Книги и искусство учат подниматься и расти над своим обывательским «я» — это первый и очевидный «жирный плюс».
В обыденной жизни человеку с умом и душой не очень-то интересно — ему нужны глубины, высоты, неизведанное; что-то, что для него неизвестно, величественно, глубоко. Низины каждый из нас познаёт вполне успешно… И кто-то на этом останавливается, и мирно пасется на злачных пажитях бытового существования.
Однако, и слава богу, не все.
Кто-то рвется ввысь….
Туристы ради этого ходят в походы — увидеть величие природы, высоты гор, необъятность долин, естественную красоту жизни — иногда с детьми. Детская душа под влиянием этого величия познает то, что выше былых интересов, утех, радостей — она понимает, что есть что-то, куда можно и нужно стремиться.
Те же сверкающие вершины можно и нужно искать в искусстве.
Вот где гуляют величественные умы, как кони по горным лугам; вот где носится дух, как ветер, в вершинах многовековых деревьев
Каждая книга это учебник человеческих отношений (каждая драма это конфликт по сути своей), учебник истории людей и их душевных состояний, перечень чужих — и авторских — ошибок… В книгах высшего толка уже заложено чудовищное количество знаний о мире в форме «художественного вымысла».
Ситуации, поступки, мнения, сомнения — за всем этим стоит личный опыт великого человека.
Это не кухонно-бытовая «народная мудрость» — это взгляд с вершины Личности на мир.
Великие писатели потому и были великими, что сами были людьми сложными, и из-за этой сложности (какая бы она не была) им приходилось лучше понимать окружающий мир, «видеть его насквозь». Простому человеку этого не нужно, у него десяток заготовок «на будущее» и простые реакции на все, уровня «скушал плохое — стало дурно, в следующий раз не буду есть потемневшее яблочко» — человек же творческий этих заготовок чурается, и «накатанное русло» для него страшнее смерти. Поэтому приходилось искать пути, неведомые другим, «лезть через чащу», обретать «рентгеновское зрение» путем творческой эволюции — ведь в этой жизни каждый шаг в чащу чреват попаданием в яму и капкан. Так великие начинали понимать реальность на новом уровне. И лучший обзор — сверху, лучший вид — с вершины гор.
«В мыслях великих ищут своё предназначение» материал
... питомцами, пытается наедине с собой и с мыслями великих определить смысл своего предназначения, свою роль в ... свою жизнь с жизнью литературных героев по общечеловеческим законам и библейским заповедям. Для этого у меня на столе ... возвращаюсь к полям отцов, дубравам милым» выражаю тему возвращения в родное село, в родной дом, ... раз я иду на урок, но волнуюсь как в первый». И уже с высоты своего опыта ...
Нам же, читателям, остается только внимать и стараться научиться у тех, кто уже «получил послание свыше».
Островский писал о практической пользе влияния великих писателей весьма точно:
- «Первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет все, что может поумнеть. Кроме наслаждения, кроме форм для выражения мыслей и чувств, поэт дает и самые формулы мыслей и чувств. Богатые результаты совершеннейшей умственной лаборатории делаются общим достоянием. Высшая творческая натура влечет и подравнивает к себе всех…. улучшаются помыслы, утончаются чувства. …всякий ждет, что вот он скажет мне что-то прекрасное, новое, чего нет у меня, чего недостает мне;
- но он скажет, и это сейчас же сделается моим. Вот отчего и любовь, и поклонение великим поэтам;
- вот отчего и великая скорбь при их утрате;
- образуется пустота, умственное сиротство: не кем думать, не кем чувствовать.»
До чего верно! Так не хочется становиться в этом мире еще и «умственным сиротой»…
Искусство развивает чувства и эмоции, что делает наш внутренний мир богаче. С помощью творчества мы способны улавливать больше оттенков во взаимоотношениях, тоньше воспринимать ближнего и окружающий мир. Тем самым, крепнет наша интуиция, зрение нашего внутреннего человека. Так мы эволюционируем.
Искусство сделало для этого главное — обессмертило достижения человеческого духа (именно духа), сделало эти достижения ценными или даже сверхценными. Накопленное годами, творчество самых разнообразных авторов — от поэтов до ученых — наносило на карты целые цивилизации. И чего стоит цивилизация, в которой нет культуры?… Чем более велика культура — тем больше помнят цивилизацию, ее породившую. Так обессмертила себя Европа — следов тех людей уже нет, а то, что они сделали, до сих пор с нами.
Да и в целом, без искусства и культуры жизнь человеческая будет стоить не дороже тридцати серебренников…. Если низвести культуру общества до уровня животных — люди будут умирать, как животные. Просто вспомним, где случается больше смертоубийств — в среде дирижеров или все-таки в каком-нибудь «бесконечном гетто»? Здесь даже не может быть двух мнений… Человек, носящий в себе многое, покоя великое на духовной глубине, избегает насилия ради глупости или из животных позывов — неужели мы где-то демонстрацию писателей в разноцветными флагами или бунт ученых с автоматами?…
Искусство, вообще, имеет свои корни в самом базовом, естественном инстинкте человека — в инстинкте вечной жизни, бессмертия, в инстинктивном желании заглянуть по ту сторону нашего бытия. Этим оно, собственно, и занимается — это некая «криогенная камера», сохраняющая для нас все великое из прошлых лет. И главное, в нас самих. И мы это чувствуем…
Бодлер прекрасно писал по этому поводу:
Эмоции и чувства в искусстве
... этих ценностей на ее жизнедеятельность. Психология искусства развивалась, преодолевая воздействие, с одной стороны, психологизма, выводившего форму художественных произведений и их содержание из особенностей ... строят обобщенные представления о типическом в человеке, активно утверждают и реализуют свою социально-мировоззренческую функцию. Наблюдения писателей, живописцев, музыкантов, деятелей ...
“Ненасытная жажда всего нездешнего, которое открывает нам жизнь, является самым живым доказательством нашего БЕССМЕРТИЯ. Именно в поэзии и посредством поэзии, в музыке и посредством музыки душе удается хотя бы мельком взглянуть на те сокровища, которые находятся по ту сторону могилы…”
И даже человеческое страдание, муки и боль оно отливает в золотую маску бессмертия…
У многих великих писателей Фортуна отнимала жизнь — а именно ее радости, свет, чувства — для того, что бы они создавали новую жизнь, созданную ими ровно потому, что своей-то, собственно, жизни у них и не было. Они отдавали своим мирам часть своей души — если не целиком…
«Возможно, вы спросите меня: «А уверен ли ты, что твоя легенда правдива?» Но что мне за дело до того, какой может оказаться действительность вне меня, если она помогла мне жить и чувствовать, что я существую и кто я есть?» — вопрошал в таких случаях Бодлер.
Художественная литература, если она настоящая, пишется через боль. Ты открываешь свой источник боли и тягости, и через него видишь чужую боль, другие жизни… Эти образы из пустоты Вечности смотрят на тебя и просят — расскажи о нас, друг, поведай о нас, страдающих духах, открой нашу боль людям, чтобы они могли сопереживать нам… пусть люди помнят о нас, сострадают нам — быть может, это научит их прожить свою жизнь лучше, чем сделали это мы, покинутые и истерзанные сущности темного мира боли.
В белесом тумане восстают они из бесконечности, общей нашей матери, и смотрят на писателя, протягивая свои призрачные руки, как бы говоря ему — «спасибо, что не даешь нам умереть, не даешь нам стереться из людской памяти!…»
Вечные заступники перед лицом безначального Мироздания, безжалостного и беспорочного, стоят они вокруг писателя — и в их лицах он видит Вечность.
Но вот он кладет перо и встает с привычного стула, чтобы протянуть им свои исстрадавшиеся от каторги Вдохновения ладони — но они отступают от него, говоря — «Еще не время! Еще не время!»…
