Стефан Малларме Сонет: Дань уважения Рихарду Вагнеру
(С французского).
И звуки, и слова, всё тонет в чёрном шёлке.
Он складками лежит на замерших вещах.
Вдруг рухнул главный столп. Колосс разбился в прах.
Лишь память не стереть — везде её осколки.
Он был творцом миров. О нём шумели толки.
В листах волшебных нот — трагический размах:
восторг материков, смятение в умах.
Попробуй, схорони ту музыку на полке !
В ней ненависть ведёт смертельный бой с добром —
пока не вспыхнет свет, пылая серебром.
Пусть бог, не то герой в тех сценах — лишь актёры.
Пусть трубы, прогремев, потом хрипят без сил —
сам Вагнер, будто бог, — раздул огонь раздора.
Тот гас в чернилах под рыдания сивилл.
Stephane Mallarme Hommage (а Wagner)
Le silence deja funebre d’une moire
Dispose plus qu’un pli seul sur le mobilier
Que doit un tassement du principal pilier
Precipiter avec le manque de memoire.
Notre si vieil ebat triomphal du grimoire,
Hieroglyphes dont s’exalte le millier
A propager de l’aile un frisson familier !
Enfouissez-le-moi plutot dans une armoire.
Du souriant fracas originel hai
Entre elles de clartes maitresses a jailli
Jusque vers un parvis ne pour leur simulacre,
Trompettes tout haut d’or pame sur les velins,
Le dieu Richard Wagner irradiant un sacre
Mal tu par l’encre meme en sanglots sibyllins.
Примечание.
Этот сонет можно найти в Интернете в русских переводах Рпмана Дубровкина и Марка
Талова.
Стефан Малларме Дань уважения Пюви де Шаванну*
(С французского).
Заря встаёт из тёмной хмури.
Горит всё ярче вдалеке.
Сжимает пальцы в кулаке
и спорит с горнами лазури.
Пастух идёт, глаза прищуря,
с большим хлыстом в своей руке
и с флягою на пояске.
И день хорош: ни мглы, ни бури.
Все ищут счастья и любви,
а ты — отшельник, Пьер Пюви,
хотя в душе ты не изгой.
Ты ценишь радость и забавы.
Ты дружен с нимфою нагой —
так раздели с ней бремя славы.
Stephane Mallarme Hommage a Puvis de Chavannes*
Toute Aurore meme gourde
A crisper un poing obscur
Ессе стефана тсвейга благодарност книгам. Анализ языковых особенностей текста
... по теме урока. А)Чтение учителем эссе С. Цвейга “Благодарность книгам”. Стефан Цвейг БЛАГОДАРНОСТЬ КНИГАМ (Перевод Н. Бунина) Они здесь — ожидающие, молчаливые. ... на уроке. 7. Домашнее задание. Написать сочинение-рассуждение «Когда я беру в руки книгу…» по образцу С3 (ОГЭ), 80 ... произнесли их имя, вот — совсем юные, лишь вчера увидевшие свет, лишь вчера порожденные смятением и нуждой безусого отрока, ...
Contre des clairons d’azur
Embouches par cette sourde
A le patre avec la gourde
Jointe au baton frappant dur
Le long de son pas futur
Tant que la source ample sourde
Par avance ainsi tu vis
O solitaire Puvis
De Chavannes jamais seul
De conduire temps boire
A la nymphe sans linceul
Que lui decouvre ta Gloire.
Примечания.
*Пьер Сесиль Пюви де Шаванн (1824-1898) — известный французский художник,
поклонник итальянской живописи эпохи Возрождения, создатель многих монументальных картин и мюралей, которыми восхищались С.Дягилев, Рерих и Борисов-
Мусатов. Художник считается имажинистом и символистом. Женился только в возрасте
75 лет (Жена — Мария Кантакузен).
Примерно через год после свадьбы оба умерли,
сперва жена, через пару месяцев — муж.
В этом сонете у Малларме очень сложная игра слов в рифмовке. Её воспроизвести не удалось.
В Интернете можно прочесть русские переводы этого сонета, сделанные Марком Таловым и Романом Дубровкиным.
Стефан Малларме Траурный тост
(С французского).
Пью в память о тебе. Ты был эмблемой счастья.
Мне горько. Даже ум смешался в одночасье.
Бокал мой пуст. На нём начертан странный зверь.
К тебе не подойдёшь — там замкнутая дверь.
И для тебя стезя, чтоб к нам прийти закрыта:
я сам тебе отвёл ячейку из гранита.
Как требовал от нас старинный ритуал,
мы факельный огонь гасили о металл,
который оковал тугую дверь гробницы.
Там вместе пели все собравшиеся лица.
Весь памятник огнём торжественно ожгло.
Так славили певца и это ремесло.
Потом весь пепел сник, как клочья серой ваты,
а в окна ворвались извне лучи заката.
Так солнце, заходя, воздало честь дружку,
угасшему навек, земному маяку.
Его бесили спесь и пошлость утверждений,
что в суетной толпе — прообраз поколений
и непрозрачный спектр всех будущих времён.
А мне сейчас претит, когда со всех сторон,
среди притворных слёз и траурных костюмов
не каждый осознал, несчастие обдумав,
глубокий смысл моих трагических стихов.
Не каждый выразить страдание готов. —
Наш пламенный герой вершит над океаном
посмертный свой вояж в вихрении туманном;
- летит в Небытие; бросает смелый зов,
собравши весь запас несказанных им слов:
«Лечу за горизонт. Земля ! Что ж ты такое ?»
А та себе лежит в недвижимом покое.
«Не знаю !» — слышит он уклончивый ответ.
И вот своим путём вперёд летит поэт,
с надеждой в небесах пытливо выбирая
укрытие, взамен мистического рая;
- меж Лилий из мечты и меж волшебных Роз.
Но где ж растёт тот сад, искрясь в алмазах рос ?
Забудем мрачный культ ! Поверим провиденью !
Наш гений никогда не станет тусклой тенью.
Я, как и все, хочу, предугадать исход:
чем кончится его томительный полёт ? —
Пытливо заглянув в небесные предместья,
Художник счастья
... будущего художника знали, как тяжело даются деньги - профессия портного позволяла Леонару Ренуару с трудом содержать семерых детей. Огюст Ренуар отчетливо ... счастья творчества, его дух, наверное, угас бы раньше времени, находясь в беспомощном и недвижимом теле. Пьер Огюст Ренуар ... есть способности к профессии художника. Так случилось, что наши родители отдали его к живописцу по фарфору. Ему повезло, ...
Он даже из беды выходит с новой честью !
Мы вместе. Мы дружны. И он нас всех собрал.
Мы пьяны от речей. В моих руках бокал.
В стекле — алмазный блеск. Глаза куда ни глянут —
везде вокруг цветы, которые не вянут.
Они цветут для нас в любое время дня.
Мы все живём в садах, их бережно храня,
но истинный поэт всегда, без исключенья,
не разрешит мечтам, мешающим корпенью,
бессовестно вредить в его житье-бытье.
Когда старуха Смерть пришла с косой к Готье
затем, чтоб замолчал, навек замкнув глазницы,
так для него была построена гробница.
Как смирно ни лежит — но, по его вине,
тоскливо чёрной мгле и алчной тишине.
Stephane Mallarme Toast funebre
O de notre bonheur, toi, le fatal embleme !
Salut de la demence et libation bleme,
Ne crois pas qu’au magique espoir du corridor
J’offre ma coupe vide ou souffre un monstre d’or !
Ton apparition ne va pas me suffire :
Car je t’ai mis, moi-meme, en un lieu de porphyre.
Le rite est pour les mains d’eteindre le flambeau
Contre le fer epais des portes du tombeau
Et l’on ignore mal, elu pour notre fete,
Tres simple de chanter l’absence du poete,
Que ce beau monument l’enferme tout entier :
Si ce n’est que la gloire ardente du metier,
Jusqu’a l’heure commune et vile de la cendre,
Par le carreau qu’allume un soir fier d’y descendre,
Retourne vers les feux du pur soleil mortel !
Magnifique, total et solitaire, tel
Tremble de s’exhaler le faux orgueil des hommes.
Cette foule hagarde ! elle annonce : Nous sommes
La triste opacite de nos spectres futurs.
Mais le blason des deuils epars sur de vains murs,
J’ai meprise l’horreur lucide d’une larme,
Quand, sourd meme a mon vers sacre qui ne l’alarme,
Quelqu’un de ces passants, fier, aveugle et muet,
Hote de son linceul vague, se transmuait
En le vierge heros de l’attente posthume.
Vaste gouffre apporte dans l’amas de la brume
Par l’irascible vent des mots qu’il n’a pas dits,
Le neant a cet Homme aboli de jadis :
«Souvenir d’horizons, qu’est-ce, o toi, que la Terre ?»
Hurle ce songe; et, voix dont la clarte s’altere,
L’espace a pour jouet le cri : «Je ne sais pas !»
Le Maitre, par un oeil profond, a, sur ses pas,
Apaise de l’eden l’inquiete merveille
Dont le frisson final, dans sa voix seule, eveille
Pour la Rose et le Lys le mystere d’un nom.
Est-il de ce destin rien qui demeure, non ?
O vous tous! oubliez une croyance sombre.
Le splendide genie eternel n’a pas d’ombre.
Moi, de votre desir soucieux, je veux voir,
A qui s’evanouit, hier, dans le devoir,
Ideal que nous font les jardins de cet astre,
Survivre pour l’honneur du tranquille desastre
Une agitation solennelle par l’air
De paroles, pourpre ivre et grand calice clair,
Роман Виктора Гюго «Собор парижской богоматери» и современное ...
... названия улиц и зданий. Подробнее всего изображён сам Нотр-Дам, выступающий в романе своеобразным действующим лицом. В третьей ... из газет. В раннем возрасте будущий писатель познакомился с сочинениями французских просветителей – Вольтера, Дидро, Руссо. Это определило его ... Клода Фролло, звонаря Квазимодо, капитана королевских стрелков Феба де Шатопера и других, связанных с ними персонажей, насыщена ...
Que, pluie et diamant, le regard diaphane
Reste la sur ces fleurs dont nulle ne se fane,
Isole parmi l’heure et le rayon du jour !
C’est de nos vrais bosquets deja tout le sejour,
Ou le poete pur a pour geste humble et large
De l’interdire au reve, ennemi de sa charge :
Afin que le matin de son repos altier,
quand la mort ancienne est comme pour Gautier
De n’ouvrir pas les yeux sacres et de se taire,
Surgisse, de l’allee ornement tributaire,
Le sepulcre solide ou git tout ce qui nuit,
Et l’avare silence et la massive nuit.
Примечание. В Интернете можно найти русские переводы этого стихотворния,
сделанные Марком Таловым и Романом Дубровкиным.
Стефан Малларме Проза (для дез Эссента*)
(С французского).
Гипербола ! В воспоминанье,
нет-нет, а вспыхнет редкий миг,
когда вникал я в назиданья
окованных старинных книг.
Не только прозу, я с почтеньем
читал старинную стихирь
и погружался с увлеченьем
в атлас, в гербарий и в псалтырь.
Сестра ! А лес, поля и пляжи !
Восторг наш был невыразим.
Очарованье от пейзажа
я часто сравнивал с твоим.
Авторитетов мы не знали.
Ничья рука не стерегла.
Мы жили в южной пасторали.
Лишь беззаботность в нас росла.
Там сотня ирисов смеётся,
когда окрестный мир им люб.
Там имя местности несётся
из летних золочёных труб.
То остров был, где не виденья,
а явь сияла в эти дни,
и мы на пышное цветенье
взирали там без болтовни.
Огромные цветы стояли,
одетые как в пух и в прах,
и все их контуры сияли,
намного ярче, чем в садах.
Желанный приз, венец идеи
и воплощение мечты,
там каждый ирис, ИРИДЕЯ,
был совершенством красоты.
Сестра, с улыбкой, в умиленье
взглянула на меня в упор,
поняв, что этого цветенья
я тайно жаждал с давних пор.
Не знал дух споров и сомнений,
с чего решили мы молчать:
той гонки шедших в рост растений
умом нам было не догнать.
Мы не могли понять надрыва,
с каким обманная волна
зарокотала в час прилива —
потом набросилась она.
Под тем же небом в карте ныне
цела река и виден лес,
а островка уж нет в помине.
Тот дивный уголок исчез.
Хотя промокли мы до нитки,
моя сестра пришла в экстаз.
Она прочла раскрытом свитке
на небе имя: Анастас !
А там, где встретишь гладиолус,
порою пращур твой зарыт.
Нагнись — и ты услышишь голос:
«Пульхерия !» — шепнёт гранит.
Stephane Mallarme Prose (pour des Esseintes)
Hyperbole ! de ma memoire
Triomphalement ne sais-tu
Te lever, aujourd’hui grimoire
Образ сестры милосердия времен Крымской войны
... 5. Подбор и изучение материалов (живописных и литературных произведений) для создания реконструкции костюма сестры милосердия. 6. Реконструкция дневника сестры милосердия времен Крымской войны на ... Л.Н.Толстого, воспоминания сестры милосердия Е.М.Бакуниной. 4. Подбор и оформление презентации по теме «Эволюция образа сестры милосердия в живописи». ...
Dans un livre de fer vetu :
Car j’installe, par la science,
L’hymne des coeurs spirituels
En l’oeuvre de ma patience,
Atlas, herbiers et rituels.
Nous promenions notre visage
(Nous fumes deux, je le maintiens)
Sur maints charmes de paysage,
o soeur, y comparant les tiens.
L’ere d’autorite se trouble
Lorsque, sans nul motif, on dit
De ce midi que notre double
Inconscience approfondit
Que, sol des cent iris, son site,
Ils savent s’il a bien ete,
Ne porte pas de nom que cite
L’or de la trompette d’Ete.
Oui, dans une ile que l’air charge
De vue et non de visions
Toute fleur s’etalait plus large
Sans que nous en devisions.
Telles, immenses, que chacune
Ordinairement se para
D’un lucide contour, lacune
Qui des jardins la separa.
Gloire du long desir, Idees
Tout en moi s’exaltait de voir
La famille des iridees
Surgir a ce nouveau devoir,
Mais cette soeur sensee et tendre
Ne porta son regard plus loin
Que sourire et, comme a l’entendre
J’occupe mon antique soin.
Oh ! sache l’Esprit de litige,
A cette heure ou nous nous taisons,
Que de lis multiples la tige
Grandissait trop pour nos raisons
Et non comme pleure la rive,
Quand son jeu monotone ment
A vouloir que l’ampleur arrive
Parmi mon jeune etonnement
D’ouir tout le ciel et la carte
Sans fin attestes sur mes pas,
Par le flot meme qui s’ecarte,
Que ce pays n’exista pas.
L’enfant abdique son extase
Et docte deja par chemins
Elle dit le mot : Anastase !
Ne pour d’eternels parchemins,
Avant qu’un sepulcre ne rie
Sous aucun climat, son aieul,
De porter ce nom : Pulcherie!
Cache par le trop grand glaieul.
1885
Примечания.
*Дез Эссент — герой романа Ж.К.Гюисманса «Наоборот» — «A rebours» (1884).
Дез Эссент — изнеженный болезненный аристократ, живущий в одиночку в роскошном
загородном доме, питающий отвращение к окружающему миру, увлечённый утончёнными
и порочными удовольствиями и читающий Светония и других древних авторов, собранных в его богатой библиотеке.
Стихотворение «Проза» уже давно опубликовано в Интернете в русских переводах Марка Талова и Романа Дубровкина.
