Прочитав текст, можно сформулировать одну из проблем, поставленных автором. А именно, насколько хорошо положение у беженцев было в лето 1941 года. Комментируя эту проблему, можно отметить, что, несмотря на страшное время, положение оказалось неплохим. Участники эвакуации были вывезены из Витебска и переправлены в Смоленск, а затем отправились на восток вместе с тысячами других беженцев, но в системе эвакуации и проживания были предусмотрены меры для обеспечения перевозки, питания и других потребностей эвакуированных. Это видно из информации, которую автор дает в тексте.
Следующая часть задания — сформулировать позицию автора или рассказчика. Согласны ли мы с точкой зрения автора? Я согласен с автором в том, что положение беженцев в лето 1941 года оказалось неплохим. Это свидетельствует о том, что, несмотря на тяжелую обстановку и массовые перемещения людей, государство предприняло меры для организации перемещения и обеспечения базовых потребностей эвакуированных.
Мой взгляд подкрепляется читательским опытом и знаниями о том, что во время войн и стихийных бедствий организация эвакуации является важным фактором для спасения людей и сохранения жизни. Без эффективных мер и действий от государства, положение эвакуированных могло бы быть гораздо хуже, их жизни и здоровью грозило серьезное опасность.
Таким образом, автор текста взглядами отражает действительность, указывает на неплохое положение эвакуированных в лето 1941 года, и я согласен с этой точкой зрения, исходя из своего читательского опыта и знания об организации эвакуации.
Через две недели наше семейство прибыло в Куйбышев. Мы прошли по пыльным улицам, булыжникам и раскалённому асфальту, еле дотянувшись до зелёного дворика, где находился двухэтажный дом. В это время нам очень хотелось пить и укрыться в тень. В течение двух недель мы пережили множество трудностей: пыль и песок везде, а также гарь и уголь, которые выпали на нас из паровоза. Но вглубь двора, под деревьями и кустами, скрывалась прекрасная прохладная чаща, именно там мы могли играть и отдыхать. Мои две сестры, также как и я, мечтали оказаться там. Но наш брат был слишком маленьким, чтобы присоединиться к нам. Он с тревогой смотрел на дверь дома, за которой исчезла его мать, моя тётка. Наконец, наша тётушка появилась. Она медленно прошла к лавочке, где уже сидела наша уставшая команда, и села рядом с моей матерью. На её лице было видно смятение и как будто оно было перевёрнуто. Мама спросила с поникшим голосом: «Не пускают?». Тётушка ответила: «Я говорила». Мама продолжала: «У нас ведь дети». Тётушка лишь повторила: «Я говорила» и заплакала. Она была ошеломлена. Оказывается, это она уговорила сестру не ехать далеко на Урал, а остановиться поближе, в Куйбышеве, где у нас есть родственники — брат мужа с семьёй, которые на первое время обещали нас принять. Весь период нашего пути на восток я ни разу не волновался о том, где переночевать. Я всегда верил, что найдём где-нибудь и как-нибудь место для ночлега. Даже на кафельном полу железнодорожной станции мы смогли переночевать. Я заснул мгновенно, но проснулся оттого, что из-под меня рванули этот кафель: немцы начали бомбить станцию на рассвете.
Смысл высокой трагедии образы искусства военных лет
... искусства, посвященный темам войны, битв, походов и эпизодов военной жизни. Главным образом этот ... самаркандской цитадели сильно редели. Положение порой становилось просто катастрофическим. ... и особенно ярко передает трагедию войны в период романтизма ... глубокое раскрытие социально-исторического смысла военных событий в «Сдаче Бреды» ... Самарканду 2 мая 1868 года, но содрогнулся перед картиной ...
Когда мы находились под Витебском и Смоленском, мир стал не то чтобы отдалённым, а почти недостижимым. Это было место, где мы ускользали от ужаса взрывов и от ужасных тенистых силуэтов стервятников, у которых были кресты на их мрачных крыльях. Здесь, среди них, мы находили убежище, уходя от воя самолётов и беспрестанных выстрелов, от смрада горящих цистерн, разбитых домов и деревьев, покрытых осколками.
Это была тишина, мирные улицы и дома, которые были столь же уютными, как те, что мы покинули в нашем родном городе, оставив их позади черты смерти. В этот момент брат на руках тётушки заплакал жалобно, его жажда стала невыносимой.
И вот, в этот отчаянный момент, из дверей дома вышел человек. У него были карие глаза и застенчивая улыбка. С неуверенностью в голосе он сказал: «Может быть, вы согласитесь пойти ко мне? Это недалеко, мы через дворы пройдём. Комнатка, правда, у меня не ахти, да я живу один, не помешаю. Помоетесь, отдохнёте с дороги. Ну, как? Пойдёмте?»
Человек, которого звали Всеволод Михайлович, привёл нас в свою комнату, показал, где что находится, и быстро ушёл, сославшись на дела. Мы остались в доме, где нам предстояло провести четыре долгих военных года.
Дядя Сева сразу же начал решать наши главные проблемы. Он предоставил нам свою комнату в полное наше распоряжение. Уходя рано утром и возвращаясь поздно, он всегда был осторожен, стучась и пристраиваясь с книгой на стул возле двери. Мы разместились в его восьмиметровой комнате так: четверо на диване, поперёк, с поставленными для ног стульями, двое у окна, на диванных подушках, половиках и одеяле, и хозяин спал на матрасе у дверей.
Дядя Сева — журналист и военная подготовка
(43) С дядей Севой мы прожили до лета 1942 года. (44) Всё это время он ходил на работу в свою газету — он был журналистом, а свободные часы проводил на военной подготовке. (45) Он был сугубо штатским, мирным человеком, уже не очень молодым, с какой-то застарелой хворью. (46) Военная подготовка давалась ему нелегко, и он с юмором рассказывал вечером у кухонного стола, как нынче швырял гранату (да не дошвырнул) или как полз по-пластунски под колючей проволокой (и порвал пальто)…
И 100, и 200 лет пройдет, никто войны забыть не сможет
... памяти на долгие века и будет предупреждением следующих подобных конфликтов. Сочинение в честь 75-летия Победы в Великой Отечественной войне И 100, и 200 лет пройдет, никто войны забыть не сможет... Несколько интересных сочинений Картина ... век войну эту никто забыть не в силах? Вторая мировая война шла около 6 лет. Многие государства были в нее втянуты, многие миллионы ушли на ее фронты, ...
(47) Это было не очень смешно, потому что приходил он с этих занятий до предела вымотанный, съедал свой ужин и сразу засыпал.
(48) То ли из-за своего здоровья, то ли из-за работы дядя Сева имел бронь. (49) И вот эта бронь, ради которой некоторые шли на всё, была самой главной отравой его жизни. (50) Он рвался на фронт, а его не пускали. (51) Он писал заявления и в военкомат, и своему начальству, а ему отказывали. (52) Но, несмотря ни на что, дядя Сева всю осень, зиму и весну ходил на военную подготовку, чтобы иметь, как он говорил, главный козырь.
Мечты о стать пехотинцем
(53) — Ничего, — посмеивался дядя Сева, — скоро я буду настоящим пехотинцем. (54) Тяжело в ученье — легко в бою. (55) Верно? (56) Кто это сказал?
(57) Он всегда обращался ко мне, а я с удовольствием ему отвечал, если, разумеется, знал ответ. (58) И я знал, что, когда бы он ни пришёл, для меня непременно будет интересный разговор: о самолётах, партизанах или, чаще всего, о военных действиях на фронте. (59) Уж дядя-то Сева разбирался в этом лучше всех наших знакомых. (60) И сведения у него были самые горячие, из редакции, те, что только наутро появлялись в газетах.
Завершение
В итоге, дядя Сева, несмотря на свои нелегкие занятия и отсутствие возможности отправиться на фронт, оставался важным источником информации о текущих событиях во времена войны, и его мечты о стать пехотинцем были всегда наполнены оптимизмом и юмором.
В далеком 1942 году я часто читал дяде Севе письма от отца. Каждый вечер, возвращаясь с работы, он спрашивал меня, не пришли ли новые письма. Мы всегда вместе читали свежие послания вслух и это сильно приближало нас друг к другу. Для меня дядя Сева стал самым близким человеком в Куйбышеве, за исключением мамы и родной сестры, конечно.
Приходил летний день того же года, когда дядя Сева вернулся домой рано днём, с улыбкой на лице и возбуждённый. Громко объявил, что уходит на фронт, приглашая нас поздравить его. Я поднял глаза на него и мои губы задрожали.
Дядя Сева перестал улыбаться и сказал с уставшим голосом: «Не могу я сидеть в редакции, когда немец лезет к Волге». Я запомнил этот голос и эти слова, а его лицо с мягкими чертами стало каким-то чужим и неласковым.
Через два месяца пришло извещение на мамино имя. Там было написано, что её родственник, мой отец Всеволод Михайлович Муравьёв, пал смертью храбрых на подступах к Сталинграду, где был отправлен его пехотный полк.
