Титаны эпохи возрождения» по курсу «История науки и техники

Реферат

Период высокого ренессанса

представляет собой апогей эпохи Возрождения. Это был небольшой период, продолжавшийся около 30 лет, но в количественном и качественном уровне, этот отрезок времени подобен векам. Искусство Высокого Возрождения является суммированием достижений 15 века, но в то же время это новый качественный скачок как в теории искусства, так и в его воплощении. Но не только в искусстве. В области науки также делалось множество смелых предположений и открытий, хотя некоторые из «титанов» шагнули далеко за пределы своей эпохи сделав поистине величайший вклад в историю науки и техники. Необычайную «уплотненность» этого периода можно объяснить тем, что количество одновременно (в один исторический период) работающих гениальных художников является неким рекордом даже для всей истории искусства. Достаточно назвать такие имена как Леонардо да Винчи, Рафаэль и Микеланджело и все сразу станет ясно. Именно о этих людях я и хочу вам рассказать в своем реферате.

«Подчиняясь жадному своему влечению, желаю увидеть великое множество разнообразных и странных форм, произведенных искусной природой, блуждая среди темных скал, я подошел ко входу в большую пещеру. На мгновение я остановился перед ней пораженный… Я наклонился вперед, чтобы разглядеть, что происходит там в глубине, но великая темнота мешала мне. Так пробыл я некоторое время. Внезапно во мне пробудилось два чувства: страх и желание; страх перед грозной и темной пещерой, желание увидеть, нет ли чего-то чудесного в ее глубине».

Так пишет о себе Леонардо да Винчи. Не запечатлен ли в этих строках жизненный путь, умственная устремленность, грандиозные поиски и художественное творчество этого человека, одного из величайших гениев мировой истории?

По свидетельству Вазари, он «своей наружностью, являющей высшую красоту, возвращал ясность каждой опечаленной душе». Но во всем, что мы знаем о жизни Леонардо, нет как бы самой личной жизни: ни семейного очага, ни счастья, ни радости или горя от общения с другими людьми. Нет и гражданского пафоса: бурлящий котел, который представляла собой тогдашняя Италия, раздираемая противоречиями, не обжигает Леонардо да Винчи, как будто бы никак не тревожит ни сердца его, ни дум. А между тем нет, быть может, жизни более страстной, более огненной, чем жизнь этого человека.

Познать и в познании овладеть миром видимым и невидимым, тем, что кроется в темной пещере. Ибо человек универсален. Познать опытом и овладеть в творчестве, ибо для человека небо не «слишком высоко», а центр земли не «слишком глубок» и человек должен уподобиться сам той силе, той энергии, которую в покорном неведении он так долго называл богом. Власть через познание. Какая упоительная мечта, пьянящая страсть! Этой страстью был одержим Леонардо, и в сердце его и в уме он вступала, вероятно, в единоборство со смущением, порождаемым темными глубинами чудесной пещеры. Человеку суждено потревожить их. Но не поглотят ли они его самого за такую дерзость?

10 стр., 4816 слов

Анатомия в рисунках Леонардо да Винчи

... учебной работы - «Анатомия в творчестве Леонардо да Винчи» - раскрывает жизнь великого ученого с разных сторон и позволяет ознакомиться с его наиболее важными открытиями в области анатомии. Так как тема его жизни и деятельности, как ...

Леонардо да Винчи сознавал всеобъемлемость своего ума и художественного гения. Шаг за шагом, подчиняясь своему влечению, его исследовательская мощь прокладывала себе путь во всех областях знания, среди темных скал к таинственной пещере. Бесконечно пленительно искусство Леонардо, на котором лежит печать тайны.

Леонардо да Винчи родился в 1452г. в селении Анкиано, около города Винчи, у подножия Албанских гор, на полпути между и Пизой.

Величественный пейзаж открывается в тех местах, где протекало его детство: темные уступы гор, буйная зелень и туманные дали. Далеко за горами – море, которого не видно из Анкиано. Затерянное местечко. Но рядом и просторы, и высь.

Леонардо был внебрачным сыном нотариуса Пьеро да Винчи, который сам был внуком и правнуком нотариусов. Отец, по-видимому, позаботился о его воспитании.

Исключительная одаренность будущего великого мастера проявилась очень рано. По словам Вазари, он уже в детстве настолько преуспел в арифметике, что своими вопросами ставил в затруднительное положение преподавателей. Одновременно Леонардо занимался музыкой, прекрасно играл на лире и «божественно пел импровизации». Однако рисование и лепка больше всего волновали его воображение. Отец отнес его рисунки своему давнишнему другу Андреа Верроккио. Тот изумился и сказал, что юный Леонардо всецело посвятить себя живописи. В 1466 г. Леонардо поступил в качестве ученика во флорентийскую мастерскую Верроккио. Мы видели, что ему суждено было очень скоро затмить прославленного учителя.

Следующий эпизод, подробно описанный Вазари, относится к начальному периоду художественной деятельности Леонардо.

Как-то отец принес домой круглый щит, переданный ему приятелем, и попросил сына украсить его каким-нибудь изображением по своему вкусу, чтобы доставить этому приятелю удовольствие. Леонардо нашел щит кривым и шероховатым, тщательно выпрямил и отполировал его, а затем залил гипсом. Затем он натаскал в свою уединенную комнату великое множество хамелеонов, ящериц, сверчков, змей, бабочек, омаров, летучих мышей и других причудливых животных. Вдохновившись зрелищем этих тварей и воспользовавшись обликом каждой в самых фантастических сочетаниях, он создал для украшения щита некое страшное чудище, «которое заставил выползать из темной расщелины скалы, причем из пасти этого чудовища разливался яд, из глаз вылетал огонь, а из ноздрей – дым».

Работа над щитом так увлекла Леонардо, что «по великой своей любви к искусству» он даже не замечал жуткого смрада от подыхавших животных.

Когда почтенный нотариус увидел этот щит, он отшатнулся в ужасе, не веря, что перед ним всего лишь создание искусного художника. Но Леонардо успокоил его и назидательно пояснил, что эта вещь «как раз отвечает своему назначению…» Впоследствии леонардовский щит попал к миланскому герцогу, который заплатил за него очень дорого.

Много лет спустя, уже на закате жизни, Леонардо, по словам того же Вазари, нацепил ящерице «крылья, сделанные из кожи, содранной им с других ящериц, налитые ртутью и трепетавшие, когда ящерица двигалась; кроме того, он приделал ей глаза, рога и бороду, приручил ее и держал в коробке; все друзья, которым он ее показывал, от страха пускались наутек».

14 стр., 6517 слов

Леонардо да Винчи художник и изобретатель

... Катерина. После рождения отец сразу признал Леонардо своим сыном и нарек его, согласно тогдашней традиции, “Леонардо ди сер Пьеро да Винчи”, что означало: Леонардо, сын Пьеро из Винчи. Интересно, что да Винчи предпочитал подписывать ...

Он хочет познать тайны и силы природы, подчас зловещие, смертоносные. Через полное познание природы хочет стать ее . В своих поисках он преодолевает отвращение и страх.

Страсть к фантастическому характерна для Леонардо да Винчи – от отроческих лет и до самой смерти. И когда эта мощь наполняла все его существо, он творил великие дела.

Когда после падения Лодовика Сфорца Леонардо покидал Милан, он чувствовал свою творческую мощь. Ему было около пятидесяти, его ум стремился проникнуть в отдаленнейшие пределы мироздания. Слова, ко­торые доктор Фауст, персонаж драмы Кристофера Марло, говорил самому себе, могут быть отнесены и к Леонардо: «Сладчайшая аналитика, именно ты похитила меня!» Ученый в нем начал потеснять художника.

Дать Леонардо оценку как ученому невозможно: слишком много его бумаг утрачено, а те, что остались, в таком беспорядке, что вряд ли кто-нибудь сможет проследить по ним эволюцию его идей. Его заметки — в фундаментальных переводах Пауля Рихтера и Эдварда Маккурди — были систематизированы (под словом «теплота», например, приведено около пятидесяти записей), однако без обозначения, где его начальное, а где окончательное мнение. Проблема еще больше усложняется из-за эклектизма Леонардо. Известно, что он с легкостью заимствовал, в не­тронутой или измененной форме, идеи своих современников. К тому же в наших руках очень мало сохранившихся письменных материалов, которые сказали бы нам, у кого или из какого источника взяты эти заимствования.

Однако все же некоторые выводы можно сделать. Прежде всего, вне всякого сомнения, Леонардо — титан науки, каким провозгласили его наиболее восторженные почитатели. Кстати, о них: сославшись на одну строку в его рукописи, один современный автор стал утверждать, что Леонардо предвосхитил открытия Коперника приблизительно на пятнад­цать лет, а Галилея — более чем на столетие. Однако строка «Солнце не движется» на самом деле не предполагает, что Леонардо был рево­люционером в науке и отвергал освященные веками представления о гео­центризме Вселенной. Подобное утверждение было сделано еще в III веке Аристархом Самосским, и вероятно, что и Леонардо, и Коперник, и Галилей были знакомы с трудами этого знаменитого ученого.

Что касается исследований Леонардо в области конструирования ле­тательных аппаратов, то здесь его интеллектуальная смелость и основа­тельность вне всяческих сомнений, однако общая точка зрения на эти исследования такова, что он много лет подряд шел неверным путем. Он без конца наблюдал движение и давление воздуха и вывел некоторые основополагающие принципы аэродинамики; он изучал полет и планиро­вание птиц и летучих мышей, как анатом исследовал их крылья. Обладая даром видеть дальше конкретного факта, он рисовал приборы, которые должны быть использованы при полете: определитель скорости ветра; инклинатор, призванный показывать , потерявшему ориентацию в облаках, летит ли он параллельно земле или под наклоном; устройство, которое, по всей видимости, является первым в мире парашютом — ог­ромный пирамидальный тент с легкой деревянной рамой. Однако в своих расчетах Леонардо проглядел фундаментальный вопрос: почему управля­емый человеком орнитоптер, летательный аппарат с машущими крыльями, сможет подняться с земли, как птица? Все его машины были спроекти­рованы так, что человек должен был управлять ими с помощью силы рук и ног, которые составляют двадцать два процента его общего веса (у птиц мускулы, используемые ими при полете, составляют приблизи­тельно пятьдесят процентов их общего веса).

2 стр., 744 слов

«Превосходная должность – быть на земле человеком». ...

... бурно. Любить людей, быть добрым и отзывчивым, мужественным и благородным, любить Родину. Это истины - на все времена. Надо уметь ценить жизнь. Каждый на Земле один раз, ... и для того жизнь будет прекрасной, кто поймёт её смысл и чьи дела не будут забыты людьми. Невозможно ... так, то можно вслед за Горьким воскликнуть: «Превосходная должность – быть на земле человеком!»

Если иметь в виду этот досадный просчет, учитывая еще и вес самой машины, то идея челове­ческого полета становится непреодолимой, в чем Леонардо, вероятно, смог убедиться на собственном опыте. Допустим, что инженерная мысль все же создаст пригодный к полету орнитоптер, однако этому аппарату все равно потребуется мотор или какой-то другой источник энергии. Су­ществует легенда о том, что в 1505 году (затем его изыскания в области летательных аппаратов оборвались) Леонардо (или один из его молодых помощников) сделал попытку взлететь с вершины холма Монте Цецери близ Флоренции, однако, возможно, это всего лишь романтический миф.

Когда неосуществимость создания управляемого человеком орнитоп­тера была, наконец, совсем недавно осознана, приверженцы Леонардо все же стали указывать на то, что он изобрел пропеллер или геликоптер: на его рисунке очень четко изображен один такой прибор. Но даже в этом его приоритет подвергнут сомнению. В начале 1960-х годов ученые обратили внимание на картину анонимного французского мастера XV века и на , относящийся приблизительно к 1525 году, на которых Христос-младенец играет юлой. У этой игрушки на ось надето некое подобие пропеллера. К оси привязана веревочка: если ее сильно дернуть, то можно запустить маленький «геликоптер» в воздух. Очевидно, такие игрушки были широко распространены во времена Леонардо; вполне воз­можно, что его «изобретение» было всего лишь усовершенствованием. Только несколько мелких рисунков, расположенных в углу большого листа бумаги, доказывают, что Леонардо все же продвигался к современной идее полета с помощью закрепленного крыла. Он нарисовал древесный лист, зигзагообразно падающий на землю; рядом — четыре изображения человека, держащегося за ровную крылоподобную поверхность и спуска­ющегося по воздуху на землю. Если бы он развил эту идею, соединив ее со своими познаниями в области воздушных течений и движущихся сил (а он достаточно знал об источниках энергии: его могучему вообра­жению было под силу смоделировать идею ракеты, продвигающейся с помощью реактивной струи), то он вполне мог бы запустить планер с вершины горы.

Однако перечислять ошибки Леонардо — все равно что осуждать Бенджамина Франклина за то, что он не изобрел электрическую лампочку. Даже если думать, что Леонардо не был титаном, все равно твердо знаешь, что он был гением в науке, инженерном деле и в механике; чтобы лучше оценить это, следует хотя бы коротко ознакомиться с уров­нем знаний его времени. В средние века, которые предшествовали Воз­рождению (иногда их называют «темными»), научный прогресс в Европе шел удивительно медленно. Когда Леонардо появился на свет, Европа напоминала разрушенный чердак, набитый рухлядью — плодами антич­ного разума, из которых думающий человек должен был. выбирать то, что считал стоящим. Едва ли стоит напоминать, что, помимо Тосканелли, Колумба и им подобных, вокруг Леонардо были тысячи людей, которые верили, что земля плоская, что вода в океанах возле экватора кипит, что ад находится под землей, а рай — в небесной голубизне и что неиссле­дованные части света населены уродами и чудовищами. Господствовал Церкви; Церковь же — с благими намерениями, которыми, как известно, мостится дорога отнюдь не в рай, — была занята исклю­чительно тем, что толковала в буквальном, а вовсе не в символическом смысле строки Священного Писания. Леонардо глядел назад, в сторону античных ученых, идеи которых в его время были блестяще развиты такими выдающимися мыслителями, как архитектор и теоретик искусства Леон Баттиста Альберта, математик фра Лука Пачоли, врач Марк Антонио делла Торре и другими.

8 стр., 3521 слов

Глава 1. Человек и мир в богодарованной красоте и гармонии. Человеческая ...

... Душа бессмертна и дана человеку как показатель любви Божьей. Душа — это то, что отличает людей от живой и неживой природы. Душа находится в теле, ... Ведь лишь красота души — это залог гармонии и счастья. Человек, обладающий красотой души, ищет себе подобного: он не поведется на красоту тела без ... сегодня такой темы сочинения. Ведь человек стареет душой тогда, когда теряет в себе что – то самое главное и ...

Чтобы хотя бы вкратце рассказать о взглядах и убеждениях Леонардо, потребовались бы десятки страниц. Однако о некоторых из них стоит упомянуть. Он придерживался идей Пифагора о том, что земля имеет сферическую форму, что материя состоит из четырех элементов: земли, воздуха, огня и воды, и что гармония и пропорции определяются числами. От Платона он воспринял тезис о том, что между человеком и Вселенной существует взаимное родство; этот тезис именуется доктриной макрокосма и микрокосма; согласно ей, Вселенная, макрокосм, — это гигантский живой организм, а человек, микрокосм, — вселенная в миниатюре. В последние годы своей жизни Леонардо как будто высказывал некоторые сомнения в положениях этой доктрины, однако до тех пор она не раз заводила его в тупик. «Человек был назван древними маленькой вселен­ной, и воистину слово это хорошо подходит, — писал он, — если учесть то, что человек состоит из земли, воздуха, воды и огня, и тело Земли ему подобно. Если у человека внутри кости для удержания и укрепления плоти, то Вселенная имеет камни, которые есть поддержка земли. Если у человека внутри есть вместилище крови где-то в легких, которыми он дышит и которые растягиваются и сжимаются, то тело Земли имеет океан, который также поднимается и опускается каждые шесть часов вместе с дыханием Вселенной; из названного вместилища крови отходят вены, ветви которых охватывают все тело, — так и океан наполняет тело Земли через бесконечное количество водяных вен».

Подпись: Период высокого ренессанса 2

Леонардо принимал идею Платона о макрокосме и микрокосме, но решительно отказывался принимать его доктрину об идеях, которой от­рицается прямая очевидность смысла. Этой доктрины придерживались современные Леонардо неоплатоники (например, круг Медичи).

Они ве­рили, что мир изменчивых и преходящих чувственных вещей представляет собой лишь тень мира идей. Поэтому следует созерцать Вселенную, абстрактную идею, по отношению к которой субъект всего лишь мимо­летное отражение. Такое утверждение было прямо противоположно тому, к чему склоняется в своих мыслях Леонардо: оно его приводило в ярость. С начала и до конца он оставался художником, погруженным в наблю­дение материального мира: бесконечно доверчивым к зрению. «Тот, кто теряет зрение, теряет Вселенной и становится похож на заживо погребенного, который все еще двигается и дышит в своей могиле, — писал он. — Разве ты не видишь, что глаз охватывает красоту всего мира? Он господин астрономии ; он направляет все искусства и помогает развиваться им… Он управляет всеми отделами математики и всеми са­мыми непогрешимыми науками». Если бы кто-нибудь сказал Леонардо, что очевидности органов чувств нельзя доверять, такой человек показался бы ему либо дураком, либо шарлатаном.

14 стр., 6708 слов

Леонардо да винчи «тайная вечеря» описание картины, анализ,

... этого не делать, фреска полностью исчезнет уже через 60 лет. Замысел мастера Картина Леонардо да Винчи Тайная вечеря изображает один ... Христа со своими учениками История создания картины Леонардо да Винчи получил заказ на написание «Тайной вечери» от своего покровителя – ... фреска в доминиканском храме Санта-Мария-делле-Грацие. Церковь Санта-Мария-делле-Грацие. Милан Леонардо да Винчи писал ...

Когда Леонардо употреблял слова «искусство», «наука», «математика», то смысл их несколько отличался от современного. Возлюбленная им математика — «единственная наука, которая содержит в себе собственное доказательство», — состояла для него прежде всего из геометрии и за­конов пропорции. Его привлекало лишь то, что можно узреть; , ассоциирующиеся с современной высшей математикой, не представляли для него никакого интереса. Согласно определению Леонардо, искусство (и особенно живопись) — это наука, более того, даже «королева наук», потому что она не только дает знание, но и «передает его всем поколениям во всем мире».

В его работах вопросы искусства и науки практически неразделимы. В «Трактате о живописи», например, он добросовестно начинал излагать советы молодым художникам, как правильно воссоздавать на холсте ма­териальный мир, потом незаметно переходил к рассуждениям о перспек­тиве, пропорциях, геометрии и оптике, затем об анатомии и механике (причем к механике как одушевленных, так и неодушевленных объектов) и в конце концов к мыслям о механике Вселенной в целом. Очевидным представляется стремление Леонардо создать своеобразный справочник — сокращенное изложение всех технических знаний, и даже распределить их по их важности, как он себе это представлял. Его научный метод сводился к следующему: 1) внимательное наблюдение; 2) многочисленные проверки результатов наблюдения с разных точек зрения; 3) зарисовка предмета и явления, возможно более искусная, так чтобы они могли быть увидены всеми и поняты с помощью коротких сопроводительных пояс­нений. Современные ученые возражают против такого метода на том основании, что он случаен, эмпиричен и не подкреплен теорией. В срав­нении с методами Галилея, Ньютона или Эйнштейна он действительно кажется слабым. Однако в некоторых областях этот метод позволил Леонардо получить достоверные научные результаты, никем не превзой­денные до сих пор, и сделать открытия величайшей важности, которые, к сожалению, на столетия были погребены в его бумагах.

Подпись: В области ботаники Леонардо нет равных. Острота наблюдения по­зволила ему зарисовать жизнь растений с такой точностью, что некоторые из его иллюстраций могут быть успешно использованы в . Многие считают его основоположником ботанической науки, которая до него существовала исключительно в виде прикладных знаний фармакологов и магов. Леонардо был первым, кто описал законы филлотаксии, управляющие расположением листьев на стебле; законы гелио­тропизма и геотропизма, которые описывают влияние солнца и гравитации на растения. Он также открыл возможность определения возраста рас­тений с помощью изучения структуры их стеблей, а возраста деревьев — по годовым кольцам.

8 стр., 3984 слов

Механика от Аристотеля до Ньютона

... эпохи Возрождения Ф. Энгельс одним из первых называет Леонардо да Винчи ( 1452-1519 гг.) , «которому обязаны важнейшими открытиями самые разнообразные области ... книги «Физика» стало названием всей физической науки. 2. Механика эпохи Возрождения В середине века в Европе начинается быстрый рост городов, ... труда Н. Коперника. И. Ньютон на склоне лет писал: «Если я видел дальше других, то только потому, ...

В анатомии — области, где Леонардо добился значительных резуль­татов, — он был первым, кто описал клапан правого желудочка сердца, носящий его имя, и изобрел технику просверливания мелких дыр в черепе умершего и заполнения расплавленным воском полостей мозга в целях получения отливок. Наверное, он был первым, кто предложил стеклянные модели органов: известно, что он собирался сделать из стекла аорту быка, так, чтобы можно было наблюдать, как по ней течет кровь, и даже намеревался вставить в нее мембрану, которая играла бы роль клапана. В больнице во Флоренции он демонстрировал анатомирование, которое расценивается как уникальное. Во время частых (и для пациентов, очевидно, не слишком приятных) посещении больницы он познакомился со столетним человеком, который безболезненно умирал: симптомами его состояния были лишь слабость и озноб. Однажды старик сел на постели, улыбнулся и «без всяких жестов, без единого вздоха, без малейшей жалобы ушел из этой жизни». Обследуя его тело, чтобы определить причину «столь легкой смерти», Леонардо нашел сильную закальцинированность артерий и сделал их доскональное описание: веро­ятно, его можно считать первым в медицине детальным описанием смерти от артериосклероза.

Подпись:

Леонардо анатомировал и животных и совершал ошибку, характерную для его времени, находя слишком много как бы точь-в-точь совпадающего у животного и человека. Об этом свидетельствует его знаменитый рисунок человеческого плода в чреве матери: плацентарная оболочка более соответствует коровьей, нежели человеческой. Следуя идее макрокосма, он иногда заблуждался, особенно в вопросе циркуляции крови. Он многое узнал об артериях и их функциях, немало знал о сердце, писал о его пульсации и клапанах, однако при этом был занят поиском некоего подобия океана в человеческом организме, с его приливами и отливами, как писал об этом древний врач Гален. Когда вчитываешься в записи Леонардо о циркуляции крови, то видишь, как он ходит вокруг да около истины и не может разглядеть ту закономерность, которую сто лет спустя открыл миру английский физиолог Уильям Харви.

Величайший вклад Леонардо в анатомию состоит в создании целой системы рисунков, которые и в наши дни помогают врачам донести до студентов знания. Жившие до Леонардо преподаватели медицины мало интересовались анатомическими рисунками; более того, многие из них оспаривали их необходимость на страницах книг, считая, что они отвлекают студентов от текста. Система Леонардо включала в себя показ объекта в четырех видах, чтобы его можно было досконально осмотреть со всех сторон; все нарисованное Леонардо было настолько ясно и убедительно, что никто больше не мог отрицать значения рисунка в преподавании медицины. Леонардо создал систему изображения органов и тел в поперечном разрезе. Он с поразительным мастерством представил «внутренний вид» вен, артерий и нервов. С появлением медицинского учебника в семи книгах «De humanis corporis fabrica» («О строении человеческого тела») Везалия (1543), иллюстрированного созданными по принципу Леонардо гравюрами на дереве, анатомический рисунок сделался тем, чем остается и в наши дни.

7 стр., 3388 слов

«Творчество Леонардо да Винчи»

... миланский период творчества Леонардо (1482-1499 гг.) оказался наиболее плодотворным. Мастер стал ... движения и жеста, силу изображения, в точности воспроизведенную через столетия немым кино. У Леонардо ... вначале сознанием, а потом исполняет с помощью рук своих, кои достойны всемирного ... реферата В процессе написания работы мы поставили перед собой следующие 1. проанализировать ранний период творчества ...

В своем взгляде на космос Леонардо придерживался древнего представления о четырех элементах, его составляющих (земля, воздух, огонь и вода).

Он верил, что Земля вращается вокруг Солнца, и описал само Солнце словами, которые с успехом могли быть написаны и сегодня:

«Солнце характеризуется материальностью, формой, движением, излучением, тепловой и производительной силой; и всем оно делится безо всякого ущерба». Он также обладал ясным представлением о незначительности размеров Земли в масштабах Вселенной. Отмечая, что отдаленные от нас звезды кажутся маленькими, он обращал внимание на то, что многие из них гораздо больше Земли, и добавлял: «Подумай теперь, на что похожа наша звезда с такого большого расстояния, а затем представь, как много звезд может находиться между нами со всех сторон во всем темном пространстве». Для астрономических опытов Леонардо построил некое подобие обсерватории, о которой в его бумагах, к величайшему сожалению, не сохранилось никаких записей. Интересна его инструкция самому себе: «Сделай стекла, чтобы смотреть на полную луну». Он был знаком с устройством линз: может быть, он намеревался вставить их в подзорную трубу и создать первый в мире телескоп?

Подпись: Период высокого ренессанса 6Самый значительный вклад Леонардо в геологию заключался в правильном объяснении морских отложений, найденных в горах Италии: он считал, что места, где есть такие отложения, когда-то были дном мирового океана. Эта идея противоречила учению церкви о том, что суша и море были отделены друг от друга Богом в третий день творения, более трех тысяч лет назад. Существовало объяснение, что морские отложения появились на суше во время Всемирного потопа, однако Леонардо неутомимо опровергал это объяснение на страницах своих дневников. Отложения найдены в разных геологических слоях, писал он, с неопровержимой логикой указывая на возможность не одного, а многих грандиозных наводнений. История Всемирного потопа казалась ему неправдоподобной. «В Библии сказано, — писал он, — что вода во время Потопа поднялась на десять локтей над самой высокой горой в мире», покрыв всю землю. Такие воды были бы неспособны к движению, так как вода может двигаться только в одном направлении — падать вниз. «Как же воды величайшего Потопа уходили, если ясно, что у них не было возможности двигаться? Если же они все-таки уходили, то как при этом двигались, если не могли падать вниз? В данном случае естественные объяснения бессильны, и поэтому, чтобы разрешить свои сомнения, мы либо должны объяснить все чудом, либо признать, что вся вода была превращена в пар солнцем».

В рассуждениях об окаменевшей рыбе Леонардо заимствовал у Овидия его известное описание времени, хотя и изменил его применительно к собственной теме. Даже перевод демонстрирует нам стиль прозы Леонардо с самой лучшей стороны: «О Время, быстрый разрушитель всего сотворенного! Скольких королей, скольких людей ты свергло! Как много изменилось с тех пор, как эта чудесная рыба умерла, укрывшись в тайнике! И теперь, побежденная Временем, лежит она в пустоте, с оголенными костями, окаменевшая, в основании горы, которая над ней возвышается».

19 стр., 9307 слов

Рафаэль Санти ‘Сикстинская мадонна’

... своей жизни Рафаэль стал признанным главой всей римской художественной школы. Даже с помощью многочисленный ... ещё довольно робко следует по стопам Леонардо, варьируя в основном композицию знаменитой Джоконды, ... в создание им нового типа изображения Мадонны с младенцем, многочисленные варианты которого заслужили ... всеми, он, наверное, был счастлив. Но силы его иссякли. Непомерная напряженность труда и ...

Леонардо был очень точен и скорее всего оригинален в описании образования осадочных пород. Однако вулканическая деятельность и землетрясения не вызывали у него особого интереса. Он верил, что мир был сформирован силою воды и что вода его разрушит. Он был убежден в том, что Средиземное море — огромная река, которая начинается «от истоков Нила и впадает в Западный океан».

Особый интерес у Леонардо был ко всему, что можно увидеть, что связано со зрением, поэтому в изучении оптики он во многом обогнал своих современников. Он знал, что зрительные образы на роговице глаза проецируются в перевернутом виде, и проверил это с помощью изобретенной им камеры-обскуры. Оптические иллюзии его завораживали. Некоторым из них он дал объяснения, пригодные и сегодня. На расстоянии ярко освещенный предмет кажется больше, чем освещенный слабо: Леонардо замечает, пользуясь теми же точно терминами, что и — современный учитель физики, что «угол падения всегда равен углу отражения». Создавая инструмент для измерения интенсивности света, Леонардо нарисовал фотометр, не менее практичный, чем тот, который был предложен американским ученым Бенджамином Румфордом три столетия спустя. Постоянно исследуя тень, Леонардо открыл феномен лунной тени и полутени; ему был знаком такой предмет, как очки, и в старческом возрасте он, очевидно, сам их изготовлял для себя; он объяснил, что разноцветное сияние оперения некоторых птиц или же пятен масла на поверхности воды объясняется преломлением лучей. Но во всех этих случаях Леонардо готов был продолжать свои наблюдения, — если позволить себе не слишком удачный каламбур, — не дальше, чем видит глаз. Он не систематизировал и не стремился сформулировать всеобъемлющих принципов.

Возможно, самая интересная из немногочисленных попыток Леонардо все же сформулировать основополагающие принципы связана с исследованиями в области механики. Он чрезвычайно близко подошел к формулировке первого закона Ньютона — закона инерции. Согласно этому закону, тело пребывает в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения до тех пор, пока действующие на него силы не заставят его изменить это состояние. Леонардо не сводит свою мысль к одному предложению или параграфу, однако она несомненно присутствует в разбросанном виде в его заметках. В одном месте можно прочитать: «Ничто не может двигаться само собой, движение вызвано воздействием чего-то другого. Этим другим является сила». Еще он написал, что «движение стремится к сохранению, или, скорее, движущиеся тела продолжают двигаться до тех пор, пока в них продолжает действовать сила движителя (начального импульса)». Было бы слишком смелым утверждать, что Леонардо предвосхитил Ньютоновы законы механики в каких-либо иных аспектах, кроме этого, но правда и то, что принцип инерции много лет Период высокого ренессанса 7назывался принципом Леонардо.

Подпись: Согласно Леонардо, «механика — это рай для математических наук, потому что с ее помощью можно вкусить плоды математики». Если абстрагироваться от его изучении полета, то именно работы по механике, — где он выступает как инженер, изобретатель и (безо всякого уничижительного смысла) «делальщик», — принесли ему славу ученого, которая, безусловно, сохраняется до сих пор. Какой бы слабой иногда ни казалась его метода и как бы несообразно ни выглядели его отвлечения от грандиозных художественных работ в пользу конструирования, к примеру, самозакрывающейся крышки уборной, все же ни один механик на свете не сравнится с ним широтой интересов и изобретательностью. Некоторые его изобретения оказались бесполезными с самого начала, другие были неисполнимы по техническим причинам; про одно или два можно сказать, что они предвосхитили позднейшие великие изобретения. Перечень его изобретений, ‘ представленный в кратком каталоге, прилагается.

Леонардо был скромен в своих привычках почти до . Он не любил долго спать: сон представлялся ему младшим братом смерти. В то время еще не существовало надежных часов с будильником, и он придумал остроумное приспособление для пробуждения, описав его: струя воды медленно течет из верхнего сосуда в нижний, и когда тот переполняется, то своей тяжестью надавливает рычаг, который подбрасывает ноги спящего человека вверх. Чтобы увеличить силу рычага, Леонардо использовал то, что называется механическим реле, — с его помощью «сила удваивается, — писал он, — резко подбрасывает вверх ноги спящего, и тот встает и идет по своим делам».

В случаях вроде этого великий человек пребывает, судя по всему, в игривом настроении, чего нельзя сказать о его опытах с передаточными механизмами. Он создал множество рисунков шкивов и блоков в разных комбинациях, стремясь к тому, чтобы от каждого из них была получена выгода. Его привлекала возможность умножения силы через использование привода: на одном из его рисунков показано три зубчатых колеса, разных диаметров, соединенных между собой с помощью «фонаря», или конического привода, благодаря чему достигалось увеличение скорости вращения. Система весьма похожа на разноскоростной привод, долгое время используемый в автомобилях. Ясно, что у Леонардо и мыслей не было об , однако в его рисунках мы находим некий рессорный «автомобиль», который, будь он сконструирован, смог бы проехать несколько десятков метров по ровной дороге.

Леонардо использовал привод весьма остроумно, что хорошо видно на его рисунке механического вертела для поворачивания мяса над огнем. Его мысль заключалась в том, чтобы соединить вертел с неким подобием пропеллера, который бы вращался под действием идущих вверх из печи потоков нагретого воздуха. Ротор был прикреплен длинной веревкой к ряду приводов, с которых усилия передавались на вертел с помощью ремней или, возможно, металлических спиц. Чем сильнее разогревалась печь, тем быстрее вращался вертел, что предохраняло мясо от подгорания, что было бы неминуемо, если бы стряпней занимался невнимательный слуга. На другом рисунке Леонардо появляется цепная передача: соединенные звенья цепи очень напоминают те, которые используются в современном . Очевидно, Леонардо был вполне удовлетворен изобретением подобной цепи, однако не нашел для нее практического применения; впервые она была использована во Франции в 1832 году.

Прекрасно зная повседневную работу ремесленных мастерских, Леонардо изобрел механическую пилу, в которой лезвие двигалось вертикально. К управляемому педалью он добавил тяжелое маховое колесо — возможно, первое во всей истории механики, — которое обеспечивало постоянное и продолжительное движение. После ознакомления с широко известной в те времена сверлильной машиной, которая была снабжена тремя сверлами, опущенными в трубку с водой, Леонардо сделал то, что нельзя назвать изобретением, однако можно считать существенным вкладом здравого смысла в механику. Обычно три сверла, закрепленных вертикально, сверлили предмет сверху вниз. Образовывалось много стружек, мешавших работе. Леонардо сконструировал машину, которая сверлила снизу вверх и была снабжена специальным коническим щитом, защищавшим оператора от потока стружек, сыплющихся из отверстия. Он также изобрел машину, которая могла пробивать дыры в заготовках и чеканить монету, и другую машину, с помощью которой листы бумаги, обычно загружаемые вручную в печатные прессы, загружались туда автоматически. Он был мастером конструирования каналов, шлюзов и плотин; он также предложил вполне практичный метод (хотя и казавшийся современникам неудачным) поднимания больших каменных строений с помощью домкрата, а во время работ по строительству каналов нарисовал несколько землечерпалок, подъемных кранов и других механизмов, чрезвычайно продуктивных для своего времени.

Современному уму эксперименты Леонардо с паром могут показаться странными и бесполезными, как и те, что он проводил, изучая циркуляцию крови. Он начал, очевидно, с конструирования (возможно, изобретения) калориметра для измерения объема пара, производимого кипением заданного количества воды. Эскиз такого прибора включает (очень вероятно, что впервые в механике) движущийся в цилиндре поршень. Леонардо предложил паровое ружье, которое назвал архитронито. В нем происходил быстрый выброс пара, обеспеченный вмонтированным в ствол клапаном. Пар мог посылать пулю на расстояние 800 метров. Это свидетельствует о том, что Леонардо понимал и оценивал значение пара как движущей силы, однако «нет ни одного указания на то, что он представлял себе паровую машину. Возможно, его искания в этой области послужили толчком для дальнейших экспериментов. В 1956 году миланский инженер Ладислао Рети опубликовал интересный материал, в котором выдвинул идею о том, что неопубликованные заметки Леонардо долгое время после его смерти имели хождение в определенной Среде. Это похоже на правду. Рети проследил за попытками создания паровой машины несколькими людьми и нашел много совпадений между их идеями и идеями Леонардо.

Перечень изобретений Леонардо, его идей и усовершенствований можно продолжать до бесконечности: легкие лыжеподобные башмаки для хождения по воде — нечто похожее появилось в Соединенных Штатах в последние годы; перепончатые перчатки для плаванья; вращающийся вытяжной колпак для ; вращающиеся мельницы для производства тонких, унифицированных листов металла; усовершенствованный насос с центрифугой; машины для производства металлических винтов; идея переносных разборных домов; машины для производства веревки; шлифовальные машины; эксперименты с волчком, жидкостями, падающими телами; масляная лампа с наполненной водой стеклянной сферой для усиления яркости света.

Обозревая мысленным взором изобретения Леонардо, понимая, как высок уровень его знаний, поневоле чувствуешь себя потрясенным. Однако следует постоянно помнить и о его привычке заимствовать идеи. Это не было плагиатом: он намеревался, как уже упоминалось, создать некое подобие энциклопедии с иллюстрациями. Надо быть чересчур узколобым даже при больших познаниях в области науки Возрождения (которыми обладают весьма немногие), чтобы недооценивать вклад Леонардо в науку или, наоборот, переоценивать этот вклад, к чему некоторые, без сомнения, склонны. Сам же Леонардо был склонен скорее к переоценке: его познания были велики, о них знали и их уважали, но он хотел, чтобы его ценили еще больше. Когда он увлекался анатомией, то написал записку, в которой перечислял таланты, необходимые для занятий этой наукой, и упомянул столько своих трудов по этой части, сколько едва ли мог в действительности создать. «Что касается этих талантов, независимо от того, могут или нет они быть найдены во мне, то «да» или «нет» должен быть вынесен на основании ста двадцати книг, которые я сочинил. Их писание сдерживалось не скупостью или невежеством, а исключительно недостатком времени. Прощайте!»

Термин «человек Возрождения» вызывает в памяти прежде всего имя Леонардо да Винчи: никто из его современников, даже самых блистательных и многосторонне одаренных, не мог с ним сравниться. Простое перечисление его внехудожественных интересов кажется невероятным: анатомия, ботаника, картография, геология, математика, аэронавтика, оптика, механика, астрономия, гидравлика, акустика, , конструирование оружия, планировка городов…

Так почему же он не выдвинулся в число величайших гениев науки всех времен? Ответ таков: несмотря на активность его творческой натуры, он был ученым исключительно по призванию. Он обладал огромным любопытством ученого в отношении тайн природы, но тому, что он узнавал, он не находил применения. Скрупулезность его рисунков показывает, что он вынашивал мысль о воплощении своих идей в жизнь — но никогда не шел дальше идеи. Он всегда обращался к новому прежде, чем делал последний шаг, который привел бы к превращению его проектов в конкретную вещь. Все его записи и рисунки оставались в секрете, он никому не позволял в них заглядывать, изучать их или применять на практике. И в этом основная причина его неуспеха как ученого: ведь достижения научного ума оцениваются практическими результатами, а склонный к отшельничеству Леонардо вступал только в те отношения с миром, которые считал необходимыми, и чаще всего предпочитал оставаться в одиночестве.

В геологических изысканиях Леонардо придерживался мнения, что сила воды и ветра — главная причина формирования Земли. Он сделал потрясающие своей точностью и глубиной выводы об окаменевших отложениях и формировании осадочных пород. Однако, хотя известно, что он знал об извержениях Этны, вулканической деятельностью он интересовался мало. В его бумагах найден только один рисунок извержения вулкана, оставленный им без всяких пояснений.

Как картограф Леонардо далеко опередил свое время. Другие картографы Кватроченто обычно рисовали вид местности с определенной точки, иногда прилагая к нему маленький картографический рисунок с точным обозначением, где эта точка находится. Леонардо, в отличие от них, использовал глубокие познания в перспективе, воображение и художественный талант для создания таких шедевров, как, например, карта Тосканы. Он рисует карту с совершенно неожиданной точки зрения: художник как бы парит высоко в пространстве над холмами и реками. Внизу виден берег Тирренского моря, наверху — река Арно с притоками. Возвышенности обозначены как на современных картах — с помощью градации цвета, от зеленого до темно-коричневого.

Рисунок дубовой ветви с листьями и желудями — единственный среди множества других, посвященных растительному миру, который показывает, как Леонардо подходит к открытию некоторых фундаментальных законов ботаники. Его метод включал визуальное обследование, до такой степени точное, что он, воспроизведя детали растения, прежде не замеченные другими, мог уловить законы роста и внутренней жизни растения.

Подпись:

Прикладная механика Леонардо, возможно, более, чем другие его научные и технические достижения, вызывает интерес и восхищение привычного к машинам XX века. Многие его изображения, такие, например, как цепная передача, понятны с первого взгляда. При некоторой настойчивости современный механик может создать по его чертежу действующую модель рессорной колесницы и маховика. Колесница приводится в движение двумя зубчатыми колесами, которые работают попеременно: пока одно в работе, оператор заводит с помощью рукояти другое и таким образом обеспечивает беспрерывное движение. Маховик в принципе очень похож на тот, который сегодня используется в ткацких станках. Он имеет добавочную деталь в форме грудной кости птиц; изобретательность Леонардо заставила этот маховик не только вращаться, но и двигаться взад-вперед, что обеспечивает ровное наматывание нити на катушку.

Подпись:

Искусственный полет был задачей, постоянно занимавшей воображение Леонардо: он работал над ее разрешением около двадцати пяти лет. Он подходил к ней, как и к другим своим задачам, руководствуясь определенным правилом, которое звучит как предпосылка ко всему, что он делал: «Хотя человеческая искусность способна многое изобрести… все же она никогда не создаст предмета более прекрасного, простого и правильного, чем создает природа, потому что в ее изобретениях нет ничего лишнего, ничего недостающего (ничего нельзя прибавить, ничего отнять)». К несчастью для Леонардо, секрет движущей силы навсегда остался скрыт для него, поэтому его кропотливые усилия по имитации полета птиц ни к чему не привели. В основном он сосредоточивался на конструировании машин, подобных той, что показана на следующей странице: в ней лежащий на спине человек должен был руками приводить в движение крылья. Иногда одержимость идеей доводила его до крайности: например, он нарисовал конструкцию машины с парным комплектом педалей и шарообразным корпусом. Однако некоторые из его разработок просто блестящи. Без сомнения, чрезвычайно удачен пирамидальный парашют, и вполне может быть, что именно Леонардо первым его изобрел. Величайший интерес для современных инженеров-аэронавтов представляет модель спирального пропеллера. Очевидно, Леонардо считал эту свою разработку второстепенной, а саму идею заимствовал из конструкции игрушек, изобретенных другими. Тем не менее многие ученые считают, что Леонардо изобрел геликоптер и дал первый вариант современного пропеллера.

Достоверных скульптур Леонардо да Винчи не сохранилось совсем. Зато мы располагаем огромным количеством его рисунков. Это или отдельные листы, представляющие собой законченные графические произведения, или чаще всего наброски, чередующиеся с его записями. Леонардо рисовал не только проекты всевозможных механизмов, но и запечатлевал на бумаге то, что открывал ему в мире его острый, во все проникающий глаз художника и мудреца. Его, пожалуй, можно считать едва ли не самым могучим, самым острым рисовальщиком во всем искусстве итальянского Возрождения, и уже в его время многие, по-видимому, понимали это.

«…Он делал рисунки на бумаге, – пишет Вазари, – с такой и так прекрасно, что не было художника, который равнялся бы с ним… Рисунком от руки он умел так прекрасно передавать свои замыслы, что побеждал своими темами и приводил в смущение своими идеями самые горделивые таланты… Он делал модели и рисунки, которые показывали возможность с легкостью срывать горы и пробуравливать их проходами от одной поверхности до другой… Он расточал драгоценное время на изображение сложного сплетения шнурков так, что все оно представляется непрерывным от одного конца к другому и образует замкнутое целое».

Это последнее замечание Вазари особенно интересно. Возможно, люди XVI в. считали, что знаменитый художник напрасно тратил свое драгоценное время на подобные упражнения. Но в этом рисунке, где непрерывное сплетение введено в строгие рамки им намеченного порядка, и в тех, где он изображал какие-то или потоп с разбушевавшимися волнами, самого себя, задумчиво созерцающего эти вихри и этот водоворот , он старался решить или всего лишь поставить вопросы, важнее которых, пожалуй, нет в мире: текучесть времени, вечное движение, силы природы в их грозном раскрепощении и надежды подчинить эти силы человеческой воле.

Он рисовал с натуры или создавал образы, рожденные его воображением: вздыбленных коней, яростные схватки и лик Христа, исполненный кротости и печали; дивные женские головы и жуткие карикатуры людей с выпученными губами или чудовищно разросшимся носом; черты и жесты приговоренных перед казнью или трупы на виселице; фантастических кровожадных зверей и человеческие тела самых прекрасных пропорций; этюды рук, в его передаче столь же выразительных, как лица; деревья вблизи, у которых тщательно выписан каждый лепесток, и деревья вдали, где сквозь дымку видны только их общие очертания. И он рисовал самого себя.

Леонардо да Винчи был живописцем, ваятелем и зодчим, певцом и музыкантом, стихотворцем-импровизатором, теоретиком искусства, театральным постановщиком и баснописцем, философом и математиком, инженером, механиком-изобретателем, предвестником воздухоплавания, гидротехником и фортификатором, физиком и астрономом, анатомом и оптиком, биологом, геологом, зоологом и ботаником. Но и этот перечень не исчерпывает его занятий.

Подлинной славы, всеобщего признания Леонардо добился, закончив глиняную модель конной статуи Франческо Сфорца, т. е. когда ему было уже сорок лет. Но и после этого заказы не посыпались на него, и ему приходилось по-прежнему настойчиво домогаться применения своего искусства и знаний.

Вазари пишет:

«Среди его моделей и рисунков был один, посредством которого он объяснял многим разумным гражданам, стоящим тогда во главе Флоренции, свой план приподнять флорентийскую церковь Сан Джиованни. Надо было, не разрушая церкви, подвести под нее лестницу. И такими убедительными доводами он сопровождал свою мысль, что дело это и впрямь как будто казалось возможным, хотя, расставаясь с ним, каждый внутренне сознавал невозможность такого предприятия.

Это одна из причин неудачи Леонардо в поисках возможных способов применения своих знаний: грандиозность замыслов, пугавшая даже самых просвещенных современников, грандиозность, восторгавшая их, но всего лишь как гениальная фантазия, как игра ума.

Главным соперником Леонардо был Микеланджело, и победа в их соревновании оказалась за последним. При этом Микеланджело старался уколоть Леонардо, дать ему как можно больнее почувствовать, что он, Микеланджело, превосходит его в реальных, общепризнанных достижениях.

Леонардо да Винчи служил разным государям.

Так, Людовико Моро он порадовал представлением под названием «Рай», где по огромному кругу, изображавшему небо, вращались с пением стихов божества планет.

А для французского короля, в гербе которого лилии, он изготовил льва с хитрым механизмом. Лев двигался, шел навстречу королю, вдруг грудь его раскрывалась, и из нее к ногам короля сыпались лилии.

Пришлось Леонардо служить и Цезарю Борджиа, хитроумному политику, но тирану, убийце, вместе с отцом своим папой Александром VI много пролившему крови в надежде добиться власти над всей Италией. Цезарь приказал оказывать всяческое содействие своему «славнейшему и приятнейшему приближенному, архитектору и генеральному инженеру Леонардо да Винчи». Леонардо сооружал для него укрепления, прорывал каналы, украшал его дворцы. Он был в свите Цезаря, когда тот проник в Сингалию под предлогом примирения с находившимися там соперниками. Сохранились записи о тех днях, когда он служил этому страшному человеку.

Последним покровителем Леонардо был французский король Франциск I. По его приглашению уже стареющий Леонардо стал при французском дворе подлинным законодателем, вызывая всеобщее почтительное восхищение. По свидетельству Бенвенуто Челлини, Франциск I заявлял, что «никогда не поверит, чтобы нашелся на свете другой человек, который не только знал бы столько же, сколько Леонардо, в скульптуре, живописи и архитектуре, но и был бы, как он, величайшим философом».

К шестидесяти пяти годам силы Леонардо начали сдавать. Он с трудом двигал правой рукой. Однако продолжал работать, устраивая для двора пышные празднества, и проектировал соединение Луары и Соны большим каналом.

«Принимая во внимание уверенность в смерти, но неуверенность в часе оной», Леонардо составил 1518 г. завещание, точно распорядившись обо всех деталях своих похорон. Умер он в замке Клу, близ Амбуаза, 2 мая 1519 г. шестидесяти семи лет.

Все его рукописи достались по завещанию Мельци. Тот мало понимал в науках и не привел их в порядок. Рукописи перешли затем к его наследникам и были разрознены. Как уже сказано, научное их изучение началось более трех столетий спустя после смерти Леонардо. Многое из того, что они заключали, не могло быть понято современниками, и потому мы имеем более ясное, чем они, представление о всеобъемлющем гении этого человека.

Леонардо был величайшим художником своего времени, гени­ем, открывшим новые горизонты искусства. Он оставил после себя немного произведений, но каждое из них явилось этапом в ис­тории культуры. Леонардо известен также как разносторонний ученый. Его научные открытия, например, его изыскания в об­ласти летательных аппаратов представляют интерес и в наш век космонавтики. Тысячи страниц рукописей Леонардо, охватывая буквально все области знания, свидетельствуют об универсально­сти его гения.

Идеи монументального искусства Возрождения, в которых слились традиции античности и дух христианства, нашли наибо­лее яркое выражение в творчестве Рафаэля (1483—1520).

В его искусстве обрели зрелое решение две основные задачи: пласти­ческое совершенство человеческого тела, выражающее внутрен­нюю гармонию всесторонне развитой личности, в чем Рафаэль следовал античности, и сложная многофигурная композиция, пе­редающая все многообразие мира. Проблемы эти были разрешены еще Леонардо в «Тайной вечере» со свойственной ему логикой. Рафаэль обогатил эти возможности, достигнув поразительной сво­боды в изображении пространства и движения в нем человеческой фигуры, безукоризненной гармонии между средой и человеком. Многообразные жизненные явления под кистью Рафаэля просто и естественно складывались в архитектонически ясную компози­цию, но за всем этим стояли строгая выверенность каждой детали, неумолимая логика построения, мудрое самоограничение, что и делает его произведения классическими. Никто из мастеров Воз­рождения не воспринял так глубоко и естественно языческую сущность античности, как Рафаэль; недаром его считают худож­ником, наиболее полно связавшим античные традиции с запад­ноевропейским искусством новой поры.

Рафаэль Санти родился в 1483 г. в городе Урбино, одном из центров художественной культуры Италии, при дворе герцога урбинского, в семье придворного живописца и поэта, который и явился первым учителем будущего мастера. Ранний период твор­чества Рафаэля прекрасно характеризует небольшая картина в форме тондо «Мадонна Конестабиле», с ее простотой и лакониз­мом строго отобранных деталей (при всей робости композиции)

и особым, присущим всем работам Рафаэля, тонким лиризмом и чувством умиротворения. В 1500 г. Рафаэль уехал из Урбино в Перуджу учиться в мастерской известного умбрийского художни­ка Перуджино, под влиянием которого написано «Обручение Ма­рии» (1504).

Чувство ритма, соразмерности пластических масс, пространственных интервалов, соотношение фигур и фона, согла­сование основных тонов (в «Обручении» это золотистые, красные и зеленые в сочетании с нежно-голубым фоном неба) и создают ту гармонию, которая проявляется уже в ранних работах Рафаэля и отличает его от художников предыдущей поры. В 1504 г. Ра­фаэль перебирается во Флоренцию, художественная атмосфера которой была насыщена уже веяниями Высокого Ренессанса и способствовала его поискам совершенного гармонического образа.

На протяжении всей жизни Рафаэль ищет этот образ в ма­донне, его многочисленные произведения, толкующие образ ма­донны, снискали ему всемирную славу. Заслуга художника преж­де всего в том, что он сумел воплотить все тончайшие оттенки чувств в идее материнства, соединить лиричность и глубокую эмо­циональность с монументальным величием. Это видно во всех его мадоннах, начиная с юношески робкой «Мадонны Конестабиле»: в «Мадонне в зелени», «Мадонне со щегленком», «Мадонне в кресле» и особенно в вершине рафаэлевского духа и мастерства — в «Сикстинской мадонне». Несомненно, это был путь преодоления простодушного толкования безмятежной и светлой материнской любви к образу, насыщенному высокой духовностью и трагизмом, построенному на совершенном гармоническом ритме: пластиче­ском, колористическом, линейном. Но это был и путь последова­тельной идеализации. Однако в «Сикстинской мадонне» это иде­ализирующее начало отодвигается на задний план и уступает место трагическому чувству, исходящему от этой идеально пре­красной молодой женщины с младенцем-богом на руках, которого она отдает во искупление человеческих грехов. Взгляд мадонны, направленный мимо, вернее сквозь зрителя, полон скорбного предвидения трагической судьбы сына (взор которого также не­детски серьезен).

«Сикстинская мадонна» — одно из самых со­вершенных произведений Рафаэля и по языку: фигура Марии с младенцем, строго вырисовывающаяся на фоне неба, объединена общим ритмом движения с фигурами св. Варвары и папы Сикста IV, жесты которых обращены к мадонне, как и взгляды двух ангелов (более похожих на путти, что так характерно для Воз­рождения), — в нижней части композиции, фигуры объединены и общим золотым колоритом, как бы олицетворяющим божествен­ное сияние. Но главное — это тип лица мадонны, в котором воплощен синтез античного идеала красоты с духовностью хри­стианского идеала, что столь характерно для мировоззрения Вы­сокого Возрождения.

«Сикстинская мадонна» — позднее произведение Рафаэля. До этого, в 1509 г., папа Юлий II приглашает молодого художника в Рим для росписи личных папских комнат (станц) в Ватикан­ском дворце. В начале XVI в. Рим становится главным культур­ным центром Италии. Искусство Высокого Возрождения достигает своего наивысшего расцвета в этом городе, где волею меценатст­вующих пап Юлия II и Льва Х работают одновременно такие художники, как Браманте, Микеланджело и Рафаэль. Искусство развивается под знаком национального единства (ибо папы меч­тали об объединении страны под своей властью), питается антич­ными традициями, выражает идеологию гуманизма. Общая идей­ная программа росписи папских комнат — служить прославлению авторитета католической церкви и ее главы — папы.

Рафаэль расписывает первые две станцы. В станце делла Сеньятура (комнате подписей, печатей) он написал четыре фре­ски-аллегории основных сфер духовной деятельности человека: философии, поэзии, и юриспруденции. Для искусства средневековья и раннего Возрождения было свойственно изобра­жать науки и искусства в образе отдельных аллегорических фи­гур. Рафаэль решил эти темы в виде многофигурных композиций, представляющих иногда настоящие групповые портреты, интерес­ные как своей индивидуализацией, так и типичностью. Именно в этих портретах Рафаэль воплотил гуманистический идеал со­вершенного интеллектуального человека, по представлению Ре­нессанса. Официальная программа росписи станцы делла Сенья­тура являлась отражением идеи примирения христианской рели­гии с античной культурой. Художественная реализация этой программы Рафаэлем — сыном своего времени — вылилась в победу светского начала над церковным. Во фреске «Афинская школа», олицетворяющей философию, Рафаэль представил Пла­тона и Аристотеля в окружении философов и ученых различных периодов истории. Их жесты (один указывает на небо, другой — на землю) характеризуют существо различий их учений. Справа в образе Евклида Рафаэль изобразил своего великого современ­ника архитектора Браманте; далее представлены знаменитые ас­трономы и математики; у самого края правой группы художник написал себя. На ступенях лестницы он изобразил основателя школы киников Диогена, в левой группе — Сократа, Пифагора, на переднем плане, в состоянии глубокой задумчивости, — Ге­раклита Эфесского. По предположению некоторых исследовате­лей, величественный и прекрасный образ Платона был навеян незаурядным обликом Леонардо, а в Гераклите Рафаэль запечатлел Микеланджело. Но как ни выразительны изображенные Ра­фаэлем индивидуальности, главным в росписи остается общая ат­мосфера высокой духовности, ощущение силы и мощи человече­ского духа и разума.

Платон с Аристотелем, как и прочие античные мудрецы, дол­жны были символизировать симпатии пап языческой античности. Размещенные свободно в пространстве, в разнообразных ритме и движении, отдельные группы объединены фигурами Аристотеля и Платона. Логика, абсолютная устойчивость, ясность и простота композиции вызывают в зрителе впечатление необычайной цель­ности и удивительной гармоничность. Во фреске «Парнас», оли­цетворяющей поэзию, изображен Аполлон в окружении муз и поэтов — от Гомера и Сафо до Данте. Сложность композиции состояла в том, что фреска «Парнас» размещена на стене, разо­рванной проемом окна. Изображением женской фигуры, опираю­щейся на наличник, Рафаэль умело связал общую композицию с формой окна. Образ Данте дважды повторяется во фресках Рафаэля: первый раз он изобразил великого поэта в аллегории богословия, чаще неверно именуемой «Диспута», среди художни­ков и философов кватроченто (Фра Анжелико, Савонаролы и др.).

Четвертая фреска станцы делла Сеньятура «Мера, мудрость и сила» посвящена юриспруденции.

Во второй комнате, называемой «станца Элиодора», Рафаэль на­писал фрески на исторические и легендарные сюжеты, прославля­ющие римских пап: «Изгнание Элиодора» — на сюжет Библии о том, как кара господня в образе ангела — прекрасного всадника в золотых доспехах — обрушилась на сирийского вождя Элиодора, пытавшегося похитить из храма золото, предназ­наченное для вдов и сирот. Рафаэль, работавший по заказу Юлия II» не случайно обращается к этой теме: французы готовятся к по­ходу в Италию и папа напоминает о божьем наказании всех, кто посягнет на Рим. Недаром Рафаэль ввел в композицию и изображе­ние самого папы, которого несут в кресле к поверженному преступ­нику. Прославлению пап, их чудодейственной силе посвящены и другие фрески: «Месса в Больсене», «Встреча папы Льва I с Аттилой», — причем в первой папе приданы черты Юлия II, и это один из самых выразительных его портретов, а в последней — Льва X I . Во фресках второй станцы Рафаэль уделял большое внимание не линейной архитектонике, а роли цвета и света. Особенно это видно на фреске «Изведение апостола Петра из темницы». Трехкратное появление ангела в трех сценах, изображенных на одной плоскости стены, в единой композиции (что само по себе было архаическим приемом), представлено в сложном освещении различных источни­ков света: луны, факелов, сияния, исходящего от ангела, создаю­щих большое эмоциональное напряжение. Это одна из самых дра­матических и тонких по колориту фресок. Остальные фрески вати­канских станц были написаны учениками Рафаэля по его эскизам.

Ученики помогали Рафаэлю и в росписи примыкавших к ком­натам папы лоджий Ватикана, расписанных по его эскизам и под его наблюдением мотивами античных орнаментов, почерпнутых преимущественно из только что открытых античных гротов (от­сюда название «гротески»).

Рафаэль исполнял работы самых разных жанров. Его дар де­коратора, а также режиссера, рассказчика полностью проявился в серии из восьми картонов к шпалерам для Сикстинской капеллы на сюжеты из жизни апостолов Петра и Павла («Чудесный улов рыбы», например).

Эти картины на протяжении XVII—XVIII вв. служили для классицистов своего рода эталоном. Глубокое пости­жение Рафаэлем сути античности особенно видно в живописи римской виллы Фарнезина, построенной по его проекту фреска «Триумф Галатеи», сцены из сказки Апулея об Амуре и Психее).

Рафаэль был и величайшим портретистом своей эпохи, создав­шим тот вид изображения, в котором индивидуальное находится в тесном единстве с типическим, где помимо определенных кон­кретных черт выступает образ человека эпохи, что позволяет ви­деть в портретах Рафаэля исторические портреты-типы («Папа Юлий II», «Лев X», друг художника писатель Кастильоне, пре­красная «Донна Велата» и др.).

И в его портретных изображе­ниях, как правило, господствует внутренняя уравновешенность и гармония.

В конце жизни Рафаэль был непомерно загружен разнообраз­ными работами и заказами. Даже трудно представить, что все это мог исполнить один человек. Он являлся центральной фигурой художественной жизни Рима, после смерти Браманте (1514) стал главным архитектором собора св. Петра, ведал раскопками в Риме и его окрестностях и охраной античных па­мятников. Это неизбежно вызвало привлечение учеников и боль­шого штата помощников при исполнении больших заказов. Ра­фаэль умер в 1520 г.; его преждевременная смерть была неожи­данной для современников. Прах его погребен в Пантеоне.

Третий величайший мастер Высокого Возрождения — Микеланджело — намного пережил Леонардо и Рафаэля. Первая по­ловина его творческого пути приходится на период расцвета ис­кусства Высокого Ренессанса, а вторая — на годы феодально-ка­толической реакции. Из блестящей плеяды художников Высокого Ренессанса Микеланджело превзошел всех насыщенностью обра­зов, гражданственным пафосом, чуткостью к смене общественного настроения. Отсюда и творческое воплощение крушения ренессансных идей.

Микеланджело Буонарроти (1475—1564) родился в Капрезе, в семье подеста (градоправителя, судьи).

Обратимся к одному из этапов, охватывающему юношеские годы Микеланджело,— от начала 1490-х годов до первой поездки в Рим в 1496 году.

Первые годы становления мастера прошли для него в довольно благоприятных условиях. После того как тринадцатилетним мальчиком Микеланджело вступил на путь художника и был отдан в обучение к Гирландайо, он уже через год перешел в художественную школу в садах Медичи при флорентийском монастыре Сан Марко. «Академия» в садах Медичи была школой более высокого уровня. Не связанная с выполнением официальных и частных заказов, она была лишена специфической цеховой обстановки. Дух ремесленной мастерской уступал здесь место более свободной и артистической атмосфере. Руководство мастерской со стороны опытного скульптора Бертольдо ди Джованни обеспечивало ученикам не только приобретение глубоких профессиональных знаний, но и восприятие лучших традиций флорентийской пластики 15 столетия. Наконец, чрезвычайно много значило для школы внимание со стороны Лоренцо Медичи и группировавшихся вокруг него деятелей флорентийской культуры.

Уже в пятнадцатилетнем возрасте Микеланджело, очевидно, настолько выделялся своим дарованием, что Лоренцо взял его под свое особое покровительство. Поселив его у себя во дворце, он приобщил его к своему окружению, среди которого выделялись глава школы неоплатоников философ Марсилио Фичино и поэт Анджело Полициано.

Оба первых дошедших до нас скульптурных произведения Микеланджело — рельефы. Быть может, это результат воздействия Бертольдо, сильнее чувствовавшего себя в рельефе, нежели в круглой статуе, и одновременно дань традиции: для 15 века рельеф был одним из самых важных разделов скульптуры. Об одном из этих рельефов — о «Битве кентавров» — можно с уверенностью сказать, что это пример самой «чистой» скульптуры, которую только знает столь богатое памятниками пластики 15 столетие. Сюжет для этой работы был предложен скульптору поэтом Анджело Полициано; в качестве первоисточников его в пластическом искусстве исследователи называют «Битву» Бертольдо во флорентийском Национальном музее и рельефные композиции античных саркофагов. Микеланджеловская «Битва кентавров», по существу, открыла собой новую эпоху в ренессансном искусстве, а для истории скульптуры она была предвестником подлинной, революции. Особое значение «Битвы кентавров» состоит также в том, что этот рельеф уже содержит в себе своеобразную программу будущего творчества Микеланджело. В нем не только нашла свое выражение ведущая тема его искусства — тема борьбы и героического подвига,— здесь уже в немалой степени определился тип и облик его героев, вызваны к жизни новые средства скульптурного языка.

Что касается первой по времени из этих двух работ — «Мадонны у лестницы» (Флоренция, Каза Буонарроти), то Микеланджело близок в ней к скульптурам 15 века разве только в самой технике низкого, чрезвычайно тонко нюансированного рельефа, требующего от мастера виртуозного владения пространственными планами в пределах очень незначительного возвышения пластических масс над плоскостью фона.

Значение двух первых работ Микеланджело должно быть оценено также в качестве важной вехи в эволюции ренессансного искусства в целом, в частности, в формировании принципов искусства Высокого Возрождения.

Микеланджело не успел завершить свою работу над «Битвой кентавров», как смерть Лоренцо Медичи положила начало решительным изменениям не только в судьбе молодого мастера, отныне оказавшегося предоставленным самому.

Четыре года, отделяющих уход Микеланджело из садов Медичи от его первой поездки в Рим, были периодом его дальнейшего духовного роста. Но развитие его дарования не было таким стремительным, как можно было бы ожидать после первых опытов Микеланджело в скульптуре. К сожалению, сведения о работах этих лет неполны, так как большая их часть, притом наиболее интересных, не сохранилась. В их числе статуя Геркулеса, уже в 16 веке попавшая во Францию и установленная перед замком Фонтенбло. Исчезли и «Джованнино» (статуя юного Иоанна Крестителя) и «Спящий амур», приобретение которого римским кардиналом Риарио явилось поводом для отъезда Микеланджело в 1496 году в Рим.

Начавшийся в 1496 году первый римский период открывает собой новый этап в творчестве Микеланджело.

Быть может, ни для кого Рим не значил так много, как для Микеланджело, масштабность творческого воображения которого нашла в величественных памятниках Вечного города вдохновляющий пример. Увлечение Микеланджело античной скульптурой было настолько велико, что на первых порах оно заслонило в его работах присущий ему ярко выраженный личный отпечаток. Пример тому — созданная в 1496—1497 годах статуя Вакха (Флоренция, Национальный музей).

Подлинный Микеланджело начинается в Риме с его первого капитального произведения, прославившего имя мастера по всей Италии,— с «Оплакивания Христа» («Пьета») в соборе св. Петра. Группа эта создана в 1497—1501 годах; некоторые исследователи связывают тему и идею этой работы с трагической смертью Савонаролы, произведшей на Микеланджело глубокое впечатление.

В принципиальном плане микеланджеловское «Оплакивание» в соборе св. Петра, будучи одним из характерных произведений первой, «классической» фазы Высокого Возрождения, занимает в ренессансной скульптуре примерно такое же место, какое в живописи заняла завершенная еще между 1490 и 1494 годами леонардовская «Мадонна в гроте». Обе эти работы сходны уже по своему назначению: и картина Леонардо и группа Микеланджело — это композиции, предназначенные для украшения церкви или капеллы. Как всегда, обращают на себя внимание типичные для Микеланджело отклонения от традиционного истолкования темы, смелые нарушения иконографических канонов. Необычный для итальянской ренессансной скульптуры мотив — изображение богоматери с телом мертвого Христа на коленях — восходит к образцам североевропейской пластики 14 века.

Микеланджеловская «Пьета» — это первое в скульптуре развернуто — программное произведение Высокого Ренессанса, представляющее собой действительно новое слово и в содержании своих образов, и в их пластическом воплощении. Здесь чувствуется связь с образами Леонардо, но все-же Микеланджело пошел своим путем. В противовес спокойствию замкнутых и идеальных образов Леонардо, Микеланджело уже по природе своего драматического дарования тяготел к яркому выражению чувств.

Правда, пример гармонического равновесия леонардовских образов был, очевидно, настолько неотразим, что в римской «Пьета» Микеланджело дал необычайно сдержанное для себя решение. Однако это не помешало ему сделать здесь важный шаг вперед. В отличие от Леонардо, в обликах персонажей которого видны черты некоего общего идеального типа, Микеланджело вносит в свои образы оттенок конкретной индивидуализации, поэтому герои его при всей идеальной высоте и масштабности их образов приобретают особый отпечаток своеобразной, почти личной характерности.

«Пьета» принадлежит к наиболее законченным работам Микеланджело — она не только завершена во всех своих мельчайших деталях, но и вся до блеска

отполирована. Но это был традиционный прием, от которого Микеланджело в данном случае еще не решился отойти.

Римская «Пьета» сделала Микеланджело первым скульптором Италии. Она не только принесла ему славу — она помогла ему по-настоящему оценить свои творческие силы, рост которых был настолько быстрым, что произведение это очень скоро оказалось для него пройденным этапом, для этого нужен был лишь повод.

Такой повод нашелся, когда в 1501 году, по возвращении Микеланджело из Рима во Флоренцию, официальные представители цеховых кругов обратились к нему с запросом относительно возможности использовать огромную глыбу мрамора, в свое время неудачно начатую скульптором Агостино ди Дуччо. Как ни изуродован был этот мраморный блок, Микеланджело сразу увидел в нем своего «Давида». Несмотря на необычные размеры статуи (около пяти с половиной метров) и на очень большие композиционные трудности, связанные с необходимостью вписать фигуру в крайне неудобные габариты мраморной глыбы, работа шла без задержек, и через два с небольшим года, в 1504 году, была завершена.

Сама мысль Микеланджело воплотить в колоссальной статуе именно образ

Давида, который по общепринятой традиции (как об этом свидетельствовали известные работы Донателло и Верроккьо) изображался в облике хрупкого мальчика, воспринимается в данном случае уже не просто как нарушение некоторых канонических правил, а как обретение мастером полной творческой свободы в истолковании освященных многовековыми традициями мотивов.

Микеланджело уже в начальной фазе Высокого Возрождения в своем «Давиде» дает пример слияния в неразрывное целое облика идеальной красоты и человеческого характера, в котором главное — необыкновенно яркое воплощение отваги и концентрированной воли. В статуе выражена не только готовность к жестокой и опасной борьбе, но и непоколебимая уверенность в победе.

То место, которое микеланджеловский «Давид» занял в скульптуре, в живописи должна была занять его «Битва при Кашине», над которой он работал в 1504—1506 годах. Сам масштаб этой фресковой композиции в предрасполагал, в случае реализации этого замысла, к созданию выдающегося образа монументальной стенописи. К сожалению, Микеланджело, как и его соперник Леонардо, работавший в то время над «Битвой при Ангиари», не пошел дальше картона.

О том, как выглядел сам картон, свидетельствует Вазари, отмечающий, что фигуры в нем были исполнены «различными манерами: одна очерченная углем, другая нарисованная штрихами, а иная оттушеванная и высветленная белилами — так хотелось ему [Микеланджело] показать все, что он умел в этом искусстве».

В 1505 году Микеланджело был призван Юлием II в Рим, где он создал проект папской гробницы. После того как папа охладел к этому замыслу, Микеланджело, не снеся оскорбительного обращения, в апреле 1506 года самовольно покинул Рим и вернулся во Флоренцию, где находился до начала ноября этого года. Микеланджело приступил к выполнению очень крупного заказа, полученного им здесь еще в 1503 году, когда он взял на себя обязательство исполнить двенадцать больших статуй апостолов для Флорентийского собора. Но позже, не успев закончить работу над первой из статуй — «Матфеем», Микеланджело вынужден был пойти на примирение с папой. Далее последовали работа в Болонье над статуей Юлия II, а затем отъезд в Рим, вследствие чего работа над статуями апостолов для Флорентийского собора уже не возобновлялась.

«Матфей» обращает на себя внимание уже своим масштабом. Высотой (2,62 м) он значительно превышает величину натуры — этот обычный эталон ренессансных скульптур. Такой масштаб в соединении со свойственной Микеланджело крупной пластикой форм придает «Матфею» очень большую монументальную выразительность. Но главное в нем — новое понимание образа и связанные с этим черты нового пластического языка, что и позволяет считать эту скульптуру огромным шагом вперед сравнительно с римской «Пьета» и «Давидом».

Говоря от «Матфее», который не был и наполовину закончен, можно сказать, что он захватывает зрителя каким-то новым яростным драматизмом. Если в «Давиде» драматический накал образа был оправдан сюжетно — мобилизация всех сил героя для смертельной схватки, то в «Матфее» это идея внутреннего трагического конфликта. Впервые в ренессансном искусстве мастер изображает героя, душевные импульсы которого выходят из-под власти человеческой воли.

Задача, которую Микеланджело предстояло решить в росписи сикстинского потолка, была очень трудна. Во-первых, это была плафонная роспись, а здесь опыт ренессансных мастеров был меньшим, чем в обычной стенописи. Потолок Сикстинской капеллы вместе с прилегающими к нему люнетами составляет около шестисот ! Уже одна выработка общего композиционного замысла росписи представляла собой сложнейшую проблему.

Здесь простая разреженная композиция с немногими обособленными фигурами (как это было принято ранее) сменилась сложнейшей по своему построению росписью, состоящей из многих эпизодов и индивидуальных образов, включающей огромное количество фигур. Микеланджело решил поставленную перед ним проблему во всеоружии своего владения основами всех пластических искусств. В этой первой его крупной живописной работе, по существу, впервые раскрылось и его дарование архитектора. Поскольку отказ от первого варианта росписи означал также отказ от подчинения архитектурным формам Сикстинской капеллы — вытянутого в длину помещения со сводчатым потолком невыгодных для росписи пропорций, постольку Микеланджело пришлось средствами живописи создать для своей росписи собственную архитектурную основу, на которую возложена главная организующая функция. Эта архитектура расчленяет роспись на отдельные составные части, каждая из которых обладает самостоятельной законченностью, а во взаимодействии с другими частями образует редкое по ясной структуре и логике целое. Микеланджело применял как средства планиметрического расчленения росписи, так и средства пластической выразительности, в частности, различная степень рельефности или глубинности того или иного изображения.

В росписи сикстинского плафона мы обнаруживаем яркое проявление свойственного Микеланджело «этического максимализма». Исполненный высокого гуманистического пафоса мастер менее всего склонен идти на какие-либо даже внешние компромиссы с официальной церковностью.

В тесной взаимосвязи с эволюцией идейно-содержательных принципов росписи шла и эволюция ее изобразительного языка. Известно, что композиционный строй главных сцен — «историй» — был найден художником не сразу, а в самом процессе работы. Закончив три первые по времени исполнения сцены — «Опьянение Ноя», «Потоп» и «Жертвоприношение Ноя», — Микеланджело разобрал леса, что позволило ему проверить условия восприятия фресок зрителем. Он убедился при этом, что выбрал для фигур недостаточно крупный масштаб, а в «Потопе» и в «Жертвоприношении Ноя» перенасытил композиции фигурами, — при большой высоте свода это ухудшало их обзор. В последующих эпизодах он избежал подобного недостатка, укрупнив фигуры и уменьшив их число, а также введя важные изменения в стилистические приемы росписи.

Сикстинский плафон стал всеобъемлющим воплощением Высокого Возрождения — его гармонического начала и его конфликтов, идеальных человеческих типов и сливающихся с этой идеальной основой ярких характеров. В последующих произведениях Микеланджело придется наблюдать процесс неуклонного нарастания противоречий времени, осознания неосуществимости ренессансных идеалов, а в дальнейшем — их трагическое крушение.

То место, которое в живописи Микеланджело заняла роспись потолка Сикстинской капеллы, в его скульптуре могла занять гробница Юлия II. Однако целый ряд различных обстоятельств явился причиной того, что этот памятник не был осуществлен в своем первоначальном замысле. Многие десятилетия работы над надгробием привели к созданию нескольких, по существу своему разнородных скульптурных циклов, которые представляют во многом уже самостоятельную ценность.

Первоначальный замысел, относящийся к 1505 году, отличался таким чрезмерным количеством скульптурных работ, что вряд ли мог быть осуществим. Микеланджело задумал ее как двухъярусный мавзолей, украшенный статуями и рельефами, причем все работы он намеревался выполнить собственноручно. Однако в последующем им было решено сократить количество скульптур и уменьшить размеры гробницы, что было вынужденной мерой.

В 1513 году, завершив роспись Сискстинского плафона, Микеланджело приступил к работе над скульптурами второго варианта гробницы — к статуям «Пленников». Эти произведения вместе с относящимся к годам «Моисеем» обозначают новый важный этап в творчестве Микеланджело.

Вскоре после окончания работ в Сикстине умер Юлий II и его наследники возвратились к мысли о надгробии. В 1513— 1516 гг. Микеланджело исполняет фигуру Моисея и рабов (плен­ников) для этого надгробия. По его проекту ученики скульптора потом соорудили настенную гробницу, в нижнем ярусе которой и была помещена фигура Моисея. Образ Моисея — один из са­мых сильных в творчестве зрелого мастера. Он вложил в него мечту о вожде мудром, смелом, полном титанических сил, экс­прессии, воли — качеств, столь необходимых тогда для объеди­нения его родины, фигуры рабов не вошли в окончательный ва­риант гробницы. Возможно, они имели какое-то аллегорическое значение (искусство в плену после смерти папы? — есть и такое их толкование).

«Скованный раб», «Умирающий раб» передают разные состояния человека, разные стадии борьбы: мощный порыв в желании освободиться от пут, бессилие («Скованный раб»), по­следний вздох, замирающую жизнь в прекрасном, но уже коче­неющем теле («Умирающий раб»).

С 1520 по 1534 г. Микеланджело работает над одним из самых значительных и самых трагических скульптурных произведе­ний — над гробницей Медичи (флорентийская церковь Сан Лоренцо), выражающей все переживания, выпавшие в этот период на долю и самого мастера, и его родного города, и всей страны в целом. С конца 20-х годов Италия буквально раздиралась как внешними, так и внутренними врагами. В 1527 г. наемные сол­даты разгромили Рим, протестанты разграбили католические свя­тыни вечного города. Флорентийская свергает Медичи, правивших вновь с 1510 г., после смерти Пьетро Содерини, но папа идет на Флоренцию походом. Флоренция готовится к обо­роне, Микеланджело стоит во главе строительства военных ук­реплений, испытывает настроения смятения, отчаяния, уезжает — буквально бежит из Флоренции, узнав о готовящейся измене ее кондотьера, вновь возвращается в родной город, чтобы ока­заться свидетелем его разгрома. В начавшемся страшном терроре погибли многие друзья Микеланджело, а сам он вынужден был некоторое время жить изгнанником.

В настроении тяжелейшего пессимизма, в состоянии усилива­ющейся глубокой религиозности и работает Микеланджело над гробницей Медичи. Он сам сооружает пристройку к флорентий­ской церкви Сан Лоренцо — небольшое, но очень высокое по­мещение, перекрытое куполом, и оформляет две стены сакристии (ее внутреннего помещения) скульптурными надгробиями. Одну стену украшает фигура Лоренцо, противоположную — Джулиано, а внизу у их ног размещает саркофаги, украшенные аллегори­ческими скульптурными изображениями — символами быстроте­кущего времени: «Утра» и «Вечера» — в надгробии Лоренцо, «Ночи» и «Дня» — в надгробии Джулиано. Оба изображения — Лоренцо и Джулиано — не имеют портретного сходства, чем отличаются от традиционных решений XV века. Микеланджело подчеркивает выражение усталости и меланхолии в лице Джули­ано и тяжкое раздумье, граничащее с отчаянием, — у Лоренцо, считая не обязательным точную передачу черт в лицах герцогов. Для него важнее философская идея противопоставления жизни и смерти, облеченная в поэтическую форму. Чувство беспокойства, тревоги исходит от образов Лоренцо и Джулиано. Это достигается и самой композицией: фигуры посажены в тесное пространство ниш, как бы стиснуты пилястрами. Этот беспокойный ритм еще усиливается позами аллегорических фигур времени суток: напря­женные изогнутые тела как бы скатываются с покатых крышек саркофагов, не находя опоры, их головы пересекают карнизы, нарушая тектонику стен. Все эти диссонансные ноты, подчерки­вающие состояние надломленности, нарушают архитектоническую гармонию Ренессанса и являются предвестием новой эпохи в ис­кусстве. В капелле Медичи архитектурные формы и пластические образы находятся в нерасторжимой связи, выражая единую идею.

Еще папа Климент VII незадолго до своей смерти, воспользо­вавшись одним из приездов Микеланджело в Рим, предлагал ему расписать алтарную стену Сикстинской капеллы изображением «Страшного суда». Занятый в то время статуями для капеллы Ме­дичи во Флоренции, скульптор ответил отказом. Павел III тотчас после своего избрания стал настойчиво требовать от Микеланджело исполнения своего замысла, и в 1534 г., прервав работу над гроб­ницей, которую он завершил только в 1545 г., Микеланджело уез­жает в Рим, где приступает ко второй работе в Сикстинской капелле — к росписи «Страшный суд» (1535—1541) — грандиозному тво­рению, выразившему трагедию человеческого рода. Черты новой художественной системы проявились в этой работе Микеланджело еще ярче. Творящий суд, карающий Христос помещен в центре ком­позиции, а вокруг него во вращательном круговом движении изо­бражены низвергающиеся в ад грешники, возносящиеся в рай пра­ведники, встающие из могил на божий суд мертвецы. Все полно ужаса, отчаяния, гнева, смятения. Даже Мария, предстательствую­щая за людей, боится своего грозного сына и отворачивается от его руки, неумолимо отделяющей грешников от праведников. Сложные ракурсы переплетенных, закрученных в клубок тел, крайний дина­мизм, повышенная экспрессия, создающие выражение беспокойст­ва, тревоги, смятения, — все это черты, глубоко чуждые Высокому Возрождению, как чужда ему и сама трактовка темы «Страшного суда» (вместо торжества справедливости над злом — катастрофа, крушение мира).

Живописец, скульптор, поэт, Микеланджело был также и ге­ниальным архитектором. Им исполнена лестница флорентийской библиотеки Лауренцианы, оформлена площадь Капитолия в Риме, возведены ворота Пия ( Porta Pia ), с 1546 г. он работает над собором св. Петра, начатым еще Браманте. Микеланджело при­надлежит рисунок и чертеж купола, который был исполнен уже после смерти мастера и до сих пор является одной из главных точек в панораме города.

Два последних десятилетия жизни Микеланджело приходятся на тот период, когда в Италии искореняются черты свободомыс­лия великой гуманистической эпохи Ренессанса. По настоянию инквизиции, посчитавшей непристойным такое количество обна­женных тел во фреске «Страшный суд», ученик Микеланджело Даниеле де Вольтерра записывает некоторые фигуры. Последние годы жизни Микеланджело — это годы утраты надежд, потери близких и друзей, время его полного духовного одиночества. Но это и время создания самых сильных по трагичности мироощу­щения и по лаконизму выражения произведений, свидетельству­ющих о его неумирающем гении. В основном это скульптурные композиции и рисунки (в графике Микеланджело был таким же величайшим мастером, как Леонардо и Рафаэль) на тему «Оп­лакивание» и «Распятие».

Микеланджело умер в Риме в возрасте 89 лет. Тело его было вывезено ночью во Флоренцию и погребено в старейшей церкви родного города Санта Кроче. Историческое значение искусства Микеланджело, его воздействие на современников и на последу­ющие эпохи трудно переоценить. Некоторые зарубежные иссле­дователи трактуют его как первого художника и архитектора ба­рокко. Но более всего он интересен как носитель великих реа­листических традиций Ренессанса.

1. Ильина Искусств: Западно-Европейское искусство: Учеб. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Высш. шк., 1993. – 336 с.: ил.

2. Роберт Уоллэйс. Мир Леонардо../Пер. с англ. М. Карасевой.- М: «Терра», 1997.-192 с.: ил. – (Библиотека искусства).

3. Материалы Московской Коллекции Рефератов.(h ttp :// www . referats . corbina . ru )