Никто на свете не установил, да и не установит точного года рождения театра. Никто на всем свете не сказал, да и не скажет, на каком листке календаря следовало бы обозначить его первоначальную дату.
Время существования театра измеряется небывалой по историческим масштабам мерой — временем существования самого рода человеческого.
День возникновения театра сокрыт за горной грядой давно ушедших веков и тысячелетий, в глубинах древнейшей, наиболее отдаленной от нас эпохи истории человечества. Той эпохи, когда человек, впервые взявший в свои руки орудия первобытного труда, становился человеком.
Приобщение к труду принесло ему поэтическое прозрение: человек стал обретать в себе поэта, эстетическую способность поэтического восприятия мира.
В те далекие века у только что нарождавшейся поэзии не было могучих крыльев, ее еще не коснулось мощное дыхание вольного полета. До какого-то срока, до какой-то поры назначение ее сводилось только к подчиненному сопровождению обрядов и ритуалов, утверждавшихся в быту первобытной общины. А когда подошло уже время ее зрелости, самостоятельности поэтического существования, поэзия вырвалась на свободу, оборвав путы прежней нераздельности с бытом. И тогда-то наступило время сближения судьбы поэзии с судьбой театра.
В золотую пору детства человечества первые поэты земли — великие греческие трагики Эсхил, Софокл, Еврипид, как добрые гении поэзии склонились над колыбелью театра. Они вызвали его к жизни. И они обращали его к служению людям, к прославлению духовного могущества человека, его неукротимой силы, нравственной энергии героизма. За прошедшие с той поры тысячелетия все еще не померкло имя одного из первых героев театра. Им был Прометей Эсхила — мятежный богоборец, осужденный ‘Зевсом на вечные муки за служение людям, за то, что добыл для них огонь, научил их ремеслам и наукам. Навечно прикованный к скале, он гордо славил свободу и достоинство человека:
Знай хорошо, что я б не променял, Своих скорбей на рабское служение;, Мне лучше быть прикованным к скале,, Чем верным быть — прислужником Зевса.
Героя Эсхиловой трагедии «Прометей прикованный» Маркс называл самым благородным святым и мучеником в философском календаре… Вместе с Эсхилом столь же страстно славил человека младший его современник, Софокл:
Бог, природа, человек в поэзии Есенина
... своих читателей осознать силу человеческого начала в себе и установить гармонию в своей душе. Бог, природа, человек в поэзии Есенина Несколько интересных сочинений Сказка Ершова полна юмора, народной мудрости ... читателям в произведение «Цветы». Название говорит само за себя – поэт восторгается всяким живым организмом, восхваляет силу жизни. Знакомясь с поэтической деятельностью Есенина, невольно ...
Много в природе дивных сил,
За ними, могучими своими предшественниками, поднимался Еврипид — самый трагедийный поэт античного мира. И, быть может, самый бесстрашный. Отрешаясь от заданности мифологических сюжетов, он выковывал реальные характеры людей, живущих накаленными страстями, накаленными чувствами, мыслями, переживаниями. Эсхил, Софокл и Еврипид положили — по свидетельству истории — великое начало великому делу. Делу вечному! Столетие за столетием — во все времена, во все эпохи, прожитые неисчислимыми человеческими поколениями, театр неизменно, неотрывно сопутствовал движению истории человечества.
Сущность театра, его назначение
Какие только перемены не происходили на земле — эпоха следовала за эпохой, одна общественно-экономическая формация сменяла другую, возникали и исчезали государства, страны, империи, монархии, в глубинах океана исчезла Атлантида, разгневанный Везувий горячей лавой залил несчастную Помпею, на долгие века пески занесли на Гиссарлыкском холме воспетую Гомером Трою, — но ничто и никогда не прерывало вечного бытия театра.
Наидревнейшее творение человека, до наших дней сохраняет он неизменную притягательную силу, неистребимую жизнестойкость, тот чудодейственный эликсир молодости, секрет которого так и не открыли алхимики средневековья.
Во все предшествующие эпохи, сколько бы их ни насчитать — всегда, — жила в человеке вечная потребность в театре. Та потребность, что зародилась некогда на древних дионисовых празднествах винограда рей в честь мифического божества земного плодородия.
Театр нужен был человеку всегда! Десятки тысяч зрителей — чуть ли не все население городов-республик — добирались на театральные представления в Древней Греции. И поныне напоминанием о том служат полуразрушенные временем величественные амфитеатры, сооруженные в бесконечно далекие от нас времена. Как только не складывалась в прошлом судьба театра! Он испытал, пережил все, пока не обрел своего постоянного крова — театрального здания. Его представления давались всюду — на площадях и ярмарках, на церковных папертях, в замке знатного феодала, в монастырской обители, в раззолоченной дворцовом зале, на постоялом дворе, в поместье вельможного крепостника, в церковной школе, на сельском празднике…
Всякое бывало в его судьбе… Его проклинали, ненавидели, запрещали,
подвергали гонениям и издевательствам, наказаниям и преследованиям,
отлучали от церкви, грозили кнутами и виселицами, всеми небесными и земными карами. Но в борьбе с ним его враги и гонители — короли, монархи, государи, цари, императоры, невежественные властолюбцы. Никакие испытания, никакие беды и невзгоды не сломили вечной жизнестойкости театра.
В античные времена, еще более двадцати веков назад, о сокровенной сути той силы, что так властно влечет человека в театр, размышлял греческий комедиограф Аристофан. За что люди любят театр, за что так ценят его мастеров?.. Они любят и ценят, отвечал первый комедиограф человечества, за правдивые речи за добрый совет и за то, что разумнее и лучше делаю граждан родной земли. И в Арнстофановых словах, не потускневших за длительную череду прошедших столетий, познается высшее эстетически-нравственное, духовное, общественное назначение театра. Назначение eго — быть для людей школой жизни!
Духовный мир человека. Обереги моей души
... своей жизни и на удовлетворение этой группы духовных потребностей направлена, по сути, вся познавательная деятельность человека. Познание — фундамент духовной жизни личности. Для раскрытия духовного мира ... духовной культуры личности — готовность личности к самоотдаче и саморазвитию. Сочинение 2 Луч солнца, льющийся прямо в сердце, обожествляет человеческую душу. Внутренняя природа человека ...
Школа жизни — самая древнейшая, самая удивительная и эмоциональная, самая праздничная, воодушевляющая, ни на что не похожая великая школа, — вот что такое театр!
Театр — школа жизни. Так говорили о нем из века в век. Говорили всюду: в России, во Франции, Италии, Англии, Германии, Испании…
Кафедрой добра называл театр Гоголь. Герцен признавал в нем высшую инстанцию для решения жизненных вопросов. Весь мир, всю вселенную со всем их разнообразием и великолепием видел в театре Белинский. Он видел в нем самовластного властелина чувств, способного потрясать все струны души, пробуждать сильное движение в умах и сердцах, освежать душу мощными впечатлениями. Он видел в театре какую-то непобедимую, фантастическую прелесть для общества.
По мнению Вольтера, ничто не стягивает теснее узы дружбы, чем театр. Великий немецкий драматург Фридрих Шиллер утверждал, что «театр
располагает самой проторенной дорогой к уму и сердцу» человека. «Зеркалом человеческой жизни, примером нравов, образцом истины» называл театр бессмертный творец «Дон Кихота» Сервантес.
Театральное искусство, его особенности
Человек обращается к театру как к отражению своей совести, души своей — он узнает в театре самого себя, свое время и жизнь свою. Театр открывает перед ним удивительные возможности духовно-нравственного самопознания
И пусть театр, по эстетической природе своей, искусство условное, как и другие искусства, на сцене возникает перед зрителем не сама реальная
действительность, а только ее художественное отражение. Но в отражении том столько правды, что она воспринимается во всей своей безусловности, как самая доподлинная, истинная жизнь. Зритель признает высшую реальность существования сценических героев. Восклицал же великий Гёте: «Что может быть больше природой, чем люди Шекспира!»
Не в этом ли и сокрыта чудодейственная духовная, эмоциональная энергия театра, неповторимое своеобразие его воздействия на наши души…
Вам приходилось когда-либо видеть на концерте симфонической музыки веселого, заразительно хохочущего человека?.. Можно, пожалуй, сказать уверенно: нет, не приходилось!
Вы не встречали в картинной галерее рыдающего человека, который не в силах был сдержать горьких слез перед картиной живописца?.. Нет, тоже, наверное, не встречали! А в театре?.. А в театре, в оживленном сообществе людей, собравшихся на сценическое представление, возможно, все: смех и слезы, горе и радость, нескрываемое негодование и буйный восторг, печаль и счастье, ирония и недоверие, презрение и сочувствие, настороженная тишина и громогласное одобрение, — словом, все богатства эмоциональных проявлений и потрясений души человеческой.
Весь мир театр, а люди в нем актеры
... что в мире нет счастья, нет любви, не истины, а люди чаще всего на проверку оказываются не более чем актерами неведомого театра. Кто , кто зритель? Не смотрите эту драму. Идите в театр, посмотрите ... в этом мире, а сегодня ты одинок и в душе поселилась тоска. Быть может, это всего лишь упали оковы иллюзий, что было, завладели сердцем? И вместо моста ты видишь голую стену. В этом мире ...
Не потому ли и не сопоставимо ни с чем столь непосредственное, душевно открытое восприятие театрального действия? Оно несопоставимо с творчеством писателя. Его книга — уже законченное литературное произведение, и принимать ее следует такой, какая она есть, какой вышла из-под пера автора, не считаясь с тем, из века в век.
Оно несопоставимо и с творчеством художника. Eго картина, его гравюра или акварель — тоже уже за конченный процесс творчества. Художник может экспонировать их на выставке, в картинной галерее, художественном музее, может продавать их и дарит или хранить у себя в мастерской.
В отличие же от литературы, от живописи, скульптуры пришедший в театр зритель становится не созидателем уже созданного, а непосредственным соучастником творчества. Он активно вовлечен театром живой и волнующий процесс самого создания сценического произведения — спектакля. Ведь спектакль начинает жить только с того самого мгновения, когда раскрывается перед зрителем театральный занавес и перестает существовать, когда занавес закрывается, когда пустеет зрительный зал и потухают театральны огни. Хороший спектакль надолго сохраняется в театральном репертуаре. Но всякий раз, при каждой ново встрече со зрителем он заново возникает, заново рождается. А потом, как и положено, его не станет: артисты разойдутся по домам, со сцены уберут декорации, унесут реквизит и бутафорию, и на опустевшей сцен от спектакля, который только что так волновал и трогал зрителя, ничего не останется.
