«Чудесный, бесподобный народ!» (по роману Л.Н. Толстого «Война и мир» ) / Война и мир / Толстой Лев Николаевич

Сочинение

«Чудесный, бесподобный народ!» (по роману Л.Н. Толстого «Война и мир» )

Слово «народ» сопровождает меня с того самого момента, как я вступила в сознательную жизнь. Я читала о нем на страницах газет, о нем вещало радио и телевидение. В школе нас, учеников, приучали к тому, что это понятие означает что-то всепобеждающее и значительное. Часто слышалось: «Наш народ достиг… усилиями всего народа… народные представители решили…»

Но, с другой стороны, в жизни я видела пьяные, тупые лица, слышала слова презрения, обращенные к людям, не принадлежащим к той среде, в которой выросла я: они-де белоручки, работать не хотят, живут за счет рабочего человека… интиллигентишки… И чем больше я слышала подобных оценок в свой адрес, тем меньше ощущала себя частью этого загадочного для меня «народа». Мало того, рождалась мысль: «Как можно объединить понятием «народ» академика Д. С. Лихачева и пьяного получеловека, валяющегося у дверей магазина?» Постепенно во мне укрепилась этакая гордыня, сознание собственного превосходства над тем, кого мы называем «народ». Я ехидно улыбалась, когда слышала хвалебные оды победам народа на трудовом фронте, и казалась себе умной и проницательной, потому что распознала фальшь, расхожесть социалистического штампа. Мое настоящее, подлинное соединение со своей нацией, народом, состоялось под влиянием романа- эпопеи Л. Н. Толстого «Война и мир». Исчезла моя обособленность от тех, которые мне, девочке из интеллигентной семьи, дают возможность сытно есть и мягко спать. Пропало пренебрежение к ватникам, сапогам, деревенским полушалкам, мешкам, неухоженным рукам и простым лицам, ибо они, люди черного труда, часто лучше и чище нас. Я поняла, что настоящий интеллигент тот, кто не разделяет себя и народ.

Слова «чудесный, бесподобный народ!» в романе Толстого произносит полководец и прекрасный русский человек М. И. Кутузов, разделивший судьбу нации вместе с солдатами на Бородинском поле. Почему именно он охарактеризовал так всех, кто собрался в кульминационный момент войны (да и сюжета эпопеи) под Москвой? Толстой любил и уважал в Кутузове «простоту, добро и правду», христианскую душу, мудрость и отеческое отношение к воинству. Писатель сделал антитезой наполеоновского эгоцентризма русского полководца, слившегося духом своим с нацией.

В первом томе «Войны и мира», посвященном событиям 1805 года, мы вместе с Кутузовым участвуем в смотре полков в Браунау. Прислушиваемся к добрым словам главнокомандующего в адрес любящего выпить, красноносого Ти- мохина — старого товарища полководца по суворовской кампании. Пример другого отношения к русскому солдату и армии с ее повозками, примитивными орудиями, бесхозяйственностью интендантов — князь Андрей, с презрением глядящий на «славное» российское воинство. Молодой князь мечтает о своем Тулоне, о славе, о подвиге во имя России, не научившись уважать потную, грязную, завшивевшую окопную братию.

Первая трещина в системе взглядов князя Андрея возникла благодаря капитану Тушину — человеку из презираемого «народа». Маленький, без сапог, с негромким голосом, не богатырь, Тушин взял на себя ответственность, не ожидая приказа, зажечь Шенграбен. Умный князь поставил рядом со своими честолюбивыми притязаниями скромную работу Тушина, боявшегося, что ему попадет за оставленные на месте сражения пушки. Каким же высокомерным показался себе сын старика Болконского! Аустерлиц- кое прозрение князя Андрея, преодоление в себе наполеоновского комплекса напрямую связано с «уроком» маленького, суетливого, доброго Тушина. Путь адъютанта из аристократов к «простоте, добру и правде» — по Толстому, критериям человеческой состоятельности, начался.

Толстой, как он писал, больше всего в романе «любил мысль народную, вследствие войны 1812 года». Всю свою жизнь он, граф, потратил на то, чтобы преодолеть в себе чувство превосходства над простым людом, данное ему графским происхождением. Итог исканий писателя и мыслителя — «опрощение» и усвоение философии, морали, традиций патриархального крестьянства.

Кого же объединял Толстой понятием «народ»? Не только крестьян, купцов, мелкое духовенство, ремесленников, но и лучшую часть дворянства, бытом своим, интересами, воззрениями связанную с жизнью нации в целом. «Кура- гинская» порода с ее агрессивностью, честолюбием, жестокостью и аморальностью противопоставлена «ростовской породе». Курагины показаны в чопорном Петербурге вблизи двора, а Ростовы — в хлебосольной Москве, на святках и на охоте в деревне. Князь Андрей и Пьер Безухов через трагические ошибки, мучительные сомнения тоже приходят к пониманию народной правды.

-..Вместе с Пьером мы идем по Можайской дороге туда, где решалась судьба России в 1812 году, — на Бородино. Толстый, смешной, очень штатский, он впервые слышит: «Всем народом навалиться хотят: одно слово — Москва!» И нас, читателей, как и Пьера, поразила мысль, новая для нашего интеллигентского сознания: «СОПРЯГАТЬ надо!» Сопрягать свою жизнь и эти множества жизней, которые самозабвенно трудились на поле брани.

И молебен накануне боя, и знамена, поднятые к небу, к Богу, и обнаженные головы офицеров и солдат — все воодушевляло Пьера сопричастностью великой минуте. Именно здесь Пьеру открывается смысл великого приобщения к национальной судьбе. Он теперь, именно теперь может сказать: «Я народ». Именно теперь он, привыкший к дорогим винам и яствам, к роскоши и комфорту, может есть кавар- дачок из одного котелка с солдатом. Только теперь слова Кутузова о народе могут быть отнесены и к нему, Пьеру. Но в душе он понимает, что он знает о народе не все. Мужество, героизм, самоотдача в сражении — не вся правда о мужике.

В Москве, окунувшись в народное горе и попав в плен, Безухов знакомится с Платоном Каратаевым. Простой мужик Каратаев возродил Пьера к жизни, оставшись «навсегда самым сильным и дорогим воспоминанием всего русского, доброго, круглого». Я долго думала, почему же «круглого»? И поняла, что «круглого» — это, видимо, означает законченного, нравственно оформившегося, возможно, идеального. Всегда в труде (тачал, варил, шил), «он был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни». В мудрых словах Платона, в пословицах и поговорках, заключена народная философия, помогающая человеку не только жить, но и со смирением принимать испытания. Например, «от сумы и тюрьмы никогда не отказывайся», «не нашим умом, а божьим судом», «час терпеть — век жить». А особенно мне нравится, что «он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь»: с человеком, с собачонкой, с французами… Это может показаться парадоксальным. Любить врагов своих, как можно? Можно. Это и есть самая высокая нравственность.

Толстой размышляет над правдой простого человека и как-то особенно проникновенно пишет о его духовном здоровье, христианском отношении ко всему, «роевом чувстве» единства со всеми. Его жизнь имела смысл только «как частица целого». И эта его правда делала Платона свободным даже в плену.

Но толстовская «мысль народная» ведет нас дальше. И мы знакомимся с партизаном Тихоном Щербатым, народным мстителем. Поначалу кажется, что он антипод Платона. «Самый нужный человек» в отряде, он поднял «дубину народной войны» сознательно, по-деловому. Каратаев идеолог «роевого» начала в русском «бесподобном» народе. Щербатый — практик. Практики и крестьяне в селе Богу- чарово, отказавшиеся ехать с княжной Марьей в Москву и предпочитающие остаться под властью французов. Толстой не считает их предателями, а говорит о тех «подземных струях», которые бьют в народе. Загадку Богучаровского бунта можно объяснить по-разному, но не предательством и отсутствием чувства патриотизма. Нет. Их правда, по- моему, в другом: они хотят остаться на земле своей, чтобы сберечь для своих детей родные могилы, поля, леса, колодцы. Ведь французы уйдут, а им мирную жизнь восстанавливать. Правы все: и купец Ферапонтов, сжигавший свое добро, чтоб не досталось французам, и богучаровцы, и старостиха Василиса, и мальчик Петя Ростов, видевший прекрасный сон о небесной музыке, исполнявшейся каким-то невидимым оркестром. В этом едином оркестре были голоса и князя Андрея, и дьячка в церкви Разумовских, истово молившегося о спасении России, и Наташи Ростовой, освобождавшей подводы для раненых, и безымянные люди, отдавшие свои средства на формирование ополчения, и Пьера Безухова, проявившего волю к «сопряжению* своей капли с тысячами капель (сон о водяном шаре).

Это все, по Толстому, «чудесный, бесподобный народ», проверивший страшной войной 1812 года не только силу своего духа, патриотизм, но и великую человечность. Прекрасно выразил ее Кутузов в речи после сражения под селом Красным: «Вам трудно, да все же вы дома; а они — видите, до чего дошли, — сказал он, указывая на пленных. — Хуже нищих. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их пожалеть можно. Тоже и они люди». Он верил в свой народ, в его милосердие, сострадание, щедрость сердца, в непреложный закон жизни: спасти свою душу — значит спасти Россию и в настоящем и в будущем.

Бессмертные страницы романа «Война и мир» перевернули все мое сознание, сделали меня человеком, сделали меня частью моего народа.