизненные тяготы и заставляли нас в течение пятидесяти лет по временам отворачиваться от них и пробивать будничный лед, чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии». Поразительна способность Фета, в моменты своего лирического настроения, того лиризма, который он считал «цветом и вершиной жизни», полностью перенестись из привычного буднично-прозаического мира в диаметрально ему противоположный, заново, взамен утраченного «идеального», им созидаемый, — «благовонный, благодатный» мир своих лирических «вздохов». Уход от неудовлетворяющего реального мира в мир, создаваемый искусством, от борьбы со злом — от «битв» — в эстетическую созерцательность — все это типичные черты того типа литературного романтизма, который Горький называл «пассивным» и родоначальником которого у нас был Жуковский. В лирике Фета, несомненно, имеются родственные Жуковскому
черты, возникшие, в результате как исторической преемственности, так а
типологических совпадений. Но имеется и существеннейшее между ними различие.
В идеальном мире лирики Фета, в противоположность Жуковскому, нет ничего мистически-потустороннего. Извечным объектом искусства, считает Фет, является красота. Но эта красота не «весть» из некоего нездешнего мира, это и не субъективное прикрашивание, эстетическая поэтизация действительности — она присуща ей самой. «Мир во всех своих частях равно прекрасен, — утверждает Фет. — Красота разлита по всему мирозданию и, как все дары природы, влияет даже на тех, которые ее не сознают, как воздух питает и того, кто, быть может, и не подозревает его существования. Но для художника недостаточно бессознательно находиться под влиянием красоты или даже млеть в ее лучах. Пока глаз его не видит ее ясных, хотя и тонко звучащих форм, там, где мы ее не видим или только смутно ощущаем, — он еще не поэт… Итак, поэтическая деятельность, — заключает Фет, — очевидно, слагается из двух элементов: объективного, представляемого миром внешним, и субъективного зоркости поэта — этого шестого чувства, не зависящего ни от каких других
Творчество А.А.Фета
... Библиотеки поэта» (1959). Творчество Фета получило достойную оценку еще при жизни поэта в ... журналам, а выпусками под названием «Вечерние огни» (I - 1883; II ... на лекции, я почти ежедневно писал новые стихи»). К концу пребывания в университете поэтический талант Фета вполне сформировался: существенную роль в этом сыграл его друг, будущий поэт и ... сторон необъемлемого, как мир и вечность, духа ...
качеств художника. Можно обладать всеми качествами известного поэта и не
иметь его зоркости, чутья, а следовательно, и не быть поэтом… Ты видишь
ли, или чуешь в мире то, что видели или чуяли в нем Фидий, Шекспир,
Бетховен? «Нет». Ступай! Ты не Фидий, не Шекспир, не Бетховен, но благодари бога и за то, если тебе дано хотя воспринимать красоту, которую они за тебя подслушали и подсмотрели в природе».
Представлению о «красоте», как о реально существующем элементе мира, окружающего человека, Фет остается верен до конца. «Целый мир от красоты //От велика и до мала», — читаем в одном из позднейших его стихотворений, примыкающих к периоду «Вечерних огней». И в этом отношении Фет идет не за Жуковским, а за Пушкиным, во всеохватывающем творчестве которого среди бесчисленных семян и побегов, прорастающих в последующей русской литературе, есть и несомненное и по-своему весьма значительное «фетовское» зерно. Это ощущал и сам Фет, когда на вопрос: «Ваш любимый поэт?», ответил: «Пушкин».
В последнем, самом лучшем, сборнике стихов А. Фета “Вечерние огни”, где наиболее остро отразились противоречия между Фетом-человеком и Фетом-поэтом, явственно звучит потребность вырваться на простор, напитанный воздухом поэзии:
Без усилий
С плеском крылий
Залетать —
В мир стремлений,
Преклонений
И молитв;
Радость чуя,
Не хочу я
Ваших битв.
Это стремление напоминает знаменитое высказывание А. Фета: “Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик…” У А. Фета вообще много эпитетов “воздушный”, “крылатый”, глаголов “летать”, “парить”, “окрылиться”.
Уход от реального мира в мир, создаваемый с помощью искусства, — характерная черта романтизма. Извечным объектом искусства, по мнению А. Фета, является красота, которая присуща самой действительности и оттого неизбывна. “Мир во всех частях своих равно прекрасен…” Ничему ужасному, жестокому, безобразному нет доступа в мир фетовской лирики. Отчасти, возможно, в этом ее односторонность: “воспроизведение не предмета, а только его идеала”.
Лирика А. Фета чрезвычайно подвижна. Все предметы поэт заставляет “колебаться, дрожать, трепетать”. Его поэзия полна запахов: природа и любовь насыщены “благоуханиями”, “ароматами”, “запахами трав”, “благовонных ночей”. Стихи А. Фета необычайно мелодичны, не случайно многие из них легли в основу романсов.
Философская лирика фета
... материала, поэт все же смог выразить свои чувства и переживания, используя полеты своей фантазии. В лирике Фета слились ... для многих людей. Различают лирику любовную, гражданскую, философскую, пейзажную. Однако эта классификация условна, лирика в подавляющем большинстве ... всем многообразии действительности. Эстетический реализм в стихах Фета в 40 - 50 годах был действительно направлен на житейское и ...
А. Фету часто указывали на грамматические ошибки, но иногда ему самому удается одержать победу над грамматикой: в стихотворении “Шепот, робкое дыханье…”, к примеру, нет ни одного глагола.
Поздние годы. «Вечерние огни» жизни Фета.
С конца 70-х годов Фет начал писать стихи в количестве
не меньшем, если не большем, чем в молодую свою пору. Новому отдельному сборнику своих стихотворений, вышедшему после двадцатилетнего перерыва, в 1883 году, когда ему было уже 63 года, он дал заглавие «Вечерние огни». Под этим же очень емким, точным и поэтичным названием он опубликовал в 1885, 1888 и 1891 годах еще три сборника — выпуска — новых стихов; подготовлял и еще один, пятый выпуск, который издать уже не успел. Заглавие, несомненно,говорило о вечере жизни, ее закате. Но «вечерний» день Фета оказался необычным, в своем роде единственным. В стихотворениях, создававшихся на исходе шестого, на седьмом и даже на восьмом десятке лет жизни поэта, его творческий дар не только сохранил свою свежесть и юношескую силу, но и достиг высшего расцвета, полностью развернулся во всем своем «благоуханном» — фетовском — своеобразии, восхищавшем критиков 50-х годов. При этом лирический поток Фета не только стал падать на снова налаженное прежнее
колесо, но «завертел» и другие, новые. Своему творческому обету Фет остался верен до самого конца. Время для новых песнопений было не менее, если не более неблагоприятным, чем в 60-е годы, когда он вовсе было ушел из поэзии. Боевому, подъемному общественному пафосу того времени была наиболее адекватна «муза мести и печали» Некрасова. Узнав от
Фета о скором выходе очередного, IV выпуска «Вечерних огней», Полонский
писал ему; «Жду и буду ждать твоих «Вечерних огней». Хотелось бы сказать:
все ждут… весь наш интеллигентный мир ждет огней твоих, — но увы! этого
никто не скажет». Действительно, сколько-нибудь широкому читателю того времени стихи Фета были и чуждыми и просто неизвестными. Способствовала этому и резко антифетовская позиция большинства критиков, которые либо замалчивали его стихи, либо отзывались о них в самом пренебрежительном, а порой и грубо-издевательском тоне. Известность фетовских «Вечерних огней» ограничивалась лишь небольшим кругом друзей, к которым, правда, принадлежали, как мы знаем, такие квалифицированные читатели, как Лев Толстой, Владимир Соловьев, Страхов, Полонский, Алексей Толстой, Чайковский. Друзья организовали торжественный, пятидесятилетний юбилей поэтической деятельности Фета. Однако исключительная ограниченность читательской аудитории не могла не вызывать в нем, как во всяком писателе, чувства глубокой горечи и затаенной печали. Это звучит и в его стихах «На пятидесятилетие музы» (особенно в первом из них: «Нас отпевают…»), и в совсем небольшом предисловии к IV выпуску «Вечерних огней», в котором, несмотря на демонстративно подчеркиваемое им «равнодушие» к «массе
читателей, устанавливающей так называемую популярность», явственно пробиваются грустные нотки. Стали одолевать Фета и старческие недуги: резко ухудшилось зрение, терзала «грудная болезнь», сопровождавшаяся приступами удушья и мучительнейшими болями, о которых он писал, что ощущает, будто слон наступил ему на грудь. Хроническое воспаление век стало препятствием работе. Пришлось нанять секретаршу, которая читала Фету и писала под его диктовку.
Тем не менее он и в свои последние годы по-прежнему вел
напряженную литературную работу, переводил, подготовлял к печати не только очередной, V выпуск «Вечерних огней», но и новое большое издание всех своих стихов. Продолжал биться в нем и тот творческий поток, в неиссякаемую молодость и свежесть которого так верил в свое время Лев Толстой. «Полуразрушенный, полужилец могилы» (так начинается одно из его стихотворений), он продолжает петь «о таинствах любви», всем своим
творческим «трепетом» — шестым чувством поэта — отзывается на по-прежнему созвучный ему трепет природы, молодости, красоты («Еще люблю, еще томлюсь перед всемирной красотою»).
Последнее стихотворение Фета, до нас дошедшее, носит дату 23 октября 1892 года, а меньше чем через месяц, 21 ноября, дышать Фету не стало мочи, и он скончался от своей застарелой «грудной болезни», осложненной бронхитом. Так гласила официальная версия вдовы поэта и его первого биографа Н. Н. Страхова. На деле все было не так просто. Подобно рождению Фета, и его смерть оказалась окутанной покровом густой тайны, раскрывшейся окончательно лишь почти четверть века спустя. За полчаса до смерти Фет настойчиво пожелал выпить шампанского, а когда жена побоялась дать его, послал ее к врачу за разрешением. Оставшись вдвоем со своей
секретаршей, он продиктовал ей, но не письмо, как обычно, а записку совсем
необычного содержания: «Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий, добровольно иду к неизбежному». Под этим он сам подписал: «21-го ноября Фет (Шеншин)». Затем он схватил стальной стилет, лежавший на его столе для разрывания бумаги. Секретарша бросилась вырывать его, поранила себе руку. Тогда Фет побежал через несколько комнат в столовую к буфету, очевидно, за другим ножом, и вдруг, часто задышав, упал на стул. Это был конец. Формально самоубийство не состоялось. Но по характеру всего происшедшего это было, конечно, заранее обдуманное и решенное самоубийство. Ведь в том крайне тяжелом болезненном состоянии, в котором он находился, самоубийственным, вероятно, был бы — и Фет знал это — и бокал шампанского. Самоубийства обычно рассматриваются как проявление слабости. В данном случае
это было проявлением силы. Актом той «железной» фетовской воли, с помощью которой он, одолев преследовавшую его многие десятилетия несправедливую судьбу, сделал в конце концов свою жизнь такою, какою хотел, он «сделал», когда счел это нужным, и свою смерть.
Список литературы:
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/kursovaya/po-literature-tema-lyubvi-v-poezii-feta/
Фет А. А. Соч.: В 2 т. Вступительная статья и комментарии А. Е. Тархова. М., 1982
