А. Белецкий
Вопрос о начале истории Украинской литературы имеет в науке свою историю и еще недавно был предметом ожесточенных споров между украинскими националистами и представителями русского великодержавного шовинизма. Споры эти, открывшиеся в русской науке известной «погодинской гипотезой» (историк М. П. Погодин в 1856 в «Записке о древнерусском языке» утверждал, что исконными жителями Киевской Руси были великоруссы, а «малорусское» племя явилось из-за Карпат на запустевшую после татарского нашествия и эмиграции на север территорию лишь в XIII—XIV вв.), так и остались по существу не разрешенными буржуазной наукой. Если русские литературоведы с явной или скрытой шовинистической тенденцией «аннексировали» памятники «Юго-западной Руси» XVI—XVII веков, то украинские националисты отвечали на это «аннексией» едва ли не всех литературных памятников, возникавших на территории нынешней РСФСР в эпоху феодальной раздробленности: так в курсы истории У. л. попадали такие произведения, как «Моление Даниила», «Слово о погибели русской земли», былинный эпос и т. п. Украинским националистам нужно было во что бы то ни стало доказать первенство и старшинство У. л. перед русской и зависимость русской литературы от украинской. Русские буржуазные ученые либерального лагеря, подходя к вопросу с точки зрения узкого эмпиризма, на основании данных языка, предлагали считать началом образования «малорусского племени» XIII—XIV вв. (Шахматов), допускали даже, что «как древний Святослав с его чубом и его нравом степного наездника напомнит в потомстве не московского великорусса, а скорее южнорусского козака, так лирический эпос „Слова о полку Игореве“ отзовется не в северной песне, а скорее в южнорусской думе» (Пыпин).
Украинские националисты не пошли на уступки и либо оставались при мысли о «первенстве» и «старшинстве» У. л., либо начинали ее историю с жалоб на «более сильного соседа», который присвоил себе «нашу старую литературу, как и старую историю нашу», либо, наконец, соглашались признать «киевский период» общерусским.
Результаты исследования
Споры о начале истории Украинской литературы долгие годы вызывали напряжение между украинскими националистами и русскими шовинистами. История этих споров начинается с известной «погодинской гипотезы», предложенной М. П. Погодиным в 1856 году. Погодин утверждал, что исконные жители Киевской Руси были великорусами, а украинское племя появилось позднее, мигрируя с территории Западной Руси. Эти споры до сих пор не получили окончательного разрешения в буржуазной науке.
Древнерусская литература. Литература и русская история
... древнерусской литературы мысленно перенестись в начальный период жизни Руси, в эпоху нераздельного существования восточно-славянских племен, в XI–XIII века. Русская ... русский народ. Литература и Русская земля, литература и русская история были теснейшим образом связаны. Литература была ... «Сочинения протопопа Аввакума» и многие другие памятники. Русская литература – одна из самых древних литератур. Ее ...
Русские литературоведы с шовинистической тенденцией старались «аннексировать» памятники юго-западной Руси XVI-XVII веков, в то время как украинские националисты «аннексировали» литературные памятники, возникавшие на территории РСФСР в эпоху феодальной раздробленности. Украинским националистам было важно доказать первенство и старшинство Украинской литературы перед русской и зависимость русской литературы от украинской.
Русские буржуазные ученые, которые подходили к вопросу с эмпирической точки зрения, предлагали считать началом образования «малорусского племени» XIII—XIV веков и признавали влияние украинской литературы на русскую. Однако украинские националисты не соглашались с этим и либо придерживались идеи первенства и старшинства Украинской литературы, либо жаловались на «более сильного соседа», который присвоил себе украинскую литературу и историю.
Результаты исследования показывают, что споры о начале истории Украинской литературы остаются неразрешенными и продолжают вызывать противостояние между различными историческими и политическими интерпретациями.
Исходя из марксистско-ленинского литературоведения, споры о понятии «нации» в историческом прошлом до XVII века должны быть урегулированы. Хотя использование термина «нации» в современном смысле неприменимо к этому периоду, некоторые элементы, характерные для формирования нации, такие как язык, культурно-бытовые черты и т. д., развивались задолго до XVII века. Литературный историк не может игнорировать это особенность, однако следует помнить, что формирование украинской литературы, тесно связанной с развитием украинского языка, происходило в XVI-XVII веках.
Термин «старая украинская литература» включает в себя литературные памятники, возникшие на территории современного Украинского государства в эпоху Киевского государства X-XI веков и в период феодальной раздробленности, а также памятники, созданные там в период крепостного права с XVI по XVIII века, которые также являются частью русской литературы. Особое место в литературе первого периода занимает знаменитая героическая поэма «Слово о полку Игореве», которая также была предметом особого внимания и исследования в новой украинской литературе, а также в русской литературе. С начала XIX века было проведено несколько переводов «Слова» на украинский язык, как прозой, так и стихами. Эти переводы были выполнены Максимовичем, М. Шашкевичем, И. Вагилевичем, Б. Дидыцьким, С. Руданським, Т. Г. Шевченко (два отрывка), Федьковичем, Кендзерским, Огоновським, Шейковським, М. Чернявським, В. Щуратом, Панасом Мирным и другими. Среди советских украинских поэтов, переводивших «Слово», были Максим Рильский, В. Свідзінський, Наталя Забіла и другие. Следы образов, мотивов и стилистических приемов «Слова» можно найти у многих украинских поэтов XIX-XX веков, таких как Шевченко, Куліш, Федькович, Франко, а также у П. Г. Тычины и других поэтов УССР.
Особый интерес к «Слову» проявлялось со стороны украинской буржуазной литературоведческой науки в контексте защиты его «украинской принадлежности». Однако споры между украинскими, белорусскими и русскими националистами о «принадлежности» данного памятника выходят за рамки научного изучения памятника, учитывая вышеизложенные аргументы относительно понятия «нации».
Литература XVI—XVII вв.
Новый период развития украинской литературы начинается в XVI веке, когда Украина входит в состав Речи Посполитой. В этот период появляются такие яркие литературные деятели, как Иван Вирга, Симон Будный, Остап Вересай, Петр Могила и другие.
Иван Вирга
Иван Вирга был одним из самых ярких представителей раннего возрождения на Украине. Он создал свойственный для своего времени патриотический поэтический стиль и написал много произведений на эту тему.
Пример из творчества Ивана Вирги
Мы на Руси Киевской
Казаки славны были люди:
Были когда-то и в Италии
Были игроки и словеса.
Симон Будный
Симон Будный был одним из первых украинских писателей, который использовал не латиницу, а кириллицу, свойственную для русского языка. Он играл важную роль в развитии украинского литературного языка.
Пример из творчества Симона Будного
Горе мне в чужой землице,
В горькой изгнании стоять,
Свой крик илие на Господа,
Почерпну печаль из стехом.
Остап Вересай
Остап Вересай был известным львовским архитектором и литератором. Он создал целую серию памятников литературы на украинском языке, которые стали важной частью культурного наследия страны.
Пример из творчества Остапа Вересая
Не вседа бурю рубают,
И не вседа шум прибоя,
Когда солиден, когда большой,
Тот будет вечно существовать.
В этот период также было создано множество литературных произведений, отражающих культурное и историческое развитие Украины. Были известны также литературные деятели, которые занимались переводами на украинский язык известных европейских произведений, что способствовало распространению и развитию литературы на территории Украины.
| Литературные деятели | Известные произведения |
|---|---|
| Петр Могила | «Триодица» |
| Християн Каменский | «Азбука» |
| Федор Потебня | «Летопись» |
Таким образом, XVI—XVII веки стали золотым веком украинской литературы, когда множество выдающихся литераторов оставили свой непередаваемый след в культурной и литературной истории страны.
Войны с татарами, междоусобия, частичная эмиграция на север, натиск польско-литовских феодалов ослабили и разделили старую феодальную знать, в Киевской и Галицко-Волынской Руси распоряжавшуюся средствами «духовного производства». Ее остатки не в состоянии были в XV и XVI вв. творить сколько-нибудь заметные культурные ценности. Но по мере того, как вследствие роста торговли росли города, стала оживляться городская культура на Юго-западной Руси. Выдвигается впервые вопрос о национальном языке, возникает потребность создать письменную «руську мову», отличную от славянской и польской. На эту «мову» переводятся книги церковно-учительные и богослужебные («Пересопницкое Евангелие», 1555—1561).
Возникает потребность в печатном станке (с 1490—1491 книги для Украины печатаются в Кракове, в Венеции; в 1573 возникает своя типография в Львове, в 1580 — в Остроге), в школах, в «Платоне и Аристотеле», т. е. в тех элементах античной культуры, которые на Западе были мобилизованы буржуазией как оружие в борьбе с феодализмом. Возникает тяга к быту, свободному от пут феодального аскетизма. Однако этот намечавшийся «ренессанс» оборвался в самом начале. Люблинская уния 1569, соединившая Литву с Польшей, открыла польским феодалам дорогу на Украину. Начался систематический захват земель и ограбление украинского селянства и городского населения. Между тем проникшие в Польшу с Запада реформационные веяния заставили католицизм мобилизовать свои силы для реакции; проводниками этой реакции были иезуиты, ставшие агентами польского панства и в деле полонизации украинского населения. Важным моментом полонизации была пропаганда религиозной унии — подчинения украинского православия польскому католицизму, провозглашенной в Бресте в 1596. Национальная борьба украинского народа с Польшей приняла оболочку церковно-религиозной борьбы — между католиками и униатами, с одной стороны, и «православными», с другой. Очагами этой борьбы стали т. наз. братства — церковно-общественные организации, — в конце XVI в. достигшие своего расцвета, и школы, организованные при братствах. Особенную известность приобрели основанное в 1585 львовское братство и школа при нем, острожская школа и типография (1576—1580) и позднейшая киевская братская школа (1615), преобразованная в 1631 в «коллегиум». Братства ориентировались на греческое православие и славянский язык — как средство объединения «православных» против польского натиска. Литературным выражением борьбы является ряд церковно-публицистических сочинений, тянущийся от XVI в. почти до половины XVIII, и в своей совокупности составляющий целую библиотеку в 140 названий (80 — от униатов и католиков, 60 — от «православных»).
С первого взгляда все эти писания («полемическая литература») могут показаться узко-церковной письменностью, сводящейся к мелочно-педантским спорам о главенстве папы, о разночтении в одном месте т. наз. «символа веры», о богослужебных обрядах, о старом и новом календаре и т. п. Но стоит вчитаться в них, и под этой оболочкой вскрывается борьба совершенно реальных интересов, напряженная и далеко неравная борьба украинского народа с польскими оккупантами, старающимися, по выражению одного полемиста, «чтобы на Украине не было Украины». Полемическая литература явилась своеобразной публицистикой, не раз переходившей то в гневную сатиру, то в скорбную элегию. Поэтому наиболее замечательные произведения этой полемики по праву могут занять место в истории художественной литературы. Таков напр. трактат скрывшегося под псевдонимом «Христофора Филалета» автора «Апокрисис или отповедь на книжки о соборе берестейском» [1597], написанная энергическим стилем, с местами, проникнутыми то горькой иронией, то гневом; отвечая польскому панству, автор грозит ему вооруженным восстанием хлопов: «утеснения, кривды, произвол доводят до того, что за оружие хватаются люди, даже неспособные к этому; может, у вас там замки, фортеции, а у нас тут все хаты мазаные, но когда дойдет до боя, до пожаров, вся страна обратится в пепел». Большой силой языка, достигающей местами подлинной поэзии, отличается «Тренос, или плач единой святой апостольской восточной церкви» [1610] Мелетия Смотрицького, крупного деятеля своей эпохи [1577—1633], составившего между прочим известную грамматику церковно-славянского языка, переизданную в 1648 в Москве и бывшую одним из первых учебных руководств Ломоносова (2-е изд., вышедшее в Москве, напеч. в 1721).
«Плач восточной церкви», начинающий книгу, написан почти ритмической прозой, близкой к форме причитаний и к форме дум; основное бедствие церкви — ренегатство, против которого гневно и скорбно восстает автор, впоследствии, однако, сам перешедший в унию и в позднейших своих сочинениях оправдывавший этот переход мотивами классовой выгоды; с принятием унии откроются «нашему шляхетскому сословию двери к земским учреждениям, к сенаторским званиям», а мещанству — «к исполнению городских должностей в ратушах»; между тем в православии «чернь взяла верх», и попы «должны плясать так как заиграют хлопы». Из массы других полемистов необходимо отметить еще Стефана Зизания, автора «Казання (проповеди) святого Кирилла об антихристе» [1596] — памфлета против папизма, получившего распространение в Московской Руси XVII века, а впоследствии использованного русскими старообрядцами для их борьбы; мещанина Юрия Рогатинца с его «Перестрогой» [1600—1615] и Захария Копистенського, автора книги «Палинодия, или книга обороны» [1621—1622], выдающейся по систематичности изложения и основательности аргументов, а еще более по живому, пересыпанному пословицами, местами и сатирическому изложению. Интересно отметить, как пример связи между литературной русской и украинской, влияние, оказанное на украинских полемистов православного лагеря русскими писателями — Максимом Греком, Андреем Курбским и старцем Артемием. О том, на какую литературную высоту могли подниматься полемисты XVI — начала XVII вв., особенно наглядно говорят произведения крупнейшего из них, замечательного писателя, стоящего на рубеже двух веков, — Івана Вишенського.
Иван Вишенский: критический анализ его сочинений
Персона и творчество Ивана Вишенського после их освещения в XIX веке Иваном Франко стали объектом особого внимания в кругах украинской демократии. Вишенського видели как борца за освобождение от феодальной системы и защитника интересов городского мещанства. Однако такое представление не выдерживает научного анализа. В литературе XVI — начала XVII веков он, несомненно, был ярким общественным деятелем и писателем. Его сочинения, такие как «Писание ко всем в Ляшской земле совместно живущим» и «Писание к убежавшим от православной веры епископам», обладают яркой эмоциональной речью, насыщенной неологизмами, и содержат гневные обвинения в адрес церковных магнатов и украинского шляхетства.
Изучая его творчество, нельзя не отметить, что Вишенський отрицательно относился к различным проявлениям западной культуры, отвергая светскую науку, театральные представления и другие аспекты. Он также не одобрял стремления мещанства подняться в обществе или сделать богослужебный обряд более доступным народу. Его аскетический протест был направлен против развращенности и беспорядка, присущего верхнему слою общества.
Несмотря на свои противоречивые взгляды, идеи Ивана Вишенського являются значимым отражением социальной и политической борьбы того времени и играют важную роль в понимании истории украинского народа в период перелома общественных отношений.
В полемической литературе начала XVII в. мы найдем прямые указания на ту силу, к которой все чаще обращались с надеждой взгляды украинской шляхты и наиболее богатых городских слоев. Сила эта — «козацкая старшина», которую некоторые авторы связывают с дружинниками «русских монархов Олега и Владимира Великого», как с историческими предками. К половине XVII в. выяснилась социально-экономическая незрелость украинских городских слоев; селянская же масса в период войны 1648—1654 показала себя силой грозной и страшной не только для польской шляхты, но и для шляхты украинской, для самой козацкой старшины. Первоначально искавшая связи с этой силой, козацкая старшина, сохранившая за собой после изгнания «ляхов» право частной собственности на землю, теперь стремится обуздать эту силу. Одним из средств укрепления своей позиции козацкая старшина делает, при прямом содействии церковников, школу и литературу. В школьных учреждениях, особенно в Киевской коллегии, позднейшей Киево-Могилянской академии («Могилянской» она названа по имени деятельного организатора, видного руководителя украинской церкви, киевского митрополита Петра Могилы, 1596—1647), и развивается новая литература. Первоначально это только литературные упражнения учащихся; затем, со второй половины XVII в., это литература, претендующая на общественное значение. Ее называют обыкновенно схоластическою: определение это явно недостаточно, потому что мы имеем здесь дело не со средневековой схоластикой, а со схоластикой, приспособленной к потребностям нового времени, к потребностям козацкой шляхты и крупных церковников, мечтавших сравняться с польским панством. Для этого и надобно было перенять у противника школьную науку, приспособив ее к местным условиям. В Польше как раз в ту пору (вторая половина XVII в.) руководство просвещением находилось в руках иезуитов, насаждавших в литературе стиль барокко, широко захвативший западное искусство: баро́чной в известной мере стала и киевская литература XVII в., с ее основными жанрами и ораторской культовой прозой, виршевой поэзией и драматургией. Баро́чное красноречие представлено в ней произведениями Йоанникія Галятовського [ум. 1688; главное произведение — сборник проповедей «Ключ разумения», 1669, с присоединением теории ораторской культовой прозы, «Наука альбо (или) способ зложення казань»] (составления проповедей), Лазаря Барановича (ум. в 1694; «Меч духовный», 1666, «Трубы словес проповедных», 1674 и др.), Антония Радивилівського [«Огородок (сад) Марии Богородицы», 1676, «Венец Христов», 1688, и др.] [можно было бы присоединить сюда и имена перешедших в русскую литературу Дмитра Тупталенко (Дмитрия Ростовского), Стефана Яворського, Феофана Прокоповича]. Образцы этого красноречия, стоящего иногда в близкой зависимости от польских и латинских образцов, идут до второй половины XVIII в. В большинстве случаев — это формальные упражнения по строго определенному плану, в стиле, изобилующем метафорами, аллегориями, «концептами» («остроумными изображениями» — специальными словесными фокусами для заинтересовывания слушателей), где цитата из евангелия, выворачиваемая на все лады, толкуется в смыслах «буквальном», «аллегорическом», «моральном» и т. д. более в целях развлечения, чем поучения слушателей. Заинтересоваться этим могли лишь хорошо подготовленные; масса относилась равнодушно. Создатели его, впрочем, и не обращались к массе: реакционные тенденции резко бросаются в глаза напр. в советах Лазаря Барановича: «стричь овец так, чтобы не хватать за живое и чтобы шерсть росла», или в разъяснениях Й. Галятовського о том, что селяне — потомки Хама, служившего братьям своим, поэтому и они обязаны служить панам и духовенству. Слушателям из среды козацкой шляхты и козацким старшинам могла быть по вкусу и такая «национальная» окраска, при которой архангел Михаил обращался в «гетмана войска небесного», а Феодосий Печерский — в «депутата от России в небесную экспедицию небесной конституции». Исторический интерес представляют разбросанные все же кой-где и в этих проповедях намеки на современную им действительность (у Радивилівського напр.) и встречающиеся в них «приклады» — повествовательные примеры, многие из которых перешли впоследствии в повествовательный фольклор легенд, новелл, анекдотов. Более живучей и плодотворной для литературного процесса была виршевая поэзия, первые опыты которой идут с XVI в. и которая не имела прецедентов в литературе эпохи раннего феодализма. После ранних, несовершенных опытов («Хронология» Рымши, 1581, стихи Герасима Смотрицького на герб князя Острожского, 1581, стихотворные попытки Виталия, переводчика нравственно-учительной книги «Диоптра», 1612, и др.), в XVII в. в ней окончательно установился силлабический стих, продержавшийся в У. л. почти до времени Котляревського, определивший и форму поэтических опытов русской литературы XVII — начала XVIII вв. Видное место среди виршевой поэзии заняли стихотворные панегирики, окружавшие церковную и козацкую знать необходимой для нее пышностью, вводившие в обиход этикет «высокого» шляхетства античную мифологию, пролагая этим путь позднейшей классической оде. Заглавия стихотворных панегириков, являвшихся обыкновенно плодом творчества групп учителей или учащихся, обыкновенно замысловаты: «Везерунок цнот (образ добродетелей) превелебного в бозе его милости господина отца Елисея Плетенецкого», 1618; «Верш на жалостный погреб зацного рыцера Петра Конашевича Сагайдачного» (гетмана), 1622; «Евфония веселобрмячая на высоцеславный трон митрополии Киевской», 1633 (по случаю избрания киевским митрополитом Петра Могилы) и т. п. Но рядом с панегирическими сохранилось довольно большое количество виршей на морально-дидактические [сборник Кирилла Транквиллиона «Перло (жемчуг) многоценное», 1646], религиозные, исторические, любовные темы. Обширен круг исторических вирш, авторство которых буржуазно-националистическое литературоведение приписывало «демократическим слоям», но которые по своим классовым тенденциям (напр. вирши о битвах под Желтыми водами, под Берестечком, о гетмане Дорошенко и др.) довольно близко сходятся с козацко-старшинскими летописями XVII—XVIII вв. (Самовидца, Грабянка, Величка) и являются созданием стихотворцев, выходивших из киевской школы. Исторические вирши вели «национально-патриотическую агитацию» в пользу «старшины», соперничая с устным народным творчеством. Виршевая поэзия была и могущественным средством церковной пропаганды: религиозные вирши-канты о праздниках, о святых, о чудесах, попадая в репертуар бродячих певцов — «лирников», стали в конце концов фольклором, излюбленным в среде зажиточного мещанства и патриархального селянства. Их популярность вышла далеко за украинские пределы. С виршевой поэзией тесно связана формой и содержанием школьная драма, подобно виршам явившаяся новостью в литературном обиходе. Ее образцы — польско-латинская иезуитская драма эпохи барокко и отчасти немецкая школьная драма эпохи контрреформации. Драматическая теория, заимствованная украинскими авторами из западного школьного обихода, так же как театральная техника, взятая оттуда же, не могли полностью быть приложены к украинской практике. Для этого не было сил и средств; авторами пьес были школьные профессора, не имевшие претензии на художественное творчество и не всегда к нему способные. Поэтому лишь немногие из дошедших до нас пьес являются драмами в обычном смысле этого слова; многие и назначались, вероятно, лишь для декламации, не для сценического исполнения. Различают обыкновенно пять отделов школьного репертуара: 1) школьные действа пасхального и рождественского циклов; 2) драмы из жизни святых («Алексей, человек божий», 1673); 3) драмы типа моралите — «Царство натуры людской», 1698, и др.; 4) драмы на исторические сюжеты и 5) интермедии — «междувброшенные игралища» (как переводили тогда это латинское слово) — зачатки позднейшей бытовой комедии. Указать точно дату возникновения школьной драматургии невозможно; первые сведения о представлениях в школах «комедий» идут с конца XVI века, и первоначальной формой «драмы» являются стихотворные диалоги, декламировавшиеся учениками школ [таковы напр. вирши для декламации учителя братской львовской школы Иоанна Волковича (1631) — или более ранние рождественские вирши того же типа Памвы Берынды, напечатанные в том же Львове в 1616, и др.]. С 30-х гг. XVII в. школьные представления становятся частым явлением в стенах Киевской коллегии. Эволюция школьной драмы заключается в том, что узкоцерковная по тематике при своем появлении школьная драма к концу XVII в. несколько обмирщается: в ней появляются — в отдельных ее сценах — черты бытового реализма (сцена пастухов в рождественской драме Дмитра Тупталенко, 1702); она начинает чаще прежнего принимать в свой состав совершенно реалистические интермедии (в пьесе Митрофана Довгалевського, 1736); наконец она пытается выйти за пределы церковности обращением к «историческим» темам [такова например трагедокомедия Феофана Прокоповича «Владимир» (1705), где наряду с отголосками баро́чной драматургии можно найти следы влияния французской классической поэтики]. К последней группе относится и пьеса неизвестного автора «Милость божа, Украину от неудобь носимы обид ляцких (польских) чрез Богдана Зиновия Хмельницкого освободившая» (1728) — единственный опыт пьесы на тему из украинской истории. Довольно беспомощная со стороны композиции, сбивающаяся на компиляцию из исторических вирш, драма эта по своему содержанию, по своей направленности является ярким памятником времени, когда гетманщина — диктатура козацкой старшины в союзе с «непобедимыми монархами российскими» — достигла своего апогея. Это лебединая песня козацко-старшинской поэзии и самое оригинальное из созданий ее драматургии.
В литературе XVII века повествовательные произведения занимают скромное место среди памятников литературы. Они представлены рядом повестей и повествовательных сборников, преимущественно переводных. В то время преобладает культовое красноречие.
В этот период значительно расширился запас украинской литературы за счет появления так называемых «апокрифов». В 1637 году было опубликовано старинное византийское романтическое произведение «Житие Варлаама и Иоасафа», которое, вероятно, было известно еще в Киевской Руси. Это была перелицованная легенда о Будде, превращенная в христианскую житие.
Также были распространены рукописи перевода старого романа об Александре Македонском, известного как «сербская Александрия». Под влиянием Запада появились переводы западных рыцарских романов, таких как «Повесть о кесаре Оттоне», «Бова Королевич» и другие. Одним из известных сборников, пришедших с Запада и переведенных на украинский язык, был «Семь мудрецов», который пользовался популярностью в средние века.
Однако главное внимание литераторов-церковников было уделено обширной литературе «чудес». Они старались подчеркнуть авторитет Киево-Печерского монастыря и издали старый «Киево-Печерский патерик» с дополнениями. Кроме того, было напечатано обширное продолжение этого патерика под названием «Тератургима або чуда» Афанасия Кальнофойського по поручению Петра Могилы. Это продолжение было написано, чтобы доказать, что магическая сила киево-печерских святынь не иссякает и в новое время.
В литературе XVII века было много сборников «чудес богородицы», таких как «Небо новое» Йоанникія Галятовського, «Руно орошенное» Дмитрия Ростовского и другие. Они активно пропагандировали идею наград и кар, создавая своего рода систему запугивания и устрашения.
В то время, когда в воздухе витали «реформационные веяния», церковные магнаты и их сторонники постоянно сталкивались с нападками униатов и брожениями среди мещанства и селян, весь аппарат святынь мобилизовывался, и вокруг него развивался целый эпос фантастических и устрашающих сказаний, требующих безоговорочного подчинения авторитету.
Количество таких произведений косвенно свидетельствует о нарастании противоцерковных течений в то время, хотя в литературных памятниках эпохи они, по понятным причинам, еще не могли выразиться.
Литература XVIII в.
В XVIII в. украинская культура продолжала развиваться в своих особенностях, несмотря на все трудности и ограничения.
Первые жанры
Среди первых литературных жанров, в украинской культуре стоит назвать беллетристику, которая занимала особое место в творческих поисках украинских писателей. В этот период развития общества были созданы такие жанры, как новелла, повесть, комедия, трагедия и сказка, а также переводы на украинский язык произведений литературы других народов.
Учебная литература
Украинские писатели XVIII в. активно работали над созданием учебных пособий по грамматике, риторике, истории и другим предметам. Наиболее известные произведения такого рода были созданы Василем Григоровичем-Барским и Иваном Нецивом. Их работы продолжали использоваться как на Украине, так и в России.
Литературные отношения с Россией
Вторая половина XVIII в. стала периодом, когда украинская литература нашла мощную поддержку в России. Различные ученые из России приезжали в Украину, чтобы изучать ее культуру и традиции.
Иван Крилов переводил на русский язык украинские и белорусские песни, давая им всероссийский уровень известности. Дмитрий Бандини Zakrevsky был крупным ученым и русским любителем украинской культуры. Он выступал за реконструкцию национальной истории и культуры Украины. Было много других персонажей, способствующих развитию украинской культуры на территории России.
Заключение
Таким образом, XVIII век является переломным моментом в развитии украинской литературы. В этот период появились новые жанры, произведения, учебные пособия, которые до сих пор оказались полезными. Благодаря поддержке России, украинская культура получила новый импульс для своего дальнейшего развития.
Развитие культуры на Украине в начале XVIII века
Начало XVIII века оказало существенное влияние на культуру Украины, особенно на козацко-старшинскую культуру. Несмотря на то, что значительная часть Украины становилась провинцией Российской империи, некоторые аспекты украинской культуры все еще сохранялись.
На протяжении этого периода, в Киевской академии продолжали ставиться школьные драмы, произносились речи и писались панегирики, прославляющие гетмана Мазепу и царя Петра после победы над Мазепой. Также развивалась литература козацких летописей и мемуаров, которые придавали значение историческим событиям.
Однако, с течением времени, некоторые видные культурные деятели из господствующего класса перешли в русскую литературу, что привело к русификации и забвению родного языка. Киевская академия также подверглась русификации, а украинские типографии стали подвергаться надзору.
Ограничительные и запретительные меры в отношении украинской культуры были проведены без особых протестов со стороны козацких старшин и церковных князей. Украинский язык начал терять свое значение в господствующем классе, а его использование ограничилось лишь церковными пропагандистами, летописцами и мемуаристами.
Тем не менее, литературный процесс продолжался в среде городского мещанства и мелкой шляхты. Хотя мещанство и мелкая шляхта не были достаточно сильными, чтобы открыто заявить о себе в литературе, анонимное творчество продолжало развиваться. Хотя рукописная наличность XVIII века не исчерпывается изданными текстами.
Наиболее интересной чертой литературы нового периода стало ее тяготение к бытовому реалистическому стилю. Процесс приближения к реализму можно проследить на примере интермедии. Вначале интермедия была просто забавным выходом, антрактом, который привлекал своей забавностью и краткостью. Однако со временем интермедии стали занимать все больше места и потеснили основной текст драмы.
Комические антракты, которые изначально перебивали основное действие, превратились в параллельные ему и даже его пародирующие. Например, если в основном действии на сцену выходил Валаам, древний маг, который передавал свое знание трем царям-волхвам и пророчествовал о Христе, то в интермедии появлялся псевдоученый прощалыга-шляхтич, который также делал вид, что знает «что деется в пекле и в небе», но не вызывал никакого доверия у двух селян, которые, наслушавшись его бессмыслицы, с издевательствами выгоняли его прочь.
Если в основном действии мы видели аллегорического земледельца, проводящего параллель между «прозябшим зерном» и воскресением из мертвых, то в интермедии появлялся обычный хлебороб, которому добрый урожай был важнее всего, и который, обнаружив в житах женское присутствие, решает, что это были «закрутки» — залом колосьев, совершаемый «знахарем», чтобы испортить хлеб, и торопится справиться с этой проблемой.
С течением времени и периодический параллелизм отпадал: интермедия оказалась интересной сама по себе своими комическими типами и положениями. Наметился путь к расширению этих типов, к бытовому правдоподобию положений. Старейшие из известных нам интермедий (в пьесе Якуба Гаватовича, 1619) заимствовали свою фабулу из готового запаса бродячих анекдотов книжного происхождения; интермедии в пьесах того же Довгалевського или Г. Кониського [1747], не стремясь к сюжетной законченности, давали ситуации, основанные на бытовом наблюдении; авторы их (не лишне отметить, что интермедии написаны, повидимому, не авторами самих пьес) выводили уже не анекдотически-литературных «хлопов», а более или менее реальных помещиков (пан Подстолий и пан Бандолий), арендаторов, селян, угнетаемых панами и избавляемых то «козаком», то «москалем», и наконец знаменитых «пиворезов», «мандрованых (странствующих) дьяков» — людей из среды, которая авторам была особенно близка и к которой они могли принадлежать и сами. В деле внесения реалистической струи в У. л. конца XVII—XVIII вв. этим мандрованым дьякам — бродячим школярам — принадлежит весьма заметное место. Мы имеем здесь дело с бытовым явлением, аналогичным западноевропейским голиардам или вагантам; однако, несмотря на наличие люмпенских черт и в украинских «дьяках» — в них гораздо отчетливей, чем в голиардах, видна связь со средой городских и сельских демократических масс, связь, подтверждаемая и анализом их творчества. Продукция их в большинстве своем анонимна, но некоторых мы знаем по именам, напр. Илью Турчиновського, чья автобиография сама по себе является любопытной новеллой «плутовского жанра». Других мы знаем и по их произведениям. Особенно характерными и глубоко контрастными являлись фигуры «волочащегося ченця», стихотворца конца XVII — начала XVIII вв., Климентія Зинов’єва, а в конце XVIII в. «мандрованого (странствующего) философа» и поэта Григория Саввича Сковороды. Климентій Зинов’єв — типичный представитель косного, ретроградного мещанства. Сборник его стихов — записная книга жизненных впечатлений человека, много видевшего, но чуждого критическому отношению к существующему порядку. В книгу своих стихов он заносил все, что попало: сведения о разных болезнях, о погоде, о явлениях жизни семейной и личной, о купцах, о корчмах, о различных ремеслах и ремесленниках. В этих записях есть любопытные бытовые подробности, но сама по себе личность автора, всячески оправдывавшего и экономическое неравенство, и неравенство кастовое (у него есть даже беспримерная в мировой литературе апология ремесла палача — «ката»), весьма мало привлекательна. Климентій писал в ту пору, когда дух критики уже достаточно развит был в слоях средней и мелкой буржуазии: участие в церковных братствах, в полемике, в войнах и восстаниях XVII в. содействовало его развитию. Он сказался уже отчасти и в интермедиях; он врывался буйной волной смеха в такие освященные и школьным авторитетом и бытовым обычаем формы, как рождественские и пасхальные вирши. В то время как на церковных верхах и в XVIII в. продолжалось сочинительство и внедрение в массы «набожной песни» (в 1790 печатается сборник таких песен, «Богогласник»), мандрованые дьяки вносили элементы бурлеска и пародии в религиозную поэзию. В известных нам «різдвяних» и «великодних» виршах-пародиях нельзя, конечно, видеть выступлений антирелигиозного характера: но налицо в них резкое снижение торжественного стиля, фамильярное похлопывание по плечу ветхозаветных патриархов и «старенького бога», разрушение традиции. Известное значение с этой стороны имела и вертепная драма (другой пример трансформации «академического» жанра при посредстве тех же мандрованых дьяков).
Связанная, однако, приурочением к определенной дате культового календаря и консервативностью техники (кукольный театр), она не пошла далеко в своем развитии, и отдельные, дожившие до наших дней в памяти стариков, ее образцы свидетельствуют о неподвижности жанра. Тем не менее в деле сближения с фольклором вертепная драма достигла большего, чем интермедия. К середине XVIII в. успехи письменной литературы на путях к реализму уже настолько велики, что на смену литературы забавляющей могла появиться литература сатирическая, иногда с серьезным общественным содержанием. От XVIII и начала XIX вв. до нас дошло немало анонимных сатирических виршей, которые по темам и приемам можно разбить на три группы. Первая — это вирши с комической фабулой, сатирические повестушки в стихах, типа западных фаблио и шванков, или переводившихся с польского и пересказывавшихся в XVII—XVIII вв. фацеций. Таковы вирши про попа Негребецького (типа «мюнхгаузиады»), про богатого мужика Гаврила (по теме близкая к эпизоду из немецкого «Попа Амиса» XIII в.), про Пекельного (адского) Марка или более поздняя (первой трети XIX в.) сатирическая вирша про бедного селянина Кирика и «ненажорливого» попа и др. Элемент общественной сатиры здесь присутствует, но, так сказать, в зачаточном виде. Такая зачаточная сатира на Западе возникала в средневековых городах и впоследствии послужила основой новеллы Ренессанса. В украинских городах не оказалось почвы для своего Боккаччо, хоть окольными путями новеллы «Декамерона» и попадали в украинский литературный обиход, переложенные даже в стихи (новелла о Гисмонде, дочери принца Салернского, и ее трагической любви к юноше из «низкого» звания) с характерным ослаблением идейно-общественного заострения подлинника. Вторую группу составляли сатирические вирши «в улыбательном роде» стихотворцев-любителей, вроде сельского попа второй половины XVIII в. Івана Некрашевича, автора «Ярмарки», «Исповеди» и др. опытов жанровой зарисовки быта. Третья группа — это произведения, ближе всего стоящие к типу сатиры, как ее понимала традиционная поэтика [«Сатира 1764 года», «Сон на Пасху», «Плач лаврских монахов» (1786), «Доказательства Хама Данилея Куксы» и др.]. Жадные попы и монахи, кулаки-мироеды, мещане, мечтающие о дворянстве — вот главные объекты обличения в этих сатирах. Только один неизвестный автор сатиры 1764, называвший себя «селянином», типичный разночинец, дал более широкое социальное обобщение, рисуя бесстыдную эксплоатацию крестьянства панами, судьями, попами, монахами в резкой форме, с неприкрытым негодованием. Авторами подобных сатир уже не были, конечно, странствующие дьяки, но эти произведения были все же продолжением и результатом насаждавшейся дьяками комико-реалистической традиции. Элементы того художественного стиля, представителями которого явился Котляревський и его последователи, были все налицо уже в литературе второй половины XVIII в.
Григорий Саввич Сковорода
Последним из «мандрованих дьяков» в XVIII в. был Григорий Саввич Сковорода [1722—1794]. Но сходство его с ними чисто внешнее: по своей интеллектуальной культуре, по глубине и широте мысли Сковорода далеко оставил за собой группу, из которой вышел. В творчестве Сковороды прогрессивный момент выделяется довольно легко. Его острая критика монашеского житья, рационалистически-критическое отношение к религиозной легенде (суждения о библейских сказаниях), его интерес к «человеку» и человеческой личности, его критика (хоть и пассивная) существующего феодального строя — все это сближает его до известной степени с «просветительством», показывает, что критическая мысль успела уже значительно вырасти. Но, с другой стороны, обращает на себя внимание глубокая пассивность Сковороды, его бегство от «мира», его тактика невмешательства, его идея «внутреннего покоя» (черты, роднящие его с Л. Н. Толстым), густой налет платоновского идеализма на его восприятии природы и материи и т. п.
Сковорода не выступал открыто против социального неравенства, не имел живой связи с селянством. Старое (феодальные отношения, феодальная идеология) и новое (зачатки буржуазного просветительства) находятся у Сковороды в состоянии некоего хаотического смешения.
Такую же хаотическую смесь представляет и язык его произведений. К области художественной литературы из них можно отнести только его «Басни харьковские» (30 басен, законченных в 1771) и стихотворения («Сад божественных песней»).
Характерная черта их — противоречие формы и содержания: своеобразный, иногда смелый, мыслитель остается глубоким консерватором в области формы, обнаруживая большую стилистическую робость и всячески цепляясь за авторитеты, давно уже переставшие быть авторитетами для передовой буржуазии. Более оригинальны его басни, фабула которых часто придумана им самим: если Сковорода и не инициатор этого жанра в У. л., то первый, давший ему известную самостоятельность.
Выбор басенного жанра также характерен для позиции Сковороды, предпочитавшего свои излюбленные мысли об «истинном благородстве» высказывать «в пол-открыта» (подавать в образах, «прикрывающих как полотном истину»).
Список литературы
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/kursovaya/ukrainskaya-literatura/
- Петухов Е., Русская литература (древний период), 3-е изд., П., 1916 (см. стр. 222—249: «Просвещение и литература в Юго-зап. Руси XVI—XVII вв.»)
- Петров Н., Очерки из истории украинской литературы XVII и XVIII веков (Киевская искусственная литература XVII и XVIII веков, преимущественно драматическая), Киев, 1911
- Апокріфи і легенди з українських рукописів, т. I—V, зібрав, упорядкував і пояснів Др. І. Франко, Львов, 1896—1910
- Резанов В., Из истории русской драмы. Школьные действа XVII—XVIII вв. и театр иезуитов, Москва, 1910
- Его же, Драма українська (тексты XVII—XVIII вв., с введениями) вып. I, Київ, 1926 вып. III—VI, Київ, 1926—1928 [изд. не закончено]
- Перетц В., Историко-литературные исследования и материалы, т. III — Из истории развития русской поэзии XVIII в., СПБ, 1902 [к истории вирш]
- Петров Н., О словесных науках и литературных занятиях в Киевской академии от начала до ее преобразования в 1819, «Труды Киевской дух. академии», 1866, кн. 7, 11, 12 1867, кн. 1 1868, кн. 3
- Крымский А., Иоанн Вышенский, его жизнь и сочинения, «Киевская старина», 1895, т. 50—51
- Сумцов Н., Иоанн Вышенский (Южно-русский полемист начала XVII ст.), там же, 1885, кн. 4
- Франко Ів., Іван Вишенський і його твори, Львів, 1895
- Сумцов Н., К истории южнорусской литературы семнадцатого столетия, вып I — Лазарь Баранович, Харьков, 1885 вып. II, Иоанникий Галятовский, Киев, 1884 вып. III — Иннокентий Гизель, Киев, 1884
- Памятки українсько-руської мови і літератури, том VII — Вірш Климентія Зиновієва сина, вид. В. Перетц, Львів, 1912
- Сборник харьк. ист.-фил. о-ва, т. VII, Харьков, 1894 (сочинения Г. С. Сковороды, собранные и редактированные проф. Д. И. Багалеем
- Собр. соч. Г. С. Сковороды с заметками и примечаниями В. Бонч-Бруевича, СПБ, 1912).
