Эволюция мысли в рассказах А. П. Чехова

|

Мое святая святых – это человеческое тело, здоровье, ум, талант,

вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода,

свобода от силы и лжи, в чем бы последние не выражались.

А. П. Чехов – А. Н. Плещееву. 1888

I. Детство. «В детстве у меня не было детства».

Антон Павлович Чехов родился 17 января 1860 года в Таганроге, в семье бывшего приказчика, ставшего хозяином мелочной лавочки. Павел Егорович, отец Антона Павловича, был «коммерсантом», как он солидно называл себя, по профессии и художником – по душе. Его одаренность была разносторонней. Он самоучкой выучился играть на скрипке, увлекался живописью. Он писал красками, занимался иконописью. Антон Павлович говорил о себе и о своих братьях и сестре: «Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери». Пожалуй, самым сильным увлечением Павла Егоровича был созданный им церковный хор, отнимавший у него много времени в ущерб коммерческим делам. С присущей ему настойчивостью и дотошностью он добивался, чтобы его хор был лучшим в городе. Он набрал певчих из кузнецов; партии дискантов и альтов исполняли его сыновья. Именно этот хор, а не торговля, составлял подлинный интерес его жизни.

Когда Антон Павлович говорил: «В детстве у меня не было детства»,– то он подразумевал под этим многое. Прежде всего самый режим жизни детей Павла Егоровича был не очень детским, — это был почти каторжный трудовой режим. Лавочка Павла Егоровича торговала с 5 утра до 11 вечера, заботу о ней Павел Егорович нередко возлагал целиком на сыновей. День его детей распределялся между лавочкой, гимназией, опять лавочкой, бесконечными спевками и репетициями и такими же бесконечными церковными и домашними молениями. Кроме того, дети учились ремеслу, Антоша – портняжному. Антоша должен был с малых лет приучаться и к счетному делу, а главное – к искусству торговли, в которое входило и почтительное обращение с покупателями и знание приемов «обмеривания, обвешивания и всякого торгового мелкого плутовства, — как писал в своих воспоминаниях старший брат Антона Павловича – Александр Павлович. – Покойный Антон Павлович прошел из-под палки эту беспощадную подневольную школу целиком и вспоминал о ней с горечью всю свою жизнь. Ребенком он был несчастный человек». Павел Егорович воспитывал своих детей деспотически. Порки были частым явлением в семье.

И, однако, было бы неправильно рисовать жизнь семьи Павла Егоровича только темными красками. Нельзя забывать о смягчающем влиянии матери, Евгении Яковлевны, как нельзя забывать и о том, что влияние Павла Егоровича на своих детей было далеко не только отрицательным.

Павел Егорович хотел сделать своих детей образованными людьми. Он хотел, чтобы дети были счастливее его. Он отдал их всех в гимназию, нанял для них учителя музыки, рано начал учить их языкам; старшие сыновья уже в отроческие годы свободно говорили по-французски.

И тем не менее то положительное, что было и в натуре Павла Егоровича и в его отношении к детям, — все это было страшно искажено мещанством, чудачеством, самодурством, исковеркано тяжестью жизни. В 1889 году, в письме к брату Александру, упрекая его в самовластности, неуравновешенности в отношении к детям и жене, Антон Павлович писал: «Я прошу тебя вспомнить, что деспотизм и ложь сгубили молодость твоей матери. Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать. Деспотизм преступен трижды…»

Действительность, окружавшая Антошу Чехова, была покушением на его свободу.

II. Таганрогская гимназия. Враг свободы.

Еще более сильным врагом его свободы, чем семейный деспотизм, была гимназия. Таганрогская гимназия была идеальной с точки зрения царского министерства народного просвещения. То была настоящая фабрика рабов.

Антон обладал актерским дарованием, с детства любил сцену. Но посещение театра гимназистам разрешалось очень редко, поэтому он иногда пробирался на галерку переодетым, с приклеенной бородой в очках.

В 1876 году, когда Антону было 16 лет, жизнь его круто изменилась. Отец разорился и бежал из Таганрога, где ему грозила долговая тюрьма, и поселился в Москве, куда ранее уехали учиться его старшие сыновья Александр и Николай.

Антон остался в Таганроге заканчивать гимназию. Он нуждался, но не унывал. Зарабатывал, давая уроки.

В эти годы юноша очень много читал, писал очерки для гимназического журнал и даже «издавал» для братьев собственный журнал «Заика», который отправлял в Москву. В эти годы он написал пьесу «Безотцовщина» и водевиль «Не даром курица пела».

III. Медицинский факультет. Чехов – кормилец.

Закончив гимназию, Чехов перебрался к семье и поступил на медицинский факультет Московского университета. Одновременно он начал писать рассказы и сценки для юмористического журнала, где уже сотрудничали его старшие братья. В семье Чеховых жила легенда о том, что Антон напечатал свой первый рассказ, чтобы купить матери именинный пирог. В легенде, видимо, была своя истина: Чехов нежно любил мать и, по мнению одного из друзей семьи, журналиста В. А. Гиляровского, «в том, что Антон Павлович сделался писателем, мы многим обязаны его матери, Евгении Яковлевне…».

А. П. Чехов рано становится кормильцем и по существу главой семьи. Растет его благотворное влияние на близких. «Воля Антона сделалась доминирующей,– вспоминал младший брат Михаил.– В нашей семье появились вдруг неизвестные дотоле резкие, отрывочные замечания: «Это неправда», «Нужно быть справедливым», «Не надо лгать» и т. п.». Под влиянием сына отец становится мягче, сдержаннее. Чехов с юности верил, что можно победить в себе дурное, воспитать себя. «Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям,– писал он старшему брату Николаю. Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы…

Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой и от того, чего не увидишь простым глазом… Они чистосердечны и боятся лжи, как огня».

Очевидно, что речь здесь идет о воспитанности в самом высоком смысле этого слова – о порядочности, гуманности, интеллигентности. Таким, по воспоминаниям современников, был Чехов.

Врач, лечивший его, И. Н. Альтшуллер, вспоминал: «В этом сыне мелкого торговца, выросшем в нужде, было много природного аристократизма, не только душевного, но и внешнего, и от всей его фигуры веяло благородством и изяществом».

В 80-х годах процветали развлекательные журнальчики под характерными названиями. «Стрекоза», «Осколки», «Развлечение». О них теперь едва ли бы кто вспомнил, если бы на их страницах не стали появляться рассказы с подписями: «Брат моего брата», «Человек без селезенки», «Антоша Чехонте». Первым напечатанным рассказом Чехова было «Письмо донского помещика Степана Владимировича к ученому соседу доктору Фридриху» (журнал «Стрекоза», № 10).

В этом рассказе говорит один помещик, автор никак прямо не высказывает своей точки зрения ни на самого героя, ни на его взгляды и убеждения. Но он высказывает ее косвенно, посредством различных приемов вызывая у читателя вполне определенное представление о степени образованности своего героя. Один из таких приемов – преувеличенно нелепые суждения и претендующие на научность фантастические домыслы, которыми пестрит письмо помещика (он утверждает, что на Луне не обитают люди, потому что, будь это так, они «падали бы вниз на землю», или что «день зимою оттого короткий» что «от холода сжимается», а когда у него не хватает аргументов, попросту заявляет, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда»).

Другой, который можно назвать приемом тайной компрометации героя, – это его многочисленные ошибки, причем очень грубые («цилизация» вместо цивилизация, «гиероглифоф», «извените»), на которые он, считающий себя человеком преданным просвещению, не обращает ни малейшего внимания, просто-напросто не видит их. И читатель без труда догадывается, что нормой для Чехова или его идеалом, который не явно, не прямо, но утверждается в этом рассказе, являются подлинная Культура и подлинное Просвещение, тогда как полупросвещенность и псевдокультурность помещика есть ни что иное, как жалкая на них пародия.

Очень часто в ранних юмористических рассказах Чехова обыгрываются традиционные для русской классической литературы ситуации, разрешаемые им совершенно по-новому. Так, «перевернутой» предстает в рассказе «Смерть чиновника» тема «маленького человека», начатая Пушкиным («Станционный смотритель»), продолженная Гоголем в повести «Шинель», Достоевским в «Преступлении и наказании». Пафос чеховского повествования не в сочувствии к жертве, а в высмеивании чинопочитания, лишающего человека всего человеческого. Также Чехов часто использует такой широко распространенный в юмористической литературе прием, как говорящие имена и фамилии, в данном случае фамилия Червяков. Чеховский мелкий чиновник и маленький, и жалкий, и извивающийся, как червяк. Но у этого рассказа есть и еще более глубокий, философский, смысл. Да, Червяков – духовный раб, рабство пропитало все его существо, стало второй его натурой, но именно поэтому он уже совершенно не способен избавиться от этого недуга. Он, может быть, и хотел бы, да не может смотреть на вышестоящее лицо иначе, как на грозного начальника, ибо не может по каким-то причинам выйти за пределы раз и навсегда сложившегося представления. Объяснить происходящее одними социальными причинами, происхождением героя, средой, его воспитавшей и сформировавшей, невозможно.

Речь тут должна идти о странном устройстве человеческого сознания, которое далеко не всегда способно быть гибким, живым, подвижным, восприимчивым ко всему новому. Чаще бывает наоборот: сознание человека замыкается на каком-то одном представлении, одной идее, и сквозь эту узкую призму он смотрит на мир, бесконечно упрощая его изначальную сложность. Когда же сквозь подобную призму он начинает смотреть на другого человека, он видит не его, а свое представление о нем. В результате возникает характерная для чеховских произведений, как ранних, так и поздних, ситуация взаимонепонимания между героями, вызванная тем, что смотреть друг на друга открыто, непредвзято им не удается потому, что этому мешает имеющаяся у одного из них или у обоих вместе всеупрощающая призма готового представления, готовой идеи, готовой оценки. В этом смысле литературными родственниками Червякова или его братьями по несчастью являются герои таких ранних юмористических рассказов Чехова, как «Злоумышленник», «Унтер Пришибеев», «Хамелеон» и многих, многих других.

Поразительное умение сказать так много «на малом пространстве» в дальнейшем станет отличительной чертой чеховского творчества, а небольшой рассказ, жанр, с которого он начал свою писательскую карьеру, – его основным и любимейшим жанром. «Краткость – сестра таланта», «Искусство писать – это искусство сокращать», «Писать талантливо, то есть коротко», «Умею коротко говорить о длинных вещах» – это слова Чехова.

Период «Антоши Чехонте» завершился выходом в свет первых сборников его рассказов: «Сказки Мельпомены» (1884) и «Пестрые рассказы» (1886).

Чехов оканчивает медицинский факультет университета, работает земским врачом под Москвой.