Творчество Максима Горького является значимым и знаковым для отечественной литературы. Кроме того, что этот писатель творил на стыке литературных эпох – романтизма и реализма, он еще и застал бурное революционное время, важную историческую эпоху в жизни нашей страны.
Раннее творчество
Ранние произведения писателя можно отнести к романтизму. Это, например, рассказ “Старуха Изергиль”, в которой автор излагает историю двух романтических героев – Данко и Ларри. Конфликт этого произведения состоит в том, что каждый из героев противопоставляет себя остальному миру. Они по-разному решают для себя, как построить свою судьбу. Ларра – из гордости выбирает одиночество, Данко посвящает свою жизнь людям и даже умирает за свою идею.
Насколько подвластна человеку его судьба и какую роль он должен занимать в обществе – вот вопросы, которые волнуют автора на этом этапе его жизни. А вот сама старуха Изергиль – уже более реалистичный персонаж рассказа, она строит свою судьбу так, как велит ей ее сердце, ее поступки понятны простому читателю.
И уже на примере этого
Рассказа мы видим, как переплетается романтизм и реализм в творчестве Максима Горького.
Более поздние произведения
Их принято относить к реализму, более того, Максим Горький был назван основателем так называемого “социалистического реализма”. Революционные идеи, поиск других путей, по которому должно идти общество – такие задачи теперь решает Максим Горький в своих произведениях.
Одним из самых значимых стал роман “Мать”. Теперь уже главный герой не является романтическим персонажем, это, скорее, народ, который должен вершить историю. Павел Власов, персонаж романа “Мать” – представитель народа, который нес новаторские идеи в массы. А образ матери – это ничто иное, как олицетворение пробуждающейся непобедимой силы народа.
Подытоживая, можно сказать, что творчество Горького оказало большое влияние на общественную и культурную жизнь страны на стыке времен. Несмотря на то, что некоторые литературоведы критикуют автора за его революционно-большевистские идеи, произведения его важны при изучении истории и культуры нашей страны.
Сочинения по темам:
- Начало 90-х годов XIX века – время тяжелое и неопределенное. С предельной реалистической правдивостью изображают этот период в своих произведениях…
- Первые произведения Максима Горького дают читателю возможность познакомиться со взглядами писателя на мир в процессе становления его личности, знакомят нас…
- Что такое творчество. Я бы сказал так, творчество это реализация своих талантов. Каждый человек наделен определенными талантами, и когда он…
- На становление и развитие реализма в русской литературе, несомненно, оказывали влияние течения, возникающие в общем русле европейской литературы. Однако русский…
В удушливые годы перед японской войной в том захолустье, где прошла моя молодость, литературные явления замечались с большим опозданием. Вгородской библиотеке мы доставали истрёпанных, без последних страниц Тургенева и Засодимского, а если и попадалось нам что-нибудь поновее, то это обязательно были или граф Салиас, или князь Волконский#1.
Поэтическое творчество Максима Горького
... «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике». .Обобщить вопросы загадок и тайн «песенного творчества» М. Горького. Методы исследования. .Теоретический анализ учебной и литературоведческой литературы по вопросам творчества М. Горького. .Анализ поэтических произведений М. Горького, относящихся ...
МаксимГорький
В нашу глушь и это имя пришло с опозданием: я прочитал «Песню о Буревестнике» в 1903 г. Впрочем, я был тогда молод и не склонен был особенно тщательно разбираться в хронологии. Для нас, рабочей молодёжи, важно было то, что по скучным, безнадёжным российским дням вдруг заходил высокий, лохматый, уверенный новый человек Максим Горький. Мы с трудом добывали его книги. Ещё с большим трудом мы старались понять, почему «Челкаш» забирает нас за живое. Ведь у нас не было литературных кружков, ведь даже Горький приходил к нам не в постоянном блеске человеческой культуры, как привычное наше явление, а только изредка и вдруг огненной стрелой резал наше серое небо, а после этого становилось ещё темнее. Но мы уже не могли забыть об огненной стреле и мучительно старались понять, что мы увидели в мгновенном её сверкании. Одной из таких молний был и «Челкаш». Трудно сейчас восстановить и описать тогдашнее наше впечатление от «Челкаша». Но нам уже было ясно, что Максим Горький не просто писатель, который написал рассказ для нашего развлечения, пусть и больше: для нашего развития, как тогда любили говорить. Мы чувствовали, что Максим Горький искренней и горячей рукой лезет в нашу душу и выворачивает её наизнанку. И оказывается, что изнанка нашей души вовсе уж не такая плохая. Ибо с лицевой стороны на нашей душе много накопилось той гадости, которая, как потом оказалось, была крайне необходима для мирного прозябания Российской империи.
Разве мы все не были обречены переживать нищенские идеалы Гаврилы, разве в нашей жизни были какие-нибудь пути, кроме путей приблизительно Гаврилиных? Как-нибудь, на «крепкий грош» пристроиться на обочине жизни, равнодушно «завести коровку» и ещё более равнодушно вместе с этой коровкой перебиваться с хлеба на квас… и так всю жизнь, и детям своим с христианским долготерпением и прочими формами идиотизма говорить ту же участь. На этой обочине жизни кишмя кипело такими Гаврилами — их было десятки миллионов.
А самая дорога жизни была предоставлена господам. Они мелькали мимо нас в каретах и колясках, блистали богатством, красивыми платьями и красивыми чувствами, но в общем мы редко видели их, большей частью видели только их лошадей, их кучеров, мелькающие спицы их экипажей да ещё пыль, которую они поднимали. И жизни господ мы не знали, даже жизнь их лакеев и кучеров была для нас далёкой, непонятной, «высшей» жизнью, такой же недоступной, как и та дорога, на обочинах которой мы копошились.
О чём меня заставил задуматься рассказ Челкаш, Горький читать ...
... людская натура может пасть, ослепленная жаждой наживы. О чём меня заставил задуматься рассказ? Первое, о чем меня заставляет задуматься рассказ Максима Горького «Челкаш» (1895), - это о том, почему автор посвятил свое произведение человеку, ... и мы видим, как исчезает «все хищное в его фигуре». Теперь жизнь Челкаша состоит из одних лишений. Печальный опыт этого человека, его угрюмое молчание ...
Мы привыкли к мысли, что обочина для нас неизбежна, что все проблемы жизни заключаются в том лишнем гроше, который нам удаётся заработать или выпросить. В общем, это была мерзкая жизнь, и наибольшей мерзостью в ней был конечно так называемый кусок хлеба. Это была та жизнь, которую мы научились по-настоящему ненавидеть только теперь, после Октября, несмотря даже на то, что «кусок хлеба» в первые годы революции часто бывал недоступной роскошью. Мы не умели ненавидеть и господ, мелькавших на дороге жизни, может быть, потому, что верили в их фатальную необходимость.
И вдруг на этой самой фешенебельной, прямой и гладкой дороге замаячил Челкаш. Его не стесняли никакие фатализмы, обычаи и правила, его не связывала никакая мода. «Он был в старых вытертых плисовых штанах, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом, открывавшем его сухие и угловатые кости, обтянутые коричневой кожей».
И вот этот грязный оборванец, пьяница и вор обратился к нам с короткой речью и… назвал нашу жизнь гнусной. А когда мы швырнули в его голову камнем, он вывернул карманы и бросил нам все наворованные деньги, бросил потому, что презирал нас больше денег. И только тогда мы поняли, что наша жизнь действительно гнусная, что вся наша история сплошная мерзость и что пьяницы и воры имеют право называть нас нищими и высокомерно швырять нам наворованные деньги. Челкаш прошёл мимо нас в блеске неожиданной молнии, и мы знали, что это идет тот, кто носит задорное, гневное и уверенно близкое нам имя: Максим Горький.
Так началось новое моё сознание гражданина. Я не могу отделить его от имени Горького, и вместе со мной так чувствуют многие. На моих глазах задрожали вековые ночи Российской империи и неуверенно запутались вдруг старые испытанные человеческие пути.
И тот же чудесный бродяга, так мило показавший нам гнусность нашей жизни, тот же широконосый Максим Горький делался не только нашим укором, но и нашей радостью, когда весело и
Буря. Скоро грянет буря.
И буря действительно грянула. Российская история вдруг пошла вихрем, по-новому закопошились Гаврилы, и уже трудно стало различать, где дорога, а где обочина. Господские экипажи заспешили в разные стороны, заметались за ними волны пыли, а скоро к ним прибавились и дымные волны пожарищ. Тысячами встали новые люди, так мало похожие на Гаврил, и впереди них были великаны, каких ещё не знала наша история. Ударил вдруг по нашей земле целым скопом раздирающих молний 1905 год. Очень много интересных вещей полетело вдруг к чёрту в этой грозе; полетели «обожаемые государи» и «верные наши подданные», могильный покой и затхлость многих медвежьих углов, графы Салиасы и князья Волконские. Как туман, начало расползаться и исчезать квалифицированное невежество Гаврил. Пыльный занавес дворянского великолепия тоже заходил под ветром, и мы увидели, что есть большая человеческая культура и большая история. Мы уже не рылись в библиотечном шкафу, теперь новые книги каким-то чудом научились находить нас, настоящие новые книги, которые звали к борьбе и не боялись бури. И теперь уже близким и родным сделалось для нас по-прежнему задорное, но теперь ещё и мудрое имя: Максим Горький.
«Горьким словом моим посмеются»ы
... данной сферы жизни сквозь видимый миру смех и незримые, неведомые слезы». «Горьким словом моим посмеются»,двойственно и ... Горьким словом моим посмеются» . пророк Иеремия говорит: «Понеже горьким словом моим посмеюся» (20:8), т. е. поскольку говорю людям горькое (в греч. тексте pikros — горький, суровый, острый, жестокий) слово, ... поражения от его первого сочинения. Несмотря на обилие впечатлений, ...
Всё это прошло в дни моей юности. Батько мой был человеком старого стиля, он учил меня на медные деньги, впрочем, других у него и не было. Учили меня книги, в этом деле таким надёжным для многих людей сделался пример Максима Горького: в моём культурном и нравственном росте он определил всё.
Горький вплотную подошёл к нашему человеческому и гражданскому бытию. Особенно после 1905 г. его деятельность, его книги и его удивительная жизнь сделалась источником наших размышлений и работы над собой.
Ни с чем не сравнимым по своему значению стало «На дне». Я и теперь считаю это произведение величайшим из всего творческого богатства Горького, и меня не поколебали в этом убеждении известные недавние высказывания Алексей Максимовича о своей пьесе. То, что Лука врёт и утешает, разумеется, не может служить образцом поведения для нашего времени, но ведь никто никогда Луку и не принимал как пример; сила этого образа вовсе не в нравственной его величине. Едва ли было бы убедительнее, если бы Лука излагал программу социал-демократов большевиков и призывал обитателей ночлежки… к чему, собственно говоря, можно было их призывать? Я продолжаю думать, что «На дне» — совершеннейшая пьеса нового времени во всей мировой литературе. Я воспринял её как трагедию и до сих пор так её ощущаю, хотя на сцене её трагические моменты, вероятно по недоразумению, затушёваны. Лукавый старец Лука с его водянистым бальзамом именно потому, что он ласков и бессилен, страшным образом подчёркивает обречённость, безнадёжность всего ночлежного мира и сознательно ощущает ужас этой безнадёжности. Лука — образ высокого напряжения, выраженный в исключительной силе противоречия между его мудрым безжалостным знанием и его не менее мудрой жалостной ласковостью.
Это противоречие трагическое и само по себе способно оправдать пьесу. Но в пьесе звучит и другая, более трагическая линия, линия разрыва между той же безжалостной обречённостью и душевной человеческой прелестью забытых «в обществе» людей. Великий талант Максима Горького сказался в этой пьесе в нескольких разрезах и везде одинаково великолепен. Он блещет буквально в каждом слове, каждое слово здесь — произведение большого искусства, каждое вызывает мысль и эмоцию. Я вспоминаю руки Бубнова, руки, которые кажутся такими прекрасными в прошлом, когда они были грязными от работы, и такими жалкими теперь, когда они «просто грязные». Вспоминаю бессильный вопль Клеща: «Пристанища нету!» — и всегда ощущаю этот вопль как мой собственный протест против безобразного, преступного «общества». И то, что Горький показал ночлежку в полном уединении от прочего мира, у меня лично всегда вызывало представление как раз об этом «мире». Я всегда чувствовал за стенами ночлежки этот самый так называемый мир, слышал шум торговли, видел разряженных бар, болтающих интеллигентов, видел их дворцы и «квартиры»… и тем больше ненавидел всё это, чем меньше об этом «мире» говорили жители ночлежки…
Мой товарищ Орлов#2, народный учитель, с которым я был на спектакле, выходя из театра, сказал мне:
Надо этого старичка уложить в постель, напоить чаем, укрыть хорошенько, пускай отдыхает, а самому пойти громить всю эту… сволочь…
Слово Мир рассуждение
... мир. Получается, что эти трудности и лишения неотъемлимая часть мира. И идеальным он не может быть. Многие мечтают о «мире во всем мире». Даже в этом известном всем выражении понятие слова «мир» неоднозначно. Мир – среда обитания, и мир ...
Какую сволочь? — спросил я.
Да вот всех, кто за это отвечает.
«На дне» прежде всего вызывает мысль об ответственности, иначе говоря, мысль о революции. «Сволочи» ощущаются в пьесе как живые образы. Вероятно, для меня это яснее, чем для многих людей, потому что вся моя последующая жизнь была посвящена тем людям, которые в старом мире обязательно кончали бы в ночлежке. А в новом мире… здесь невозможно никакое сравнение. В новом мире лучшие деятели страны, за которыми идут миллионы, приезжают в коммуну им. Дзержинского, бывшие кандидаты в ночлежку показывают им производственные дворцы, пронизанные солнцем и счастьем спальни, гектары цветников и оранжереи, плутовато-дружески щурят глаза в улыбке и говорят:
А знаете что, Павел Петрович?#3 Мы эту хризантему вам в машину поставим, честное слово, поставим. А только дома вы её поливайте.
Убирайтесь вы с вашей хризантемой, есть у меня время поливать…
Э, нет, — возмущается уже несколько голосов, — раз вы к нам приехали, так слушайтесь. Понимаете, дисциплина…
Но так получается теперь, когдаответственность «общества» реализована в приговоре революции. А тогда получалось иначе. Предреволюционное мещанство хотело видеть в пьесе только босяков, бытовую картину, транспарант для умиления и точку отправления для житейской мудрости и для молитвы: «Благодарю тебя, господи, что я не такой, как они». Самое слово «босяки» сделалось удобным щитом для закрывания глаз на истинную сущность горьковской трагедии, ибо в этом слове заключается некоторое целительное средство, в нём чувствуется осуждение и отграничение…
Максим Горький сделался для меня не только писателем, но и учителем жизни
И для меня и для моих учеников Максим Горький был организатором марксистского мироощущения. Если понимание истории приходило к нам по другим путям, по путям большевистской пропаганды и революционных событий, по путям нашего бытия в особенности, то Горький учил нас ощущать эту историю, заражал нас ненавистью и страстью и ещё большим уверенным оптимизмом, большой радостью требования: «Пусть сильнее грянет буря!»
Человеческий и писательский путь Горького был для нас ещё и образцом поведения. В Горьком мы видели какие-то кусочки самих себя, может быть, даже бессознательно мы видели в нём прорыв нашего брата в недоступную для нас до сих пор большую культуру. За ним нужно было броситься всем, чтобы закрепить и расширить победу. И многие бросились, и многие помогли Горькому…
Бросился, конечно, и я. Мне казалось некоторое время, что это можно сделать только в форме литературной работы. В 1914 г. я написал рассказ под названием «Глупый день»#5 и послал Горькому. В рассказе я изобразил действительное событие: поп ревнует жену к учителю, и жена и учитель боятся попа; но попа заставляют служить молебен по случаю открытия «Союза русского народа», и после этого поп чувствует, что он потерял власть над женой, потерял право на ревность и молодая жена приобрела право относиться к нему с презрением. Горький прислал мне собственноручное письмо, которое я и теперь помню слово в слово:
«Рассказ интерес по теме, но написан слабо, драматизм переживаний попа не ясен, не написан фон, а диалог неинтересен. Попробуйте написать что-нибудь другое».
М. Горький»
Меня мало утешило признание, что тема интересна. Я увидел, что и для писателя нужна большая техника, нужно что-то знать о фоне, нужно предъявлять какие-то требования к диалогу. И нужен ещё талант; очевидно, с талантом у меня слабовато. Но сам Горький научил меня человеческой гордости, и я эту гордость пустил немедленно в дело. Я подумал, что можно, разумеется, «написать что-нибудь другое», но совершенно уже доказано, что ничего путного в этом другом заключаться не будет. Я без особого страдания отбросил писательские мечты, тем более, что и свою учительскую деятельность ставил очень высоко. Бороться в прорыве на культурном фронте можно было и в роли учителя. Горький даже порадовал меня своей товарищеской прямотой, которой тоже ведь надо было учиться.
Сочинение в людях максим горький
... судьбы героев вовсе не однозначны. "В людях" — откровенная и прозрачная жизнь маленького человека, который старается стать достойным человеческого звания. И в создании этого произведения огромную роль сыграли ... часто украдкой — прочитать. 5847 человек просмотрели эту страницу. или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение. Смотрите также по разным произведениям Горького:
Мы, педагоги, тогда так опьянели от этих перспектив, что уже и себя не помнили
Я не мог найти никаких «научных» выходов. Я принуждён был непосредственно обратиться к своим общим представлениям о человеке, а для меня это значило обратиться к Горькому . Мне, собственно говоря, не нужно было перечитывать его книг, я их хорошо знал, но снова перечитал всё от начала до конца. И сейчас советую начинающему воспитателю читать книги Горького . Конечно, они не подскажут метода, не разрешат отдельных «текущих» вопросов, но они дадут большое знание о человеке не натуралистического, не списанного с натуры, а человека в великолепном обобщении и, что особенно важно, в обобщении марксистском.
Горьковский человек всегда в обществе, всегда видны его корни
Видеть хорошее в человеке всегда трудно
Такое отношение к человеку есть отношение марксистское. Наш социализм, такой ещё молодой, лучше всего доказывает это. Уже не подлежит сомнению, что средний моральный и политический уровень гражданина Советского Союза несравненно выше уровня подданного царской России и выше уровня среднего западноевропейского человека… Не подлежит сомнению, что причины этих изменений лежат в самой структуре общества и его деятельности, тем более что какой-нибудь специальной педагогической техники, специальных приёмов у нас не выработалось. Переход к советскому строю сопровождался категорическим перенесением внимания личности на вопросы широкого государственного значения… Примеров искать не нужно, достаточно вспомнить японскую агрессию или стахановское движение. Личность в Советском Союзе не растрачивает своей силы в будничных текущих столкновениях, и поэтому виднее её лучшие человеческие черты. Суть в том, что легче и свободнее реализуются положительные человеческие потенциалы, которые раньше не реализовались#6. В этом величайшее значение нашей революции и величайшая заслуга Коммунистической партии.
Но сейчас всё это понятно и очевидно, а тогда, в 1920 г., это значение у меня только начинало складываться, и, так как элементы социалистической педагогики ещё не видны были в жизни, я находил их в мудрости и проникновенности Горького.
Я очень много передумал тогда над Горьким. Это раздумье только в редких случаях приводило меня к формулировкам, я ничего не записывал и ничего не определял. Я просто смотрел и видел.
Я видел, что в сочетании горьковского оптимизма и требовательности есть «мудрость жизни», я чувствовал, с какой страстью Горький находит в человеке героическое, и как он любуется скромностью человеческого героизма, и как вырастает по-новому героическое в человечестве… («Мать»).
«Мой самый близкий человек. Жизнь-подвиг»
... моя мама, и будут песни, и расцветут тюльпаны … на его могиле, и придут, как всегда, родные и близкие люди, чтоб поклониться деду за великую Победу! Поклониться великим тем ... уже нет самого дорогого, любимого, близкого человека, но мы не будем нарушать ... дедушки, отдавая болью воспоминаний всю жизнь, отзываясь каждым стоном, вздохом. В ... Просто, это ж дедушка сказал! Самый радостный праздник в нашей ...
Я видел, как нетрудно человеку помочь, если подходить к нему без позы и «вплотную», и сколько трагедий рождается в жизни только потому, что «нет человека». Я, наконец, почти физически ощутил всю мерзость и гниль капиталистической накипи на людях.
Я обратился к своим первым воспитанникам и постарался посмотреть на них глазами Горького. Признаюсь откровенно, это мне не сразу удалось; я ещё не умел обобщать живые движения, я ещё не научился видеть в человеческом поведении основные оси и пружины. В своих поступках и действиях я ещё не был «горьковцем», я был им только в своих стремлениях.
Но я уже добивался, чтобы моей колонии дали имя Горького, и добился этого. В этом моменте меня увлекала не только методика горьковского отношения к человеку, меня захватывала больше историческая параллель: революция поручила мне работу «на дне», и, естественно, вспоминалось «дно» Горького. Параллель эта, впрочем, ощущалась недолго. «Дно» принципиально было невозможно в Советской стране, и мои «горьковцы» очень скоро возымели настойчивое намерение не ограничиться простым всплыванием наверх, их соблазняли вершины гор, из горьковских героев больше других импонировал им Сокол. Дна, конечно, не было, но остался личный пример Горького, осталось его «Детство», осталась глубокая пролетарская родственность великого писателя и бывших правонарушителей.
В 1925 г. мы написали первое письмо в Сорренто, написали с очень малой надеждой на ответ — мало ли Горькому пишут. Но Горький ответил немедленно, предложил свою помощь, просил передать ребятам: «Скажите,что они живут в дни великого исторического значения».
Началась регулярная наша переписка. Она продолжалась непрерывно до июля 1928 г., когда Горький приехал в Союз и немедленно посетил колонию#7.
За эти три года колония выросла в крепкий боевой коллектив, сильно повысилась и его культура, и его общественное значение. Успехи колонии живо радовали Алексей Максимовича. Письма колонистов регулярно отправлялись в Италию в огромных конвертах, потому что Горькому каждый отряд писал отдельно, у каждого отряда были особенные дела, а отрядов было до тридцати. В своих ответах Алексей Максимович касался многих деталей отрядных писем и писал мне: «Очень волнуют меня милые письма колонистов…»
Максима Горького
«Сердечно поздравляю Вас и прошу поздравить колонию с переездом на новое место.
Новых сил, душевной бодрости, веры в своё дело желаю вам всем!
Прекрасное дело делаете Вы, превосходные плоды должно дать оно.
Земля эта — поистине наша земля. Это мы сделали её плодородной, мы украсили её городами, избороздили дорогами, создали на ней всевозможные чудеса, мы, люди, в прошлом — ничтожные кусочки бесформенной и немой материи, затем — полузвери, а ныне — смелые зачинатели новой жизни.
Будьте здоровы и уважайте друг друга, не забывая, что в каждом человеке скрыта мудрая сила строителя и что нужно ей дать волю развиться и расцвести, чтобы она обогатила землю ещё большими чудесами.
Главные люди в жизни человека
... год). В 1834-м году выходит предшествующая ему работа на тему Пугачевского восстания Настоящее искусство всегда трогает душу человека, не может ... правда горька. Причём делают они это, не ища в своей критике личной выгоды. И то что такие люди ... со временем такой человек обязательно появиться. Также читают: Картинка к сочинению Главные люди в жизни человека Популярные сегодня темы А.С. Пушкин работал ...
Сорренто, 3.6.26Привет. М. Горький»
Это письмо, как и многие другие письма этого периода, имели для меня как педагога совершенно особое значение. Оно поддерживало меня в неравной борьбе, которая к этому времени разгорелась по поводу метода колонии им. Горького. Эта борьба происходила не только в моей колонии, но здесь она была острее благодаря тому, что в моей работе наиболее ярко звучали противоречия между социально-педагогической и педологической точками зрения. Последняя выступала от имени марксизма, и нужно было много мужества, чтобы этому не верить, чтобы большому авторитету «признанной» науки противопоставить свой сравнительно узкий опыт. А так как опыт протекал в обстановке повседневной «каторги», то нелегко было проверить собственные синтезы. С присущей ему щедростью Горький подсказывал мне широкие социалистические обобщения. После его писем у меня удесятерились и энергия и вера. Я уже не говорю о том, что письма эти, прочитанные колонистам, делали буквально чудеса, ведь не так просто человеку увидеть в себе самом «мудрые силы строителя».
Великий писатель Максим Горький становится в нашей колонии активным участником нашей борьбы, становился живым человеком в наши ряды. Только в это время я многое до конца понял и до конца сформулировал в своём педагогическом кредо. Но моё глубочайшее уважение и любовь к Горькому, моя тревога о его здоровье не позволяли мне решительно втянуть Алексея Максимовича в мою педагогическую возню с врагами. Я всё больше и больше старался, чтобы эта возня по возможности проходила мимо его нервов. Алексей Максимович каким-то чудом заметил линию моего поведения по отношению к нему. В письме от 17 марта 1927 г. он писал:
«Это напрасно! Знали бы Вы, как мало считаются с этим многие мои корреспонденты и с какими просьбами обращаются ко мне! Один просил выслать ему в Харбин — в Маньчжурию — пианино, другой спрашивает, какая фабрика в Италии вырабатывает лучшие краски, спрашивают, водится ли в Тирренском море белуга, в какой срок вызревают апельсины, и т.д., и т.д.».
«Позвольте дружески упрекнуть Вас: напрасно Вы не хотите научить меня, как и чем мог бы я Вам и колонии помочь. Вашу гордость борца за своё дело я также понимаю, очень понимаю! Но ведь дело это как-то связано со мною, и стыдно, неловко мне оставаться пассивным в те дни, когда оно требует помощи»…
Когда Алексей Максимович приехал в июле 1928 г. в колонию и прожил в ней три дня, когда уже был решён вопрос о моём уходе и, следовательно, и вопрос о «педологических» реформах в колонии, я не сказал об этом моему гостю. При нём приехал в колонию один из видных деятелей Наркомпроса и предложил мне сделать «минимальные» уступки в моей системе. Я познакомил его с Алексеем Максимовичем. Они мирно поговорили о ребятах, посидели за стаканом чаю, и посетитель уехал. Провожая его, я просил принять уверения, что никаких, даже минимальных, уступок быть не может.
одобрение Алексея Максимовича
Горький уехал, а на другой день я оставил колонию. Эта катастрофа для меня не была абсолютной. Я ушёл, ощущая в своей душе теплоту моральной поддержки Алексея Максимовича, проверив до конца все свои установки, получив во всём его полное одобрение. Это одобрение было выражено не только в словах, но и в том душевном волнении, с которым Алексей Максимович наблюдал живую жизнь колонии, в том человеческом празднике, который я не мог ощущать иначе, как праздник нового, социалистического общества. И ведь Горький был не один. Мою беспризорную педагогику немедленно «подобрали» смелые и педологически неуязвимые чекисты и не только не дали ей погибнуть, но дали высказаться до конца, предоставив ей участие в блестящей организации коммуны им. Дзержинского#8.
Должен ли человек рисковать жизнью ради спасения птиц
... божьему, а потому ему все еще свойственно что-то в действительности высокое и духовное. Среди тех, кто рисковал своей жизнью ради других, ... лишь свою собственную жизнь и, быть может, жизнь своих близких людей. В жизни очень множество соблазном и приятностей, чтобы рисковать всем этим ради кого-то другого. Впрочем, человек устроен по подобию ...
В эти дни я начал свою «Педагогическую поэму»#9. Я несмело сказал о своей литературной затее Алексею Максимовичу. Он деликатно одобрил моё начинание… Поэма была написана в 1928 г. и… пять лет пролежала в ящике стола, так я боялся представить её на суд Максима Горького. Во-первых, я помнил свой «Глупый день» и «не написан фон», во-вторых, я не хотел превращаться в глазах Алексея Максимовича из порядочного педагога в неудачного писателя. За эти пять лет я написал небольшую книжонку о коммуне Дзержинского и… тоже побоялся послать её своему великому другу, а послал в ГИХЛ. Она два с лишним года пролежала в редакции, и вдруг, даже неожиданно для меня, её напечатали. Я не встретил её ни в одном магазине, я не прочитал о ней ни одной строчки в журналах или газетах, я не видел её в руках читателя, вообще эта книжонка как-то незаметно провалилась в небытие. Поэтому я был несколько удивлён и обрадован, когда в декабре 1932 г. получил из Сорренто письмо, начинающееся так:
«Вчера прочитал Вашу книжку «Марш тридцатого года». Читал с волнением и радостью…»
После этого Алексей Максимович уже не отпустил меня. Ещё около года я сопротивлялся и всё боялся представить ему «Педагогическую поэму» — книгу о моей жизни, о моих ошибках и о моей маленькой борьбе. Но он настойчиво требовал:
«Поезжайте куда-нибудь в тёплые места и пишите книгу…»
В тёплые места я не поехал — некогда было, но поддержка и настойчивость Алексея Максимовича преодолели мою трусость: осенью 1933 г. я привёз ему свою книгу — первую часть. Через день я получил полное одобрение, и книга была сдана в очередной номер альманаха «Год 17». Все остальные части тоже прошли через руки Алексея Максимовича. Второй частью он остался менее доволен, ругал меня за некоторые места и настойчиво требовал, чтобы все линии моих педагогических споров были выяснены до конца, а я всё ещё продолжал побаиваться педологов, даже это слово старался не употреблять в книге. Отправляя к нему в Крым третью часть, я даже просил его выбросить главу «У подошвы Олимпа», но он ответил коротко по этому вопросу:
«У подошвы Олимпа нельзя исключить…»
Это уже было написано осенью 1935 г.
Так до самых последних дней Максим Горький оставался моим учителем; и как ни долго я учился у него, до последних дней у него было чему учиться. Его культурная и человеческая высота, его непримиримость в борьбе, его гениальное чутьё ко всякой фальши, ко всему дешёвому, мелкому, чуждому, карикатурному, его ненависть к старому миру… его любовь к человеку — «мудрому строителю жизни» — для многих миллионов живущих и будущих людей должны всегда быть неисчерпаемым образцом.
К сожалению, у нас ещё нет настоящего анализа всего творческого богатства Максима Горького. Когда этот анализ будет произведён, человечество поразится глубиной и захватом горьковского исследования о человеке. Его имя будет поставлено в самом первом ряду великих писателей мира, тем более в первом, что он единственный, взявший тему человека в момент его освобождения, в момент становления его человеком социалистическим.
Моя жизнь прошла под знаком Горького, и поэтому сейчас я по-настоящему первый раз в жизни ощущаю свою сиротливость. В этот момент утраты так особенно трагично переживается моя к нему великая и нежная благодарность. Я уже не могу её высказать Алексею Максимовичу, тем более горячо и глубоко я благодарен нашей эпохе, нашей революции и нашей Коммунистической партии, создавшим Максима Горького, вынесшим его на ту высоту, без которой его голос не мог быть услышан в мире трудящихся и в мире врагов.
МОЙ ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ
В моей жизни, в моей первой работе значение Алексея Максимовича Горького исключительно велико.
Старый учитель, я принадлежал к тем кругам, которые назывались рабочей интеллигенцией. Когда я перелистываю страницы моей жизни, в памяти возникают ужасающие годы беспросветной реакции, наступившей после 1905 г. Для нас имя Горького было маяком. В его произведениях нас особенно покоряла исключительная жажда жизни, неисчерпаемый оптимизм, вера в человека, непреклонная убеждённость в прекрасном будущем.
После Октябрьской революции я начинал искать пути для создания новой, советской педагогики, и первым моим учителем, к которому обращались мысли и чувства, снова был Горький#1.
Утверждение человека, освобождение его от грязи, оставленной капиталистическим строем, выпрямление человека — всему этому учило горьковское творчество с его неисчерпаемым запасом мудрых наблюдений, доскональным знанием жизни, глубоким пониманием Человека, творчество, проникнутое любовью к Человеку и ненавистью ко всему, что препятствует свободному развитию Человека. Передо мной всегда был образ того, кто сам вышел из недр народных. Так, когда я должен был указать моим «босякам» образец человека, который, пройдя через «дно», поднялся до высот культуры, я всегда говорил:
Горький! Вот образец, вот у кого учиться!
Великий мастер мировой культуры! Огромные знания Алексея Максимовича не имели ничего общего с тем, что обозначалось понятием «западноевропейская цивилизация». Горький впитал квинтэссенцию того наилучшего, что создали самые светлые головы человечества. И не только в литературе.
Алексей Максимович заинтересовался работой моей и моих друзей. Мы были поражены его умением проникать в сущность дела, выделять важнейшее, а потом в такой простой, доступной форме делать глубокие философские обобщения.
Алексей Максимович пробыл в колонии им. Горького три дня. Должен признаться, что за это время он успел заметить много такого нового, характерного, очень важного, чего я не замечал на протяжении года. Он сблизился с многими из 400 воспитанников, и большинство новых друзей уже не порывало с ним связи. Горький переписывался с ними, помогал советами.
Алексей Максимович освятил мою писательскую жизнь. Вряд ли я написал бы «Педагогическую поэму» или какое-нибудь другое произведение без чуткой, но неуклонной настойчивости Алексея Максимовича. Четыре года я сопротивлялся, отказывался писать, четыре года длилась эта «борьба» между нами. Я всегда считал, что у меня иная дорога — педагогическая работа; к тому же и времени для серьёзного литературного труда у меня не было. Собственно, последнее обстоятельство и было тем поводом, на который я ссылался, отказываясь писать. Тогда Алексей Максимович прислал мне перевод на пять тысяч рублей с требованием немедленно идти в отпуск и засесть за книгу. В отпуск я не пошёл (оставить работу я не мог), однако настойчивость Горького взяла наконец своё: педагог стал писателем.
С великим моим учителем я встречался много раз. Горький очень мало говорил со мной о литературных делах; он расспрашивал, как живут хлопцы. Очень интересовали Алексея Максимовича вопросы семьи, отношение семьи к детям, что, по-моему, нужно сделать, чтобы укрепить семью. Во время этих бесед Алексей Максимович как будто мимоходом бросал по поводу той или иной области моей работы одно-два слова. Они значили больше, чем пространные советы.
Последнее время Алексея Максимовича волновал вопрос о школе
Безграничная любовь к жизни, огромный философский ум и полный мудрости взгляд, который проникает во все мелочи жизни, отыскивает в них основное зерно и умеет поднять их до философских обобщений, — это характерно для Горького.
В примере со мной как в фокусе отражается значение Горького и некоторые стороны великой души этого ещё не до конца оценённого человека.
Мы обязаны глубже и ответственнее относиться к великим проблемам воспитания человека, поставленным творчеством великого писателя.
БЛИЗКИЙ, РОДНОЙ, НЕЗАБЫВАЕМЫЙ!
Максим Горький — это имя уже более четырех десятилетий назад стало для всего мира символом новой позиции человека на земле. Мы — те, кто вступил в трудовую жизнь с 1905 г., воспитывали нашу мысль и волю в учении марксизма, в борьбе Ленина и партии большевиков. Чувства наши, образы и картины внутренней сущности человека формировались благодаря творчеству Максима Горького.
Это имя знаменовало для нас и высокую убеждённость в победе человека, и полнокровное человеческое достоинство, и полноценность человеческой культуры, которая освобождается от проклятия капиталистической «цивилизации».
И поэтому, когда Октябрьская революция внезапно открыла передо мной невиданные просторы для развития свободной человеческой личности, открыла богатейшие возможности в моей воспитательной работе, я принял за образец страсть и веру Максима Горького.
Его утверждение ценности Человека, его любовь и его ненависть, его постоянное движение вперёд и борьба объединялись в человеческом оптимизме художника. Он умел видеть в каждом человеке, несмотря на самые ужасные жизненные катастрофы, несмотря на грязь в задавленном капитализмом мире, прекрасные черты Человека, духовные силы, заслуживающие лучшей участи, лучшего общественного строя.
В этом были для меня самые богатые педагогические позиции, и, разумеется, такими они были не только для меня.
И поэтому, что на мою долю выпали дети, наиболее пострадавшие от «цивилизации», я мог предъявить им всю горьковскую программу человечности.
И в особенно прекрасном гармоническом сочетании с богатым светом горьковского творчества возник перед нами сам А.М. Горький, возникла его личность.
Своим примером он доказывал свою писательскую правду, он каждым своим личным движением подтверждал возможности и силы развития Человека.
Когда в 1928 г. он приехал в колонию и просто, с шуткой вошёл в ряды бывших беспризорных, заинтересовался их судьбой, их заботами, воспитанием, как свой брат, который вместе с ними несёт на своих плечах высокое звание Человека, я особенно глубоко мог проникнуть в тайны и секреты новой, советской педагогики. Тогда я прекрасно понял, что эта педагогика вся находится в горьковском русле оптимистического реализма; он был потом назван правильнее и точнее — социалистическим реализмом.
Но великий Горький не разрешил мне успокоиться на этом. Бесконечно мягко и бесконечно настойчиво он заставил меня взяться за перо и написать книгу, одну из тех книг, которые стали возможны только благодаря ему. Хороша она или плоха, но она говорит о наших днях, нашем опыте, наших ошибках. А.М. Горький так высоко ценил такой ещё молодой опыт свободной рабочей страны, что всякое слово об этом опыте он считал нужным. Так в моей жизни, в моей работе прикоснулся ко мне гениальный пролетарский писатель Максим Горький и, благодаря этому моя жизнь стала более нужной, более полезной, более достойной.
Но разве он прикоснулся только к моей жизни? Сколько жизненных путей, путей борьбы и побед обозначил А.М. Горький!
Его смерть — скорбное начало для нашей подлинной благородности, для грандиозной картины его исторического значения.
БОЛЬШОЕ ГОРЕ
С 1920 по 1928 г. я заведовал колонией им. М. Горького. Я и ребята начали переписку с Алексеем Максимовичем в 1923 г. Несмотря на то, что первое письмо было отправлено с очень коротким адресом Italia, Massimo Gorki, наша переписка на протяжении пяти лет была регулярной и очень сблизила нас с Алексеем Максимовичем#1.
Он знал подробности нашей жизни, откликался на них то советом, то указанием, то простым дружеским словом, сочувствием. Взаимоотношения между Алексеем Максимовичем и горьковцами были настолько живыми и наполненными содержанием, что личная встреча была потребностью и радостью не только для нас, но и для Алексея Максимовича.
И действительно, в первые же месяцы после своего возвращения в СССР А. М. Горький собрался к нам в колонию погостить. Он прожил в колонии три дня: 7 — 10 июля 1928 г.#2.
Нам удалось обеспечить в этой встрече простоту и интимность обстановки: в течение трёх дней Алексей Максимович был с ребятами, никто нам не мешал, и мы не превратили наше свидание в официальное торжество.
Алексей Максимович быстро вошёл в самую сущность колонистских будней, принял участие в решении наших текущих дел, близко ознакомился со многими колонистами, работал с нами в поле и терпеливо просмотрел до конца постановку на нашей сцене «На дне», сделанную силами ребят. Высочайшая человеческая культура А. М. Горького в сочетании с такой же простотой, его глубокое искреннее чувство и внимание к каждому колонисту покорили ребят в несколько часов. Расстаться с Алексеем Максимовичем было для нас невыразимо тяжело. В эти дни вечерами мы много говорили с Алексеем Максимовичем о трудных путях воспитания, о сложности в коммунах воспитательного процесса, о неясной ещё для нас технике создания нового человека. Он настоятельно требовал от меня литературного изложения моего педагогического опыта и доказывал, что я не имею права хоронить в Куряже ни свои ошибки, ни свои находки.
Но чрезвычайно занятый работой в колонии им. Горького, а затем в коммуне им. Дзержинского я не так быстро мог выполнить требование Алексея Максимовича. В 1932 г. он телеграфно требовал от меня немедленно начать работу над книгой, взять для этого отпуск и поехать в Гагры#3.
прочитал её в течение одного дня
По поводу «Педагогической поэмы» несколько раз мне пришлось встречаться с Алексеем Максимовичем. К моей книге он всегда относился хорошо, настойчиво требовал продолжения моей литературной работы и всегда повторял: «Дайте волю вашему юмору», — но в оживлённой беседе и он, и я быстро оставляли литературные темы и говорили почти исключительно о детях.
Алексея Максимовича особенно интересовали вопросы о новой семье и, в частности, о новых позициях наших детей и по отношению к родителям, и по отношению к обществу. Как-то по дороге из Москвы в Крым он сказал:
- Вот главный вопрос: соединить стремление человека к свободе с дисциплиной — вот такая нужна педагогика #4.
Наша новая Конституция является ярким подтверждением мудрой прозорливости Алексея Максимовича.
Для меня смерть Алексея Максимовича — большое горе. Силой своей настойчивости и ясного взгляда он заставил меня свой педагогический опыт исчерпать и до конца отдать нашему социалистическому обществу. Я лишь в последнее время понял, насколько он был прав: ведь наш опыт — опыт новый, и каждая его деталь имеет значение для нашей жизни и для жизни будущего человека, великим поэтом которого был Алексей Максимович.
«ЧУДО», СОЗДАННОЕ СОВЕТСКОЙ ЖИЗНЬЮ [июль 1936, Москва]
Я как-то рискнул написать рассказ ещё в 1914 г., задолго до работы в колонии им. Горького. Послал Алексею Максимовичу и получил короткий ответ — тема рассказа интересная, но написано слабо. Это отбило у меня временно охоту писать, но заставило с большей энергией отнестись к работе по специальности. Когда я второй раз попробовал, кое-что получилось. Так и у всех. Если своё советское дело и свою личность, которая вложена в это дело, описать точно и детально, получится интересно. Я не хочу себя чувствовать писателем и в дальнейшем. Я хочу остаться педагогом и очень благодарен вам, что сегодня вы говорили о самом важном, о самом существенном для меня — о педагогической работе, о людях, которые подвергаются педагогическому воздействию.
могу назвать Болшевскую коммуну, Люберецкую коммуну, Томскую
Когда я писал «Педагогическую поэму», я хотел показать, что в Советском Союзе из людей «последнего сорта», из тех, что за рубежом считают «отбросами», можно создать великолепные коллективы. Я хотел это так описать, чтобы было видно, что не я создаю и не кучка педагогов, но создает это «чудо» вся атмосфера советской жизни.
«Поэму» я написал в 1928 г., сразу после оставления колонии им. Горького
И только настойчивость Алексей Максимовича заставила меня, наконец, с большим страхом отвезти ему первую часть и ждать с трепетом приговора. Приговор был не очень строгий, и книга увидела свет. Теперь я не думаю быть писателем. Я не скромничаю, но говорю это потому, что считаю — в нашей стране происходят сейчас такие события, на которые надо откликаться всяческими способами. Сейчас я работаю над книгой, которую я считаю нужной практически.
Сейчас назрела необходимость выпустить книгу для родителей. Слишком много материала и слишком много уже есть законов советской педагогики, об этом надо писать. Такая книга будет у меня готова к 15 октября, уже и редактор есть.
Спрашивают меня о моей биографии. Она очень проста. С 1905 г. я — народный учитель. Мне посчастливилось учительствовать в народной школе до самой революции. А после революции дали колонию им. Горького.
Я написал в 1930 г. «Марш тридцатого года» — о коммуне им. Дзержинского. Эта книга понравилась Горькому, но прошла в литературе незамеченной. Она слабее последней книги, но события там не менее яркие. В 1933 г. я написал пьесу «Мажор», под фамилией Гальченко, о коммуне им. Дзержинского, и представил её на всесоюзный конкурс. На этом конкурсе она была рекомендована к изданию, была издана и тоже прошла незамеченной.
ГОРЬКИЙ Максим (1821-81), русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1877).
В повестях «Бедные люди» (1846), «Белые ночи» (1848), «Неточка Незванова» (1849, не окончена) и др. описал страдания «маленького» человека как трагедию социальную. В повести «Двойник» (1846) дал психологический анализ расколотого сознания. Участник кружка М. В. Петрашевского, Горький в 1849 был арестован и приговорен к смертной казни, замененной каторгой (1850-54) с последующей службой рядовым. В 1859 возвратился в Санкт-Петербург. «Записки из Мертвого дома» (1861-62) — о трагических судьбах и достоинстве человека на каторге. Вместе с братом М. М. Горьким издавал «почвеннические» журналы «Время» (1861-63) и «Эпоха» (1864-65).
В романах «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-1872), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879-80) и др. — философское осмысление социального и духовного кризиса России, диалогическое столкновение самобытных личностей, страстные поиски общественной и человеческой гармонии, глубокий психологизм и трагизм. Публицистический «Дневник писателя» (1873-81).
Творчество Горького оказало мощное влияние на русскую и мировую литературу.
ГОРЬКИЙ Максим , русский писатель.
«Я происходил из семейства русского и благочестивого»
Горький был вторым ребенком в большой семье (шестеро детей).
Отец, сын униатского священника, врач московской Мариинской больницы для бедных (где и родился будущий писатель), в 1828 получил звание потомственного дворянина. Мать — из купеческой семьи, женщина религиозная, ежегодно возила детей в Троице-Сергиеву лавру, учила их читать по книге «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета» (в романе «Братья Карамазовы» воспоминания об этой книге включены в рассказ старца Зосимы о своем детстве).
В доме родителей читали вслух «Историю Государства Российского» Н. М. Карамзина, произведения Г. Р. Державина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина. С особым одушевлением Горький вспоминал в зрелые годы о знакомстве с Писанием: «Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства». Ярким детским впечатлением писателя стала также ветхозаветная «Книга Иова».
С 1832 семья ежегодно проводила лето в купленном отцом селе Даровое (Тульской губернии).
Встречи и разговоры с мужиками навсегда отложились в памяти Горького и служили в дальнейшем творческим материалом (рассказ «Мужик Марей» из «Дневника писателя» за 1876).
Начало учения
В 1832 Горький и его старший брат Михаил (см. Горький М. М.) начали заниматься с приходившими в дом учителями, с 1833 обучались в пансионе Н. И. Драшусова (Сушара), затем в пансионе Л. И. Чермака. Атмосфера учебных заведений и оторванность от семьи вызывали у Горького болезненную реакцию (ср. автобиографические черты героя романа «Подросток», переживающего глубокие нравственные потрясения в «пансионе Тушара»).
Вместе с тем годы учебы отмечены пробудившейся страстью к чтению. В 1837 умерла мать писателя, и вскоре отец отвез Горького с братом Михаилом в Петербург для продолжения образования. Больше писатель не встретился с отцом, скончавшимся в 1839 (по официальным сведениям, умер от апоплексического удара, по семейным преданиям, был убит крепостными).
Отношение Горького к отцу, человеку мнительному и болезненно подозрительному, было двойственным.
В Инженерном училище (1838-43)
С января 1838 Горький учился в Главном инженерном училище (впоследствии всегда считал, что выбор учебного заведения был ошибочным).
Он страдал от военной атмосферы и муштры, от чуждых его интересам дисциплин и от одиночества. Как свидетельствовал его товарищ по училищу, художник К. А. Трутовский, Горький держался замкнуто, однако поражал товарищей начитанностью, вокруг него сложился литературный кружок. В училище оформились первые литературные замыслы. В 1841 на вечере, устроенном братом Михаилом, Горький читал отрывки из своих драматических произведений, которые известны только по названиям — «Мария Стюарт» и «Борис Годунов», — рождающим ассоциации с именами Ф. Шиллера и А. С. Пушкина, по-видимому, самыми глубокими литературными увлечениями молодого Горького; зачитывался также Н. В. Гоголем, Э. Гофманом, В. Скоттом, Жорж Санд, В. Гюго. По окончании училища, прослужив меньше года в Петербургской инженерной команде, летом 1844 Горький уволился в чине поручика, решив полностью отдаться литературному творчеству.
Начало литературного труда
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/sochinenie/chemu-uchit-nas-jizn-maksima-gorkogo/
Среди литературных пристрастий Горького той поры был О. де Бальзак: переводом его повести «Евгения Гранде» (1844, без указания имени переводчика) писатель вступил на литературное поприще. Одновременно Горький работал над переводом романов Эжена Сю и Жорж Санд (в печати не появились).
Выбор произведений свидетельствовал о литературных вкусах начинающего писателя: ему не чужда была в те годы романтическая и сентименталистская стилистика, нравились драматичные коллизии, крупно выписанные характеры, остросюжетное повествование. В произведениях Жорж Санд, как вспоминал он в конце жизни, его «поразила… целомудренная, высочайшая чистота типов и идеалов и скромная прелесть строгого сдержанного тона рассказа».
Триумфальный дебют
Зимой 1844 Горький задумал роман «Бедные люди», работу над которым он начал, по его словам, «вдруг», неожиданно, но отдался ей безраздельно. Еще в рукописи Д. В. Григорович, с которым он в то время делил квартиру, доставил роман Н. А. Некрасову, и они вместе, не отрываясь, ночь напролет читали «Бедных людей». Под утро они пришли к Горькому, чтобы выразить ему восхищение. Со словами «Новый Гоголь явился!» Некрасов передал рукопись В. Г. Белинскому, который сказал П. В. Анненкову: «… роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому». Реакция кружка Белинского на первое произведение Горького стала одним из самых известных и имевших продолжительный резонанс эпизодов в истории русской литературы: почти все участники, включая Горького, позднее возвращались к нему и в воспоминаниях, и в художественных произведениях, описывая его и в прямой, и в пародийной форме. Роман был напечатан в 1846 в «Петербургском сборнике» Некрасова, вызвав шумные споры. Рецензенты, хотя и отмечали отдельные просчеты писателя, почувствовали громадное дарование, а Белинский прямо предрекал Горькому великое будущее. Первые критики справедливо заметили генетическую связь «Бедных людей» с гоголевской «Шинелью», имея в виду и образ главного героя полунищего чиновника Макара Девушкина, восходивший к героям Гоголя, и широкое воздействие гоголевской поэтики на Горького. В изображении обитателей «петербургских углов», в портретировании целой галереи социальных типов Горький опирался на традиции натуральной школы (обличительный пафос), однако сам подчеркивал, что в романе сказалось и влияние пушкинского «Станционного смотрителя». Тема «маленького человека» и его трагедии нашла у Горького новые повороты, позволяющие уже в первом романе обнаружить важнейшие черты творческой манеры писателя: сосредоточенность на внутреннем мире героя в сочетании с анализом его социальной судьбы, способность передавать неуловимые нюансы состояния действующих лиц, принцип исповедального самораскрытия характеров (не случайно избрана форма «романа в письмах»), система двойников, «сопутствующих» главным героям.
В литературном кругу
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/sochinenie/chemu-uchit-nas-jizn-maksima-gorkogo/
Войдя в кружок Белинского (где познакомился с И. С. Тургеневым, В. Ф. Одоевским, И. И. Панаевым), Горький, по его позднейшему признанию, «страстно принял все учение» критика, включая его социалистические идеи. В конце 1845 на вечере у Белинского он читал главы повести «Двойник» (1846), в которой впервые дал глубокий анализ расколотого сознания, предвещающий его великие романы. Повесть, сначала заинтересовавшая Белинского, в итоге его разочаровала, и вскоре наступило охлаждение в отношениях Горького с критиком, как и со всем его окружением, включая Некрасова и Тургенева, высмеивавших болезненную мнительность Горького. Угнетающе действовала на писателя необходимость соглашаться почти на любую литературную поденщину. Все это мучительно переживалось Горьким. Он стал «страдать раздражением всей нервной системы», появились первые симптомы эпилепсии, мучившей его всю жизнь.
Горький и петрашевцы
В 1846 Горький сблизился с кружком братьев Бекетовых (среди участников — А. Н. Плещеев, А. Н. и В. Н. Майковы, Д. В. Григорович), в котором обсуждались не только литературные, но и социальные проблемы. Весной 1847 Горький начал посещать «пятницы» М. В. Петрашевского, зимой 1848-49 — кружок поэта С. Ф. Дурова, состоявший также в основном из петрашевцев. На собраниях, носивших политический характер, затрагивались проблемы освобождения крестьян, реформы суда и цензуры, читались трактаты французских социалистов, статьи А. И. Герцена, запрещенное тогда письмо Белинского к Гоголю, вынашивались планы распространения литографированной литературы. В 1848 вошел в особое тайное общество, организованное наиболее радикальным петрашевцем Н. А. Спешневым (имевшим значительное влияние на Горького); общество ставило своей целью «произвести переворот в России». Горький, однако, испытывал некоторые сомнения: по воспоминаниям А. П. Милюкова, он «читал социальных писателей, но относился к ним критически». Под утро 23 апреля 1849 в числе других петрашевцев писатель был арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.
Под следствием и на каторге
После 8 месяцев, проведенных в крепости, где Горький держался мужественно и даже написал рассказ «Маленький герой» (напечатан в 1857), он был признан виновным «в умысле на ниспровержение… государственного порядка» и первоначально приговорен к расстрелу, замененному уже на эшафоте, после «ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти», 4 годами каторги с лишением «всех прав состояния» и последующей сдачей в солдаты. Каторгу отбывал в Омской крепости, среди уголовных преступников («это было страдание невыразимое, бесконечное… всякая минута тяготела как камень у меня на душе»).
Пережитые душевные потрясения, тоска и одиночество, «суд над собой», «строгий пересмотр прежней жизни», сложная гамма чувств от отчаяния до веры в скорое осуществление высокого призвания, — весь этот душевный опыт острожных лет стал биографической основой «Записок из Мертвого дома» (1860-62), трагической исповедальной книги, поразившей уже современников мужеством и силой духа писателя. Отдельной темой «Записок» оказался глубокий сословный разрыв дворянина с простонародьем. Хотя Аполлон Григорьев преувеличивал в духе собственных убеждений, когда писал, что Горький «достиг страдательным п с и х о л о г и ч е с к и м процессом до того, что в «Мертвом доме» слился совсем с народом», однако шаг к такому сближению — через сознание общности судьбы — был сделан. Сразу после освобождения Горький писал брату о вынесенных из Сибири «народных типах» и знании «черного, горемычного быта» — опыте, которого «на целые томы достанет». В «Записках» отражен наметившийся на каторге переворот в сознании писателя, который он характеризовал позднее как «возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного». Горькому ясно представилась утопичность революционных идей, с которыми он в дальнейшем остро полемизировал.
Возвращение в литературу
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/sochinenie/chemu-uchit-nas-jizn-maksima-gorkogo/
С января 1854 Горький служил рядовым в Семипалатинске, в 1855 произведен в унтер-офицеры, в 1856 в прапорщики. В следующем году ему было возвращено дворянство и право печататься. Тогда же он женился на М. Д. Исаевой, принимавшей еще до брака горячее участие в его судьбе. В Сибири Горький написал повести «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели» (обе напечатаны в 1859).
Центральный герой последней, Фома Фомич Опискин, ничтожный приживальщик с притязаниями тирана, лицедей, ханжа, маниакальный себялюбец и утонченный садист, как психологический тип стал важным открытием, предвещавшим многих героев зрелого творчества. В повестях намечены и основные черты знаменитых романов-трагедий Горького: театрализация действия, скандальное и, одновременно, трагическое развитие событий, усложненный психологический рисунок. Современники остались равнодушными к «Селу Степанчиково…», интерес к повести возник значительно позднее, когда Н. М. Михайловский в статье «Жестокий талант» дал глубокий анализ образа Опискина, тенденциозно отождествляя его, однако, с самим писателем. Много споров вокруг «Села Степанчиково…» связано с предположением Ю. Н. Тынянова о том, что в монологах Опискина пародируются «Выбранные места из переписки с друзьями» Н. В. Гоголя. Идея Тынянова спровоцировала исследователей на выявление объемного пласта литературного подтекста в повести, в т. ч. аллюзий, связанных с произведениями 1850-х гг., за которыми Горький жадно следил в Сибири.
Горький-журналист
В 1859 Горький вышел в отставку «по болезни» и получил разрешение жить в Твери. В конце года он переехал в Петербург и совместно с братом Михаилом стал издавать журналы «Время», затем «Эпоха», сочетая огромную редакторскую работу с авторской: писал публицистические и литературно-критические статьи, полемические заметки, художественные произведения. При ближайшем участии Н. Н. Страхова и А. А. Григорьева, в ходе полемики и с радикальной, и с охранительной журналистикой, на страницах обоих журналов развивались «почвеннические» идеи (см. Почвенники), генетически связанные со славянофильством, но пронизанные пафосом примирения западников и славянофилов, поисками национального варианта развития и оптимального сочетания начал «цивилизации» и народности, — синтеза, выраставшего из «всеотзывчивости», «всечеловечности» русского народа, его способности к «примирительному взгляду на чужое». Статьи Горького, в особенности «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863), написанные по следам первой заграничной поездки 1862 (Германия, Франция, Швейцария, Италия, Англия), представляют собой критику западноевропейских институтов и страстно выраженную веру в особое призвание России, в возможность преобразования русского общества на братских христианских основаниях: «русская идея… будет синтезом всех тех идей, которые… развивает Европа в отдельных своих национальностях».
«Униженные и оскорбленные» (1861) и «Записки из подполья» (1864)
На страницах журнала «Время», стремясь укрепить его репутацию, Горький печатал свой роман «Униженные и оскорбленные», само название которого воспринималось критикой 19 в. как символ всего творчества писателя и даже шире — как символ «истинно гуманистического» пафоса русской литературы (Н. А. Добролюбов в статье «Забитые люди»).
Насыщенный автобиографическими аллюзиями и обращенный к основным мотивам творчества 1840-х гг., роман написан уже в новой манере, близкой к поздним произведениям: в нем ослаблен социальный аспект трагедии «униженных» и углублен психологический анализ. Обилие мелодраматических эффектов и исключительных ситуаций, нагнетение таинственности, хаотичность композиции побуждали критиков разных поколений низко оценивать роман. Однако в следующих произведениях Горькому удалось те же черты поэтики поднять на трагедийную высоту: внешняя неудача подготовила взлеты ближайших лет, в частности, напечатанную вскоре в «Эпохе» повесть «Записки из подполья», которую В. В. Розанов считал «краеугольным камнем в литературной деятельности» Горького; исповедь подпольного парадоксалиста, человека трагически разорванного сознания, его споры с воображаемым оппонентом, так же как и нравственная победа героини, противостоящей болезненному индивидуализму «антигероя», — все это нашло развитие в последующих романах, лишь после появления которых повесть получила высокую оценку и глубокое истолкование в критике.
Семейные катастрофы и новая женитьба
В 1863 Горький совершил вторую поездку за границу, где познакомился с А. П. Сусловой (страстным увлечением писателя в 1860-е гг.); их сложные отношения, а также азартная игра в рулетку в Баден-Бадене дали материал для романа «Игрок» (1866).
В 1864 умерла жена Горького и, хотя они не были счастливы в браке, он тяжело пережил потерю. Вслед за ней внезапно скончался брат Михаил. Горький взял на себя все долги по изданию журнала «Эпоха», однако вскоре прекратил его из-за падения подписки и заключил невыгодный договор на издание своего собрания сочинений, обязавшись к определенному сроку написать новый роман. Он еще раз побывал за границей лето 1866 провел в Москве и на подмосковной даче, все это время работая над романом «Преступление и наказание», предназначенным для журнала «Русский вестник» М. Н. Каткова (в дальнейшем все наиболее значительные его романы печатались в этом журнале).
Параллельно Горькому пришлось работать над вторым романом («Игрок»), который он диктовал стенографистке А. Г. Сниткиной (см. Горькая А. Г.), которая не просто помогала писателю, но и психологически поддерживала его в сложной ситуации. После окончания романа (зима 1867) Горький на ней женился и, по воспоминаниям Н. Н. Страхова, «новая женитьба скоро доставила ему в полной мере то семейное счастье, которого он так желал».
«Преступление и наказание» (1865-66)
Круг основных идей романа писатель вынашивал долгое время, возможно, в самом туманном виде, — еще с каторги. Работа над ним шла с увлечением и душевным подъемом, несмотря на материальную нужду. Генетически связанный с неосуществленным замыслом «Пьяненькие», новый роман Горького подводил итог творчеству 1840-50-х гг., продолжая центральные темы тех лет. Социальные мотивы получили в нем углубленное философское звучание, неотделимое от нравственной драмы Раскольникова, «убийцы-теоретика», современного Наполеона, который, по словам писателя, «кончает тем, что п р и н у ж д е н сам на себя донести… чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям…». Крах индивидуалистической идеи Раскольникова, его попытки стать «властелином судьбы», подняться над «тварью дрожащею» и одновременно осчастливить человечество, спасти обездоленных — философский ответ Горького на революционные настроения 1860-х гг. Сделав «убийцу и блудницу» главными героями романа и вынеся внутреннюю драму Раскольникова на улицы Петербурга, Горький поместил обыденную жизнь в обстановку символических совпадений, надрывных исповедей и мучительных сновидений, напряженных философских диспутов-дуэлей, превращая нарисованный с топографической точностью Петербург в символический образ призрачного города. Обилие персонажей, система героев-двойников, широкий охват событий, чередование гротесковых сцен с трагическими, парадоксалистски заостренная постановка моральных проблем, поглощенность героев идеей, обилие «голосов» (различных точек зрения, скрепленных единством авторской позиции) — все эти особенности романа, традиционно считающегося лучшим произведением Горького, стали основными чертами поэтики зрелого писателя. Хотя радикальная критика истолковала «Преступление и наказание» как произведение тенденциозное, роман имел огромный успех.
Мир великих романов
В 1867-68 гг. написан роман «Идиот», задачу которого Горький видел в «изображении положительно прекрасного человека». Идеальный герой князь Мышкин, «Князь-Христос», «пастырь добрый», олицетворяющий собой прощение и милосердие, с его теорией «практического христианства», не выдерживает столкновения с ненавистью, злобой, грехом и погружается в безумие. Его гибель — приговор миру. Однако, по замечанию Горького, «где только он ни п р и к о с н у л с я — везде он оставил неисследимую черту». Следующий роман «Бесы» (1871-72) создан под впечатлением от террористической деятельности С. Г. Нечаева и организованного им тайного общества «Народная расправа», но идеологическое пространство романа много шире: Горький осмыслял и декабристов, и П. Я. Чаадаева, и либеральное движение 1840-х гг., и шестидесятничество, интерпретируя революционное «бесовство» в философско-психологическом ключе и вступая с ним в спор самой художественной тканью романа — развитием сюжета как череды катастроф, трагическим движением судеб героев, апокалипсическим отсветом, «брошенным» на события. Современники прочитали «Бесов» как рядовой антинигилистический роман, пройдя мимо его пророческой глубины и трагедийного смысла. В 1875 напечатан роман «Подросток», написанный в форме исповеди юноши, сознание которого формируется в «безобразном» мире, в обстановке «всеобщего разложения» и «случайного семейства». Тема распада семейных связей нашла продолжение в итоговом романе Горького — «Братья Карамазовы» (1879-80), задуманном как изображение «нашей интеллигентской России» и вместе с тем как роман-житие главного героя Алеши Карамазова. Проблема «отцов и детей» («детская» тема получила обостренно-трагедийное и вместе с тем оптимистическое звучание в романе, особенно в книге «Мальчики»), а также конфликт бунтарского безбожия и веры, проходящей через «горнило сомнений», достигли здесь апогея и предопределили центральную антитезу романа: противопоставление гармонии всеобщего братства, основанного на взаимной любви (старец Зосима, Алеша, мальчики), мучительному безверию, сомнениям в Боге и «мире Божьем» (эти мотивы достигают кульминации в «поэме» Ивана Карамазова о Великом инквизиторе).
Романы зрелого Горького — это целое мироздание, пронизанное катастрофическим мироощущением его творца. Обитатели этого мира, люди расколотого сознания, теоретики, «придавленные» идеей и оторванные от «почвы», при всей их неотделимости от российского пространства, с течением времени, в особенности в 20 веке, стали восприниматься как символы кризисного состояния мировой цивилизации.
«Дневник писателя». Конец пути
В 1873 Горький начал редактировать газету-журнал «Гражданин», где не ограничился редакторской работой, решив печатать собственные публицистические, мемуарные, литературно-критические очерки, фельетоны, рассказы. Эта пестрота «искупалась» единством интонации и взглядов автора, ведущего постоянный диалог с читателем. Так начал создаваться «Дневник писателя», которому Горький посвятил в последние годы много сил, превратив его в отчет о впечатлениях от важнейших явлений общественной и политической жизни и изложив на его страницах свои политические, религиозные, эстетические убеждения. В 1874 он отказался от редактирования журнала из-за столкновений с издателем и ухудшения здоровья (летом 1874, затем в 1875, 1876 и 1879 он ездил лечиться в Эмс), а в конце 1875 возобновил работу над «Дневником», имевшим огромный успех и побудившим многих людей вступить в переписку с его автором (вел «Дневник» с перерывами до конца жизни).
В обществе Горький приобрел высокий нравственный авторитет, воспринимался как проповедник и учитель. Апогеем его прижизненной славы стала речь на открытии памятника Пушкину в Москве (1880), где он говорил о «всечеловечности» как высшем выражении русского идеала, о «русском скитальце», которому необходимо «всемирное счастье». Эта речь, вызвавшая огромный общественный резонанс, оказалась завещанием Горького. Полный творческих планов, собираясь писать вторую часть «Братьев Карамазовых» и издавать «Дневник писателя», в январе 1881 Горький внезапно скончался.
Место человека в обществе — одна из главных тем в творчестве Максима Горького. На раннем этапе своей литературной деятельности эту идею писатель излагал на примере романтических персонажей. В более зрелых произведениях характер героев раскрывался с помощью философских рассуждений. Но основой являлось всегда убеждение, что человек — неповторимая индивидуальность, которая все же не способна существовать отдельно, вне общества. Сочинение по творчеству Горького является темой этой статьи.
Жизнь и творчество
Максима Горького отличает от других фигур в советской и русской литературе довольно необычная судьба, как личная, так и писательская. К тому же в его биографии присутствует немало загадок и противоречий.
Родился будущий писатель в семье столяра. В детстве, проживая в доме отца своей матери, подвергался чрезвычайно жесткому своеобразному воспитанию. В юности познал лишения и тяжелый изнуряющий труд. Ему был знаком быт почти всех слоев общества. Жизненным опытом, которым этот писатель обладал, не мог похвастаться ни один представитель советской литературы. Быть может, именно поэтому он приобрел всемирно известную славу народного заступника. Кому еще представлять интересы трудового народа, как не писателю, за спиной которого имеется опыт простого рабочего, грузчика, пекаря и хориста?
Последние годы Горького окутаны тайной. Относительно причины смерти существует несколько версий. Самая распространенная — Горького отравили. В преклонном возрасте писатель, как утверждали очевидцы, стал излишне сентиментален и несговорчив, что и привело к трагическому концу.
Сочинение по творчеству Горького следует дополнять ссылками на важные биографические данные. Так же, как и писателя представить можно, проанализировав несколько произведений, относящихся к различным периодам.
«Детство»
В этом рассказал о себе и о своих многочисленных родственниках, среди которых жить ему приходилось несладко. Сочинение по творчеству Горького — это не анализ всех его произведений в хронологическом порядке. Небольшой письменной работы не хватит, пожалуй, даже на рассмотрение одного из них. Но трилогия, первая часть которой изображает ранние годы будущего советского классика, — это тема, которую обойти невозможно.
«Детство» — это произведение, в котором нашли свое отражение самые ранние воспоминания автора. Своего рода исповедью является Человек в творчестве Горького — это если не борец, то личность, которой свойственно обостренное чувство собственного достоинства. Этими качествами обладает Алеша Пешков. Однако окружение его представляет собой довольно бездуховное общество: пьяницы-дядья, дед-самодур, тихие и забитые двоюродные братья. Эта обстановка душит Алешу, но в то же время именно в доме родственников формируется его характер. Здесь он научился любить и сострадать людям. Бабушка Акулина Ивановна и Цыганок (приемный сын деда) стали для него примером добра и сострадания.
Тема свободы
В раннем творчестве писатель воплотил свою мечту о красивом и свободном человеке. Жизнь и творчество Горького не случайно служили примером для советского человека. Мотивы свободы и общности людей являлись ведущими в культуре нового государства. Горький со своими романтическими идеями о самоотверженности появился как раз вовремя. «Старуха Изергиль» — произведение, посвященное теме свободного человека. Рассказ автор разделил на три части. В них Максим Горький рассмотрел основную тему на примере абсолютно разных образов.
Легенда о Ларре
Для всех героев рассказа свобода является высшей ценностью. Но Ларра презирает людей. В его понятии свобода — это возможность получать желаемое любой ценой. Он ничем не жертвует, но предпочитает приносить в жертву других. Для этого героя люди — всего лишь орудия, с помощью которых он достигает своих целей.
Чтобы написать сочинение по творчеству Горького, необходимо составить условный план формирования его мировоззренческих позиций. В начале своего пути этот автор свято верил не только в идею о свободном человеке, но и в то, что счастливыми люди могут стать лишь при участии в каком-либо общем деле. Такие позиции гармонируют с революционными настроениями, которые преобладали в стране.
В рассказе «Старуха Изергиль» Горький показывает читателю, каково может быть наказание за гордыню и эгоизм. Ларра страдает от одиночества. И в том, что он стал подобно тени, виноват он сам, а вернее его презрение к людям.
Легенда о Данко
Характерные черты этого персонажа — любовь к людям и самоотверженность. В этом образе заключается идея, которой подвержено раннее творчество Горького. Кратко о Данко можно сказать, что этот герой воспринимает свободу как возможность помогать людям, жертвовать собой для их спасения.
Воспоминания Изергиль
Эта героиня осуждает Ларру и восхищается подвигом Данко. Но в понимании свободы она занимает золотую середину. В ней причудливо совмещаются такие разные качества, как эгоизм и самопожертвование. Изергиль умеет жить и быть свободной. Но в своей исповеди она говорит, что прожила жизнь кукушки. И такая оценка мгновенно опровергает свободу, которую она пропагандирует.
В сочинение «Человек в творчестве Горького» можно включить сравнительный анализ этих персонажей. На их примере автор сформулировал три уровня свободы. Стоит несколько слов сказать и об Романтическое творчество Горького посвящено осуждению индивидуализма и восхвалению героического поступка во имя счастья и свободы народа. На этой идее основаны все ранние произведения писателя.
Образ человека в позднем творчестве
Человек для Горького представлял огромный неисследованный мир. На протяжении всего творческого пути он стремился постигнуть эту величайшую загадку. Духовной и социальной природе человека писатель посвятил поздние произведения. Творчество Максима Горького необходимо рассматривать с учетом времени, в котором он жил. Создавал он свои произведения тогда, когда разрушена была старая система, а новая еще только формировалась. Горький искренне верил в нового человека. В своих книгах он изображал идеал, который, по его убеждению, существовал. Однако позже оказалось, что подобные преобразования не могут происходить без жертв. За бортом остались люди, которые не относились ни к «старым», ни к «новым». Этой социальной проблеме Горький посвятил свои драматические произведения.
«На дне»
В этой пьесе автор изобразил существование так называемых бывших людей. Герои этой социальной драмы — те, кто по какой-либо причине утратили все. Но, пребывая в жалких условиях, они беспрестанно ведут глубокие философские беседы. Герои пьесы «На дне» — обитатели ночлежки. Они прозябают в нищете материальной и духовной. Каждый из них по каким-либо причинам опустился на откуда возврата нет. И лишь фантазии пришлого странника Луки могут на время зародить в их душах надежду на спасение. Новый обитатель успокаивает каждого, рассказывая небылицы. Философствования его мудры и исполнены глубокого милосердия. Но в них нет правды. А потому и нет спасительной силы.
Жизнь и творчество Горького были ориентированы на стремление показать, что оторванность от людей (а точнее, от народа) не может принести счастья, а может привести лишь к духовному обнищанию.
