Если нет наказания — нет причины для преступления. Ограниченность нашего восприятия и страх перед будущим требуют от нас усомниться в истинности этого утверждения. А что нам ещё остаётся? Мы в состоянии увидеть абсурд очевидного, но не в состоянии заметить очевидный абсурд, в особенности, когда затронуты наши личные интересы и представления о должном.
Хорошо. Что предполагает высказывание «если нет наказания — нет причины для преступления»? Оно предполагает обоснование права свободного движения каждой частицы в пространстве Бога.
Любое наказание имеет в виду некоторое «правильное», единственно возможное направление движения для всех и каждого. Именно: для всех и каждого. Кто отклоняется от этого «правильно» — того общество наказывает. Здесь мы имеем так: некоторый человек или группа людей оценивают поступки и мысли окружающих мерою соответствия этих поступков и мыслей своим собственным. Но ведь это всё равно, как если бы кошки судили собак за то, что они живут по законам собак, а не кошек.
Давайте подробнее. Так или иначе, но у нас есть только две позиции, которые мы можем занять при определении своего отношения к наказанию: либо «да», либо «нет». В данном случае подобная категоричность не имеет альтернативы. Можно сколько угодно говорить о том, что преступление ничем не отличается от наказания, или о том, что их отличие обусловлено личной выгодой, или о том, что добро неотделимо от зла, но когда приходится решать конкретную ситуацию — решать приходится так: или-или.
Конечно: можно отойти в сторону и сделать вид, будто происходящее — нас не касается. Это тоже решение и, смею вас уверить, не самое худшее. Но такая позиция — не более, чем самообман, дающий человеку возможность отсрочить на малое количество времени признание в несостоятельности собственной добродетели. Однако здесь и сейчас я говорю не о возможности самообмана, а о такой ситуации, когда ответственность за наказание уступить невозможно никому — ни другому человеку, ни стаду, когда только от нашего личного Я зависит: помиловать или казнить Христа.
Конечно: важно решить вопрос принципиально. Но что бы мы ни решили — любой наш ответ будет направлен против Единого Организма Бога.
Если мы скажем: наказание необходимо — тем самым поставим свою волю выше воли Бога. Кроме того: заботы о наказании — суть попытки оправдания страха потери личного Я. Соглашаясь с необходимостью наказания — мы совершаем сразу два преступления: претендуем на самодостаточное существование, не только «вне Бога», но и «без Бога», и — претендуем на обладание абсолютной истиной.
Признание Раскольникова (анализ эпизода в романе Достоевского ...
... “Преступление и наказание”. Смотрите: Все материалы по “Преступлению и наказанию”Все статьи о РаскольниковеВсе статьи о Соне Мармеладовой Почему Раскольников признается Соне в преступлении? Раскольников ... рассказывает некоторые детали преступления. В конце концов Соня догадывается, что убийцей является именно Раскольников. Раскольников объясняет Соне, что совершил преступление, основываясь на своей ...
Если мы скажем: наказания быть не должно — тем самым мы делаем попытку форсировать события, переместиться, хотя бы и с помощью этого «не должно быть», из мира социального в мир метафизический, в Царство Небесное. Эта попытка перемещения из «худшего» мира в «лучший» — есть несогласие с волей Бога, который дал нам то, что считал нужным.
Что есть — то и должно быть. Претензии на любое другое должное — это бунт Сатаны, попытка захвата власти с помощью насилия. Здесь мы имеем так: человек ещё не научился смотреть самому себе в глаза, он ещё не дорос до понимания того, что через мораль, с помощью всех этих понятий — «добро», «зло», «справедливость», и пр., пр., он пытается взорвать мир Божественной реальности и установить диктатуру своей собственной реальности. Эта диктатура может принимать какие угодно формы — конкисты или реконкисты, обоснования движения Земли вокруг Солнца или Солнца вокруг Земли, утверждения об исхождении Духа Святого только от Бога-Отца или от Сына и Отца одновременно, необходимости смертной казни или отмены её, диктатура может быть какой угодно и как угодно проявляться — с большей или меньшей степенью жестокости, в зависимости от уровня общественного сознания и претензий личного Я: от принудительного следования тем или иным представлениям о должном, до создания ненасильственными способами условий, при которых поступать «не должным» образом просто невыгодно. Человеку мало поступать так, как ему хочется, соразмерно собственным представлениям о должном, он непременно хочет и требует, чтобы его мечта приняла вселенский размах. Человек хочет слушателей, учеников и последователей, а значит: он хочет власти. Вот в этом и есть суть любой социальной морали: она — путь к власти.
Ведь через своё «должно быть» мораль претендует на свободу, мораль какой-либо социальной группы, нации или государства претендует на беспрепятственное распространение собственных законов в каждой точке пространства Бога. На правах избранности, без учёта интересов со стороны. Говорить о должном — это то же самое, как если бы говорить о том, что позволено всё. И не в том даже суть дела, что «всё позволено», а в том, что это позволение человек воспринимает односторонне: всё позволено только одному Я — своему собственному.
Хорошо. Что мы имеем? Если человек соглашается с тем, что наказания быть не должно — такой человек просто глупец. Глупо требовать от Бога то, что сам Господь не считает возможным нам дать.
Если человек соглашается с тем, что наказание быть должно — такой человек преступник. Преступно вмешиваться в творение Бога, в тело Единого Организма, распоряжаться тем, что нам не принадлежит.
Таким образом: человек имеет выбор только между глупостью и преступлением. Преступление может быть во благо общества и во вред ему. Если человек выбирает преступление для общества — то получает богатство, ненависть и страх. Богатство с равным успехом может быть заменено нищетой. В зависимости от обстоятельств.
Если человек выбирает глупость — пусть готовится к издевательствам и насмешкам: отказ от насилия толпа воспринимает как слабоумие. Кроме того: рано или поздно, но глупость обязательно превратится в преступление.
Глупость ранних христиан, мечтавших о вселенском почитании Христа, о распространении правил христианской морали по всему миру, нашла своё завершение в правлениях Сергия 2, Григория 7, Иоанна 12, в инквизиции, в крестовых походах, в казни Бруно, в насильственной христианизации германских народов, индейцев обеих Америк, славян, и пр., пр. Невинные мечтания Вольтера, Сен-Симона, Руссо, Монтескье о свободе, равенстве и братстве нашли своё завершение в деяниях Мирабо, Дантона, Сен-Жюста, Ленина, Сталина и Мао.
Маленькие люди в «Преступлении и наказании» Достоевского
... Образ «маленького человека» в романе «Преступление и наказание» Достоевского Ф.М. Чистых, умытых покойничков мы все жалеем, любим, а ты живых полюби, грязных. В. М. Шукшин В романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание» описывается необычное преступление, совершённое нищим ...
Так или иначе, но человек всё равно выбирает преступление. Ведь что такое преступление? Преступление — это реализованная глупость. Поэтому Советский Союз -есть логическое завершение мечтаний Алёши Карамазова, Третий Рейх — Канта.
Конечно: выбор у человека только между глупостью и преступлением. Но в стаде не принято ставить вопрос о наказании таким образом, что любой ответ может быть жесток и абсурден одновременно. Потребность самолюбования, желание убежать от страха, в первую очередь — от страха встречи с собою самим — всё это предполагает иную форму вопроса о наказании. Но опять и опять: как бы ни был сформулирован вопрос, ответ — всегда один и тот же: если нет преступления — нет причины для наказания. Более того: в обществе заведено так, что ответы предшествуют вопросам. И это вовсе не странно: обществу не нужны мыслители, общество нуждается в слугах, рабах, палачах и мессиях. Обществу нужно выжить, выжить — любой ценой.
Теперь — давайте подойдём к наказанию с другой стороны — со стороны права. Полагаю возможным обозначить три типа права: юридическое, моральное и фактическое. Юридическое право регламентирует законы, сохраняющие целостность общества и государства. Моральное право регламентирует законы, сохраняющие целостность личности. Фактическое право не регламентирует ничего, оно говорит не о том, как должно быть, а о том как есть. По сути дела — фактическое право — это не что иное, как полнота исполнения юридического и морального в какой-либо конкретной ситуации, но без логически обоснованного должного и правильного поведения.
Если юридическое право выводится из фактического — то мы получаем тоталитарное общество. Здесь так: в конкретной ситуации одна социальная группа оказывается сильнее другой, поэтому она имеет возможность оправдать собственную силу юридическими нормами. К примеру: в 1917 году коммунисты оказались сильнее всех остальных, поэтому они смогли оправдать свои психопатические мечты о благе законами и конституцией Советского Союза.
Если моральное право выводится из юридического — то мы получаем то, что ныне принято называть демократическим обществом. Кто соблюдает законы государства — тот имеет возможность гордиться своими заслугами, добродетелями и всем прочим, что способно внушить человеку смысл «честно прожитой жизни».
Собственно говоря, и для тоталитарного общества характерно то же самое — гордость, патриотизм и самоуверенность, тоталитарное общество — это всего лишь вчерашний день демократического. Приобретение демократии не в том, что появляются всякого рода свободы — передвижения, вероисповедания, печати, и пр., пр., а в том, что появляется частная собственность и равные государственно-правовые возможности для приобретения этой собственности и её защиты.
Право на жизнь – основное право человека
... Дать классификацию основных прав человека. Определить место права на жизнь, как основного, в ряду прав и свобод человека. Определить, в каких нормативных актах закрепляется право на жизнь. Изучить динамику ... Врачей, делающих аборты можно считать убийцами, т.к. зародыш человека, уже человек, имеющий право на жизнь. Запретом на производство абортов невозможно решить проблему наступления нежелательной ...
Почему? Потому, что сила — из собственности, денег и информации. Когда государство делится этой силой и властью, оно уже не имеет возможности устанавливать юридическое право из фактического, то есть — из одной только своей силы. Приходится оглядываться на других. Частная собственность создаёт условия для установления взаимовыгодного юридического права, основанного на интересах личности.
Я вовсе не хочу сказать, что частная собственность — панацея от всех социальных болезней, вовсе нет, даже напротив: частная собственность это вредная затея, поскольку она утверждает самодостаточность личного организма в ущерб Организму Бога. Но в пространстве «здесь и сейчас», где всё определяют сила и власть, гораздо лучше, если власть не будет монополизирована.
Хорошо. Если юридическое и фактическое право выводятся из морального — то мы получаем сумасшедший дом, строительство которого предшествует утверждению тоталитаризма и распространению личной диктатуры во всём окружающем пространстве. Здесь так: человек желает служить правильным и справедливым законам из факта данности собственного восприятия. Если он умеет думать и поступать «вот так», а не «этак», то своё неумение и бессилие поступать иначе — «этак» — он пытается обосновать юридически. Отсюда — ищет возможность заставить всех и каждого принимать во внимание только его личное умение думать именно «вот так», а не «этак».
Хорошо. Убийство, как и всякое наказание, не может быть оправдано ни юридически, ни морально. Но вместе с тем: без наказания нам не обойтись. Что можно сделать? Если без наказания — нам не обойтись, то можно и нужно думать не о том, чтобы сохранить иллюзию своей порядочности и невинности, а о том, чтобы наказание сделать менее жестоким. Поэтому: сомнений быть не должно: смертную казнь нужно отменить без всяких оговорок.
А если кто-то говорит, что с убийцами и насильниками нужно бороться жестокостями, что всех их «нужно поставить к стенке и расстрелять», то не потому что такой человек хочет избежать насилия и жить в свободном мире, а потому, что он хочет избежать насилия только над собою самим, даже ценою жизни окружающих.
И это — прежде всего: запах собственного пота и крови своей впечатляет гораздо сильнее, чем даже смерть Христа.
Поэтому насилие против собственного Имени человек называет преступлением, а насилие от собственного Имени — наказанием.
Человек говорит одно, а думает другое. Впрочем, здесь удивляться не приходиться: речь — это способ легализовать своё восприятие и утвердить его ценность во всём окружающем пространстве без потери достоинства и чести — не только во мнении родных, друзей и коллег, но, прежде всего, в своём собственном мнении. Поэтому человек говорит не для того, чтобы выразить свои чувства, а для того, чтобы скрыть их.
Но отказ от смертной казни предполагает обоюдное выполнение этого правила — как со стороны общества, так и со стороны личности. И если какой-либо человек ещё не в состоянии осознать низость и преступность убийства, то государство, хотя бы исходя только из своей силы, обязано отменить смертную казнь. Как учат детей из букв складывать слова, читать и писать их, так государство, если оно претендует на то, чтобы называться правовым, обязано: из частной собственности, социальных свобод и отказа от смертной казни — учить людей не страхом жить, а милосердием и свободой.
Имеет ли право человек на месть?
... рассуждения неуместны в вопросе о праве мести, если глубокая рана нанесённой обиды ещё болит и кровоточит. Но если каждый человек, живущий на планете Земля, усмирит свою злость ... кажется это заслуженным наказанием, жизненные обстоятельства непременно поставят в тупик, заставят дорогой ценой заплатить за злые помыслы, и принудят переоценить жажду мести. Золотое правило, которые должны взять ...
И ещё: наказывая некоторого провинившегося человека, чего мы хотим достичь? Избежать рецидива или отомстить? Ведь, так или иначе, но попытки утихомирить свою боль, не только от потери дорогого автомобиля, но даже от потери близкого человека, методами «справедливого воздаяния» — либо с помощью силы государства, либо с помощью собственной силы — есть только месть и ничего более. Так чего же мы хотим достичь, наказывая человека, посягнувшего на наше имущество, достоинство или жизнь?
Если отомстить — к чему лукавить и вспоминать о справедливости и праве? Нет у нас права казнить, есть только сила.
Если мы хотим избежать рецидива — в этом случае достаточно изолировать провинившегося — в пределах тюремной камеры, квартиры, города или страны. Но при этом: мы можем лишить человека свободы передвижения, но не жизни, достоинства и даже комфорта.
Хорошо. Претензии на справедливость наказания, попытки установить соответствие между тяжестью наказания и тяжестью преступления — есть не что иное, как попытки легализовать инстинкт мести, придать ему вид торжествующей добродетели.
Почему месть? И что, собственно говоря, мы подразумеваем, когда говорим о мести? Толковый словарь определяет месть как возмездие, как действие в оплату за причинённое зло. Полагаю, с этим можно согласиться. Давайте так и сделаем, без скидок для государственного аппарата и юриспруденции, которые всеми возможными способами стараются облагородить месть государства, называя её торжеством закона. Именно так: если наказание определяется из тяжести преступления — то такое наказание — не что иное, как месть, независимо от того, кто наказывает — личность или государство.
Хорошо. Наказание «за» преступление — это месть. Можно было бы здесь и остановиться, но если мы вспомним определение преступления, то станет очевидным, что не только наказание «за» преступление — месть, но и любое другое наказание — реализация всё того же инстинкта мести: «мне дано и аз воздам».
Все эти сладчайшие, до приторности, разглагольствования о добре и зле, рассуждения о морали довольных собою и уверенных в завтрашнем дне людей, не способны научить ни милосердию, ни состраданию, ни пользе. Да: мораль стада знает милосердие, но не к врагу, не к падшим, не к тем, кто нарушает юридические нормы совместного общежития. Помогать нужно, но лишь тем, кто состоит в одном Теле, в одном Организме, будь то организм нации, семьи или конфессии. Но если так, то какое же это милосердие, какое сострадание? Говорить нужно иначе: круговая порука.
Хорошо. Ещё раз: почему любое наказание — это месть? Давайте сейчас посмотрим со стороны морали. Мораль — это правила, обеспечивающие целостность организма, целостность любого, так или иначе определённого организма. Поэтому мораль в Китае не то же самое, что мораль во Франции. Здесь: задача китайской морали — обеспечение целостности и самодостаточности Китая, задача французской морали — обеспечение целостности Франции. Конечно: принципы самоорганизации пространства не изменяются от перемещений вокруг метафоры смысла, но в данном случае следует принимать во внимание не эти принципы как таковые, а претензии их носителей на избранность.
Над какими проблемами заставил задуматься нас достоевский. О ...
... размере. Внимание, только СЕГОДНЯ! Сочинение » Преступление и наказание — Достоевский » О чём заставляет задуматься роман «Преступление и наказание» О чем заставляет задуматься роман «Преступление и наказание»? (283 слова) Федор Михайлович ... Раскольникова. Главный герой, придавленный бедностью, жаждет мести за нищету и страдание других людей. Он презирает общество, и у него в голове формируется ...
Каждый организм уверен в своей правоте, в справедливости и пользе только тех законов, по которым живёт он сам. Убеждение в избранности своего восприятия предполагает необходимость распространить это восприятие на весь мир. Вот так и действует человек: хочет как лучше, а получается — как всегда.
Хорошо. Если один организм не соглашается принять во внимание иное восприятие и жить по его законам, такое несогласие толкуется как зло и преступление, поскольку мешает другому организму реализовать свои вселенские амбиции. Вот мы и пришли: любой организм воспринимает инакомыслие как зло. И потому наказывает его — в меру глупости своей, амбиций и страха.
Месть — это единственная возможность для всякого организма подтвердить истинность своего восприятия. Ведь любые ненасильственные доказательства существуют лишь в пределах какого-либо одного организма. Потому, что доказывается — всегда — уже известная ценность.
Хорошо. Есть причина, мотив и цель наказания. Причина наказания — ещё раз: не преступление, а обособление своего личного организма. По своим функциональным особенностям /если позволено будет так сказать/ наказание бывает четырёх видов.
- 1. «За действие», когда наказывают за конкретное, уже совершённое действие, так или иначе навредившее тому, кто наказывает.
- 2. «Чтобы не случилось», когда наказывают за ещё не совершённое действие, в этом случае наказывающий исходит из характера и стиля жизни обвиняемого.
- 3. «Чтобы случилось», когда наказывают за отказ или невозможность совершить некоторое действие.
- 4. Интегрированное использование первого и второго видов.
«За действие». Здесь мы имеем наказание, обусловленное юридическими нормами, юридическим правом, предполагающим неукоснительное соблюдение принципа презумпции невиновности.
«Чтобы не случилось». Здесь мы имеем наказание, обусловленное моральными нормами как собственного Я, так и коллективного. Эти нормы предполагают неукоснительное соблюдение принципа личной преданности — вождю, идее, партии, нации или государству. Наказание определяется характером и стилем жизни обвиняемого. Уже сам факт инаковости — поведения и мышления — есть преступление, поскольку угрожает цельности и безопасности коллектива, основанного на тех или иных традициях и догмах. Наказание «чтобы не случилось» осуществляется методами террора и ультиматума: кто не с нами — тот против нас.
«Чтобы случилось». Здесь мы имеем наказание, обусловленное фактическим и моральным правом личности. В контексте ныне действующих юридических норм этот вид наказания называется преступлением. То есть: человек совершает насилие, чтобы случилось некоторое событие, выгодное только для него одного.
Четвёртое наказание. Здесь мы имеем одновременное использование первого и второго видов, когда наказание «за действие» согласуется с наказанием «чтобы не случилось». В современном обществе этот вид наказания не используется. Упоминая о нём я имею в виду перспективу.
Давайте посмотрим — что здесь и почему. Мне представляется, что современное общество не отдаёт себе отчёта в причинах и целях наказания. Юридическое обозначение цели наказания не соответствует фактическому. Юридически — цель обосновывается необходимостью избежать рецидива. Фактическая цель — сохранение самодостаточности Организма. И в этом никто не хочет признаться — в том, что собственный организм воспринимается как высшая и священная ценность, и даже — как единственная ценность. Все говорят о любви, свободе и братстве. Но если цель наказания — избежать рецидива, обеспечить безопасность и свободу граждан, тогда зачем провинившегося наказывать на основании тяжести преступления? Рецидив — зависит от стиля, а не от факта.
Д карнеги вы можете дать понять человеку что он не прав
Д.Карнеги пишет: “ Вы можете дать понять человеку, что он не прав, взглядом, интонацией или жестом не менее красноречиво, чем словами, но если вы говорите ему, что он не прав, то заставите ли вы его тем самым согласиться с вами? Никогда! Ибо вы нанесли прямой ...
Конечно: человек, уклоняющийся от уплаты налогов в течение десяти лет, более склонен к нарушению юридических норм, чем тот, кто не платит налог год или два. Но что мы имеем? В лучшем случае — наказание по совокупности. Подчеркну: в лучшем случае, потому, что опять и опять: оценивается не возможность рецидива, но тяжесть уже совершённого действия.
Хорошо. Если рецидив не зависит от тяжести преступления, тогда где критерий, руководствуясь которым можно оценить вероятность повторения насилия? И вот здесь-то ничего другого не остаётся, как признать, что сформулировать этот критерий юридически никак невозможно. Если он и есть — то в области знаний, которой занимается психология, а не юриспруденция и уголовное право. Поэтому я и говорю: рецидив зависит от стиля. Вероятность повторения насилия следует искать, исходя из мотивов, склонностей и характера человека.
Конечно: современная юридическая практика принимает во внимание мотивы. Но: мотивы преступления уже совершённого, не изучая возможности распространения этих мотивов в пространстве и во времени. Допустим, некто А. убивает Б., находясь в состоянии аффекта. Преступление в состоянии аффекта характеризует поведение человека не столько в будничной жизни, сколько в критических ситуациях. Поэтому: следует оценить не только тяжесть действия, но и то, как часто такого рода ситуации могут повторяться. И если есть возможность помочь человеку контролировать возникновение этих ситуаций и избежать их — то о каком наказании можно говорить? Разве следует отправлять человека в тюрьму? Не правильнее ли будет обеспечить мягкое ограничение свободы передвижений — в пределах квартиры, к примеру, и организовать беседы с психоаналитиком, а государству — упорядочить работу своих социальных институтов?
Хорошо. Теперь — о виновности. Итак, есть юридическое, моральное и фактическое право. В соответствии с юридическим правом виновен тот, кто нарушает конституцию, уголовный кодекс или гражданский. В соответствии с моральным правом виновен тот, кто не соглашается жить по законам другого организма, одно только инакомыслие или несогласие с традиционным представлением о должном — уже подтверждает виновность. В соответствии с фактическим правом виновен тот, кто слаб. Здесь действует один закон: сила.
Вместе со сказанным следует иметь в виду: свою личную вину человек не всегда осознаёт в соответствии с требованиями стада. То есть: общество может аргументировано и достаточно компетентно доказывать человеку, что он сволочь, преступник и лицемер, а человек — либо равнодушно воспринимать обвинительные речи, либо с пеной у рта кричать о своих кристально чистых намерениях и демонстрировать невостребованные запасы личной добропорядочности.
В чём здесь дело? А в том, что человек осознаёт свою виновность лишь в том случае, если он понимает, что нарушил некоторые правила поведения. То есть: для того, чтобы чувство вины возникло — необходимо знать, что существуют действия правильные и ошибочные. Кто этого не знает — не знает и чувства вины. Именно поэтому дети, до определённого возраста, не чувствуют себя виноватыми: своё «хочу» они никак не согласуют с «хочу» окружающих — не потому вовсе, что они — существа злобные и самолюбивые в ещё большей степени, чем взрослые, а потому, что им неведомы никакие другие правила, кроме тех, что они придумали сами, не выходя за пределы своих инстинктов и фантазий.
Защита авторских прав
... защиты авторских прав. Задачи работы: рассмотреть становление института защиты авторских прав; проанализировать классификацию мер защиты авторских прав; изучить законодательство о защите авторских прав и его применение; рассмотреть гражданско-правовые средства защиты авторских прав ... соответствие с нормами международного права в области авторских прав, ... соединении следующих ... праве включено правило ...
Кроме того: правила, несоблюдение которых способствует возникновению чувства вины, это не правила для всех и каждого, но только личные правила, признанные самим человеком как истинные, справедливые и выгодные. Они могут иметь национальное распространение, семейное или какое угодно ещё, неизменно лишь то, что человек принимает их как руководство к действию для достижения собственного блага.
Поэтому: что мы получаем? Мы получаем: человек, даже знакомый с общераспространёнными нормами поведения и взаимоотношений в государстве или в иной социальной среде, нарушая эти правила и нормы, может не чувствовать себя виноватым, если собственное должное он определяет иначе, чем предписано традицией и законами государства. Можно сказать иначе: человек, определяющий должное в соответствии с фактическим правом или в соответствии с собственным моральным правом, не чувствует себя виноватым, нарушая юридические нормы и нормы общественной морали.
Если попытаться как-либо оценить чувство вины по общепринятой системе ценностей, в которой добро и зло противостоят друг другу, то мы увидим, что в данном случае категоричность неуместна.
В самом деле: с одной стороны — чувство вины — это наиболее благоприятная почва для всходов семян сострадания и милосердия. Быть может, это даже единственная возможность для человека — через осознание собственной неполноценности — научиться уважать права и желания окружающих точно так же, как свои собственные.
Это с одной стороны. Здесь мы можем поставить чувству вины наивысшую положительную оценку. Но с другой стороны — оно может послужить мотивом для мести. Пытаясь вернуть себе самоуважение, человек способен идти даже против физиологической природы своего личного Я.
Так или иначе, но чувство вины, существуя только в одной точке пространства, в точке пересечения траекторий движения Судеб — Судьбы личности и Судьбы общества, способно создавать с одинаковым успехом как миф о Едином Организме и бессмертии, так и миф о самоценности личного организма тела, нации или семьи. Кроме того: реальность существования личности в пространстве смерти не оставляет нам возможности отнестись к чувству вины однозначно: принять или отвергнуть. Любая категоричность ведёт к страданию: кто осознаёт свою вину — сумасшедший, кто не ведает её — палач.
