Нас мало, избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов.
А.С. Пушкин «Моцарт и Сальери».
Любимые герои Пушкина… Если у него и есть нелюбимые, то их немного, и они противопоставлены любимым, оттеняя их благородные черты. Гринев и Швабрин. Троекуров и Дубровский, Моцарт и Сальери, Мария и Зарема… Но среди самых любимых героев поэта есть небольшая группа «избранных» — это и гениальный Моцарт, и вдохновенный Ленский, и безвестный итальянец — импровизатор. Все они духовно близки автору — они гениально талантливы, они… товарищи в искусстве дивном, они — сыны гармонии.
Моцарт — признанный гений. Даже «безделица», сочиненная им от бессонницы, приводит в восхищение Сальери. И для Моцарта безразлично — гений он или простой смертный. Он просто живет, играет на полу со своим мальчишкой, влюбляется, слушает скверное исполнение собственной мелодии и от души при этом смеется, а между тем он сочиняет чудные мелодии, чистые и светлые, которые вызывают слезы на глазах у слушателей. Да, Моцарт — истинный гений. Он жизнерадостен и щедр от безмерности своего природного дара, он ловит жизнь каждой клеточкой тела. Моцарт, как гений, ощущает опасность, но, доверчивый и добрый, не подозревает, что она исходит от его друга Сальери. Отравив Моцарта, Сальери не добился цели остаться гением в единственном числе, ибо «гений и злодейство — две вещи несовместные». Эти слова Моцарта, сказанные как нечто само собою разумеющееся, лишают Сальери покоя:
Но ужель он прав, И я не гений?..
Пушкин передал Моцарту часть своей души. Они родственны и по силе, и по необычайному светлому и радостному началу их таланта.
Ленский в романе «Евгений Онегин» — фигура, может быть, отчасти пародийная. Но его духовной близости с автором это не исключает. Их родство замечено еще Лермонтовым в стихотворении «Смерть Поэта». Ленский не успел стать признанным гением, а может, и не стал бы. Пуля друга (и опять — друга!) сразила его «без малого в осьмнадцать лет». Но мне почему-то хочется верить, что Ленский стал бы сильным поэтом. Талант сочетался в нём с редкими человеческими качествами — верой в чистую любовь и дружбу, способностью на такие чувства, образованием «Он из Германии туманной Привез учености плоды» … Может быть, с годами прошел бы юношеский романтизм, отошли бы песни про «нечто, и туманну даль…». И Пушкину явно был дорог этот мальчик-поэт…
«Моцарт и Сальери» в русской критике
... вот как перерабатывает ее: «Психология гения - Моцарта построена путем ее противопоставления натуре Сальери, - это - антитеза гения и таланта». Постепенно «Моцарт и Сальери» становится поводом порассуждать на тему ... о том, что «Вопросы эстетико-теоретического и психологического взаимоотношения гения и таланта решаются в трагедии «Моцарт и Сальери» глубоко, но лишь попутно». Мне сразу стало ...
И Моцарт, и Ленский творили в тиши кабинетов, а герой «Египетских ночей», «бедный итальянец», не имел поэтической кухни. Он импровизировал. На любую, тут же предложенную тему. На глазах присутствующих. Ему было знакомо то состояние, которое описал сам Пушкин:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться, наконец, свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге.
Минута — и стихи свободно потекут.
И Моцарт, и Ленский, и итальянец, как и их творец Александр Сергеевич Пушкин, — люди трагической судьбы. Они не успели полностью применить свой редкий дар, безвременно погибли… Не думаю, что итальянец проживет дольше, чем его собратья по таланту, ибо хлеб свой насущный он оплачивает титаническим внутренним трудом, сверхмощными усилиями своей воли. Надолго ли его хватит?! Все они стали близки мне своею простотой, душевной ранимостью, жизнерадостностью, видимой легкостью творчества («Текут элегии рекой…»).
А кто, кроме них, знает, каких невидимых усилий стоила им эта легкость? Что стоит за кажущейся «праздностью»? Пушкинских героев разъединяет время и пространство. Соединил же их невидимой связью в своем творчестве гений поэта, ибо нашел в них родство по духу, а главное — по служению светлому искусству. Поистине все они — «единого прекрасного жрецы».
