Герои Достоевского
Вулканичен он сам, вулканичны и его герои, ибо только в самые критические минуты свидетельствует человек о боге, создавшем его. Они не размещаются спокойно в нашем мире, всегда они спускаются в своих ощущениях в глубины извечных проблем.
Современный человек, человек нервов, сочетается в них с первобытным существом, которое знает в жизни только свои страсти, и, делая последние признания, они в то же время косноязычно произносят изначальные вопросы мира. Их формы еще не остыли, их сланцы не окаменели, их лица не сглажены. Вечно несовершенные, они вдвойне жизненны. Ибо совершенный человек в то же время и законченный, у Достоевского же все уходит в бесконечность.
Люди лишь до тех пор представляются ему героями, достойными художественного изображения, пока они пребывают в разладе с собой, пока они являются проблемой: совершенных, зрелых он сбрасывает с себя, как дерево плод. Достоевский любит свои образы только до тех пор, пока они страдают, пока они обладают повышенной, двойственной формой его собственной жизни, пока они представляют собой хаос, стремящийся превратиться в рок.
Попытаемся поставить его героев в другие рамки, чтобы лучше понять их изумительное своеобразие. Сравним. Если восстановим в памяти любого героя Бальзака, как тип французского романа, невольно создается впечатление прямолинейности, ограниченности и внутренней законченности. Понятие отчетливое и закономерное, как геометрическая фигура. Все бальзаковские образы сделаны из одного вещества, которое может быть в точности установлено психической химией. Они являются элементами и обладают всеми присущими элементам качествами; следовательно, им свойственны и типичные формы моральной и психической реакции. Они уже почти не люди, скорее очеловеченные свойства — точные приборы какой-нибудь страсти. Имя у Бальзака можно заменить названием свойства: Растиньяк равен честолюбию, Горио — самопожертвованию, Вотрен — анархии. В каждом из этих людей доминирующий импульс подчинил себе все остальные внутренние силы и направил их в основное русло жизненной воли. Все они, эти герои, поддаются характерологической классификации, ибо их душа вмещает лишь одну пружину, с большей или меньшей энергией движущую их в человеческом обществе; словно пушечное ядро, врезается каждый из этих молодых людей в гущу жизни.
В известном смысле хочется назвать их автоматами: с такой точностью они реагируют на каждое жизненное раздражение, что сила действия и сопротивления этих механизмов может быть точно рассчитана специалистом-техником. Если хоть сколько-нибудь вчитаться в Бальзака, то реакцию характера на любое событие можно рассчитать так же, как параболу полета камня, зная силу размаха и его тяжесть. Скупость Гранде-Гарпагона будет возрастать в прямом отношении к самоотверженности его дочери. И когда Горио еще имеет приличное состояние и его парик тщательно напудрен, уже знаешь, что когда-нибудь ради дочерей он пожертвует своим жилетом и продаст на лом свое последнее достояние — серебряный сервиз. С необходимостью он должен действовать именно так — в силу единства своего характера, в силу импульса, которому его плоть лишь до известной степени сообщает человеческий облик. Характеры Бальзака (так же, как Виктора Гюго, Скотта, Диккенса) все просты, одноцветны, целеустремленны. Они — единства и потому могут быть взвешены на весах морали. Многоцветен и тысячелик в этом духовном космосе лишь случай, с которым они сталкиваются. У этих эпических писателей события многообразны, а человек является единством, и роман повествует о борьбе за обретение силы против земных сил. Герои Бальзака, как и французского романа вообще, или сильнее, или слабее противостоящего им общества. Они овладевают жизнью или гибнут под ее колесами.
Возможно, равенство — это право, но никакая сила на Земле не ...
... права. Оно понимается как равенство всех людей в правах и свободах, независимо от их расы, пола, национальности и т.д. Однако, как отмечает Оноре де Бальзак, равенство - это не только право, ... практикой правоприменения. Существуют случаи, когда законность деятельности государственных органов ... людей. Система повышения квалификации и межкультурные программы могут укрепить связи между людьми ...
### Развертывание
Исследование проявляет традиции немецкого романа, основываясь на примере героев, таких как Вильгельм Мейстер и Зеленый Генрих. Оно представляет собой типичный представитель этого жанра, который не уверен в своем господствующем импульсе. В герое сочетаются различные голоса, он психологически дифференцирован и духовно полифоничен. В его душе беспорядочно переплетаются добро и зло, сила и слабость: исток его — смятение, туман утра заволакивает его взоры.
Присутствуют в нем силы, но они еще не сосредоточены, все еще борются внутри него; он — еще не гармоничен, его обладает только волей к единству. Немецкий гений в конечном счете всегда стремится к порядку. Фиксируется, что все «романы развития» немецких героев продвигают появление индивидуальности, а силы человека концентрируются, человек поднимается к немецкому идеалу сильной личности. Как сказал Гёте, «в мировом потоке создается характер». Все разнообразные элементы жизни сливаются в покое, все годы обучения Мастера закончены на последних страницах таких произведений, как «Зеленый Генрих», «Гиперион», «Вильгельм Мейстер» и «Офтердинген», и ясный взгляд уверенно смотрит на ясный мир. Жизнь примиряется с идеалом, а накопленные силы больше не растрачиваются — они становятся упорядоченными и направленными к достижению высшей цели. Герои Гёте и других немецких писателей развиваются до более высоких форм и получают опыт изучения жизни.
Нереальность и внутренний мир героев Достоевского
В произведениях Достоевского герои не стремятся найти связь с реальной жизнью; они преодолевают границы действительности и устремляются в беспредельность. Они находят свой смысл не во внешних достижениях, а во внутренней сущности. Таким образом, их царство – не в этом мире. Материальные блага, которые обычно ценятся в обществе, такие как положение, власть и деньги, для них не имеют значения: не являются целью, как в случае с Бальзаком, или средством, как это видели немецкие писатели.
Герои Достоевского не стремятся достичь успеха, не желают править или подчиняться. Они не экономят себя, а исчерпывают себя напрочь, оставаясь бесконечными. Но за его бездеятельностью скрывается глубокое стремление не воссоздавать внешний мир, а вглядеться внутрь себя со всепоглощающим пламенем и жгучей страстью. Русский человек стремится постигнуть все в полном объеме. Он желает ощущать самого себя и саму жизнь, а не ее отражение или тень. Он жаждет постигнуть грандиозные мистические основы, космическую силу, ощущение бытия. Читая произведения Достоевского глубже, словно слышишь журчание источника глубинной примитивной фантастической жизни и стремление к бытию – первобытное чувство, требующее равномерного утоления, наслаждения, подобного вдыханию.
Достоевский «Бедные люди» — «Что открыл ...
... слово" Достоевского в "Бедных людях", наиболее проницательные критики говорили о "тайне художественности", об открытии "тайн жизни" и характеров, о явлении новой правды в искусстве. В чем же они? Обратившись к жанру эпистолярного романа, Достоевский ...
Герои хотят пить из непрерывного источника вечности, а не из городских колодцев; жаждут постигнуть беспредельность в себе, проникнуть сквозь временное ограничение. Они знают только о мире вечности, а не социальном. Они не интересуются изучением жизни или ее покорением; их цель – ощущать себя и саму жизнь с яростным восхищением, словно экстаз бытия.
Данный текст описывает период русской истории в середине XIX века, что довольно заметно в отражении творческой работе Ф.М. Достоевского. В этот период Россия испытывала множество изменений и вызовов на разных уровнях — социальные, культурные, религиозные и политические. Эти вызовы, создали ситуацию неопределенности и неуверенности, которая повлияла на все сферы жизни общества и на каждого единичного человека.
В течение этого периода, Россия легла на распутье: она делала выбор между традиционной природой своих корней или новыми возможностями западной культуры и цивилизации. В этом времени люди России находились в состоянии потерянности из-за смены эпох. Каждый человек оказался на краю между старым и новым миром, между двумя мирами, разделенными неопределенностью и хаосом.
Герои Достоевского очень хорошо представляют это состояние, путешествуя через множество сложных препятствий, и пытаясь найти свой путь в эту неопределенную ситуацию. Т.к. у каждого отдельного героя не было определенной цели или направления, как правило, они шатались бродя по миру наугад, скитаясь без цели, находя ответы только самих на на их многих вопросов. Но благодаря коллективном переживанию народа они оказались связаны в общую цепь — что позволило им нести все мучения и боль вытっжить данные вызовы.
В целом, работа Достоевского показывает переходный период России в настоящее время.
Русские писатели часто занимались изучением нового начала мира и его влияния на жизнь людей. В творчестве Федора Достоевского мы видим, что каждый герой становится строителем нового мирового порядка, способным решать проблемы и разрывать связи со старым миром.
У Достоевского нет башен достоверности или мостов доверия; его герои пробираются через сохраняемые обществом пределы и исследуют безграничность. Их кровь кипит от любознательности, всегда оставшейся у них неистощимой.
Русский человек есть неописуемо важный элемент для Европы, застывшей в оболочке своей культуры. Русский человек разрушает наши удобные протоптанные дороги и подвергает сомнению моральные принципы. Он проводит границы добра и зла своими окровавленными руками, сам привнося порядок в хаос и открывая возможности нового мира.
Герои Достоевского выполняют важную роль международного глашатая. Они являются провозвестниками третьего царства, свидетелями и рассказчиками о новом Христе, который воплощается в каждом отдельном человеке.
Главные герои произведения Аленький цветочек (характеристика)
... герои сказки такие как купец, его младшая дочь, чудовище - все они следуют порывам сердца. и как оказывается, поступают правильно. Также читают: Картинка к сочинению Главные герои произведения Аленький цветочек ... кто в своем творчестве, опирается на образ природного мира. Последние годы жизни Михаила Юрьевича Денис Иванович затрагивает моменты, касающиеся воспитания детей. Недоросль Митрофанушка ...
Романы Достоевского становятся мифами о новом человеке, его возникновении из глубин русской души. В этих произведениях мы видим, как герои прокладывают путь к новому миру, распахивая дорогу для изменений и перестройки. Автор символически передает предчувствие шестого дня, наступление которого принесет с собой рождение нового человека.
Исследование национальных мифов и их влияние на представление о счастье
Мифы играют значительную роль в формировании нашего мировоззрения. Они затрагивают такие глубокие, эмоциональные вопросы, которые не всегда могут быть объяснены чистым разумом. Национальные мифы особенно требуют веры и близости к данному сообществу. Они сложны для постижения через логику и анализ, требуя вмешательства братского чувства.
Даже при общем здравом смысле, присущем англичанам, американцам и практически мыслящим людям, фигуры, описываемые в произведениях Ф. М. Достоевского, могут показаться несбалансированными и непонятными. Они просто неспособны осознать всю трагедию этого мира как настоящего дома для умственно здоровых, разумных индивидуумов. Потому что то, что является важнейшей целью для здоровой, непритязательной, земной натуры — нахождение счастья, а для персонажей Достоевского оно кажется совершенно безразличным.
Взгляните на любую из 50 тысяч книг, выходящих ежегодно в Европе. О чем они говорят? О счастье. Женщина хочет мужа, или кто-то желает разбогатеть, стать могущественным и уважаемым. У Чарльза Диккенса конечной целью всех стремлений юрида Карамазова, чтобы быть добрым господином дома с веселой группой детей, а у Оноре де Бальзака – это замок с титулом пэра и миллионами. Но какие желания имеют люди, бродящие по улицам, работающие в магазинах, живущие в скромных комнатах или светло освещённых залах? Им нужна лишь радость, удовлетворение, богатство и власть.
Ни один герой Достоевского не стремится к этим вещам. Ни один. Они нигде не хотят остановиться, даже в счастье. Они всегда ищут чего-то большего и у них всегда есть «горячее сердце», которое причиняет им страдания. Они остаются равнодушными к собственному счастью, а также ровно равнодушными ко всем удовольствиям. Богатство для них скорее вызывает презрение, чем желание его достичь. Эти странные герои не желают ничего из того, чего мир пытается достичь для своей общей благополучности. У них нет обычного чувства, у них есть uncommon sense. И они не требуют ничего от данного мира.
<p
Введение
В мире литературы есть целый ряд авторов, которые знамениты своим необычным взглядом на жизнь и философией. Один из таких писателей — Федор Михайлович Достоевский. Его произведения наполнены глубокими мыслями об устройстве мира, человеческих отношениях и судьбе индивидуума.
Обзор произведений
Произведения Достоевского выделяются в современной художественной литературе своей оригинальностью и многоплановостью. Каждый его роман это своеобразная «страстная история», в которой каждый персонаж имеет свои сильные и слабые стороны.
Жажда жизни
Чтение произведений этого писателя помогает читателю переосмыслить многие вещи в жизни и позволяет посмотреть на окружающий мир под другим углом зрения. Центральной темой, которая прослеживается через все его романы является жажда жизни.
Тема смысла жизни и назначения человека в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»
... ли он свой смысл жизни? Ответ на этот вопрос Пушкин оставляет за рамками произведения. Первая глава «Евгения Онегина» рассказывает нам о воспитании, образовании, образе жизни героя. Это человек, принадлежащий к ... в своем бессметном романе. 0 человек просмотрели эту страницу. или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение. Смотрите также по произведению "Евгений Онегин":
- Жадность к новым приключениям;
- Искреннее стремление человека достичь всего, что возможно;
- Различные поиски смысла жизни;
- Постоянное борьба за лелеемые идеалы.
Для героев Достоевского нет ничего покоящегося на лаврах, ничто не утолит обострённый интерес, что они испытывают ко всему и каждому.
Заключение
Интерес к творчеству Федора Достоевского не иссякает на протяжении десятилетий и продолжает привлекать людей, которые готовы задуматься о важнейших жизненных вопросах и раскрыть человеческие страсти и пороки, а также веру в повседневное существование.
Введение
Творчество Федора Достоевского является одним из наиболее значимых явлений русской литературы. Его произведения пронизаны сложными эмоциями и чувствами, которые описываются с большой глубиной и точностью. Особое внимание уделяется теме страдания, которая является одной из ключевых в его творчестве.
Анализ произведений Достоевского
Тема страдания
Как отмечает автор «Иван Карамазов», мир Достоевского кажется первоначально мрачным и смутным. Произведения писателя полны героев, переживающих страдания. Однако, как подчеркивается, количество страданий не превышает других произведений, а лишь кажется таким большим.
И все же — только кажется, что сумма страданий его героев больше, чем в произведениях других писателей.
При этом Достоевский описывает не только физическую боль, но и душевные страдания, которые проходят через контрасты. Герои его произведений настолько цепляются за свои страдания, что для них это становится высшим блаженством. Сладострастью, наслаждению счастьем они противопоставляют наслаждение болью, наслаждение мукой.
Примеры героев
Кроме того, автор обращается к конкретным героям Достоевского, чтобы проиллюстрировать эту тему. Он выбирает героя, переживающего унижение, которое становится для него высшим блаженством. Человек страдает и провоцирует новые обиды, которые уже не причиняют ему боли, но наоборот, приносят удовольствие.
И все, все они любят страдание; страдая, они так остро ощущают возлюбленную жизнь; они знают, что «на нашей земле мы истинно можем любить лишь с мучением и только через мучение» — а этого они жаждут, жаждут больше всего!
Заключение
Таким образом, тема страдания в творчестве Достоевского является одной из ключевых. Он описывает не только физические страдания, но и душевные, которые проходят через контрасты. Герои его произведений любят страдание и цепляются за него зубами, согревая его у своей груди. Они знают, что только через мучение можно по-истине любить жизнь.
Развитие темы в произведениях Достоевского
В произведениях Достоевского глубинная борьба человека за свое истинное «я» является основной темой. Персонажи совершают убийства или погружаются в пылкую любовь — все это внешние события, второстепенными по сравнению с внутренним миром человека. Романы Достоевского раскрываются на душевных просторах, в духовной сфере и глубинах человеческой души.
Пример итогового сочинения : «Какие события и впечатления жизни ...
... внутреннего разлада, о работе совести и поисках смысла жизни. Темы этого направления нацеливают на самоанализ, осмысление опыта других людей (или поступков литературных героев), стремящихся понять себя. Темы позволяют задуматься о сильных и ... выводе не добавляй новые тезисы. Речевые недочеты в итоговом сочинении не учитываются, но на ЕГЭ из-за них снизят баллы по критериям К10 и К6. Поработай с ...
Дата-начальство, случайности и происшествия жизни являются лишь репликами, сценическими машинами и театральным обрамлением. Истина всегда родится внутри и для каждого из героев Достоевского она становится больше, чем всего лишь нуждой — она приобретает эксцессивный характер, сладострастье и судорогу. Герои стремятся раскрыть свое истинное «я», сосуществующее со своим божественным началом, перед лицом Бога. Это желание исповедать самого себя превращается для них в святое удовлетворение.
Зачастую герои Достоевского признаваясь в истине, переживают прорыв собственного внутреннего «я» — человеческого и божественного сущности. Они играют с этим признанием, то утаивая его, как Раскольников перед Порфирием Петровичем; то таинственно показывая его, а затем снова пряча. В их признаниях проявляется больше, чем сама истина.
В борьбе за поиск своего истинного «я», Достоевский достигает кульминации своего художественного мастерства. Здесь, на глубинном уровне разыгрывается эпическая драма сердец его героев. В это момент их трагедия перестает быть русской и становится всеобщей, общечеловеческой. Чужеземность российского элемента погружается во всепонимаемую судьбу героев, раскрывающуюся через мистическое самообнаружение. Мы переживаем вместе с ними миф Достоевского о возрождении нового, всечеловеческого существа.
Мистерия саморождения
В космогонии и мироздании Достоевского я называю это явление «Мистерия саморождения». В своем творчестве он создает нового человека, и я хочу рассказать историю всех типов персонажей Достоевского в одном общем мифе. В конечном счете все эти разнообразные люди имеют одну общую судьбу — они переживают варианты одного и того же события: создания человека.
Необходимо отметить, что искусство Достоевского всегда направлено к центру, а именно к человеку внутри человека, к абсолютному и абстрактному человеку, который находится глубоко под всеми культурными слоями. Для большинства художников эти слои являются неотъемлемой частью их искусства, и события их романов обычно разворачиваются в социальной, общественной, эротической и бытовой сферах, застревая в них. Однако Достоевский всегда стремится к центру, он исследует всечеловека в человеке, всемирное «я». Он всегда изображает этого человека, последнего человека, и его миссию, причем всегда в более или менее одинаковой форме. Истоки его героев одинаковы.
Как типичные русские люди, они притягиваются своей собственной жизненной энергией. В период зрелости, эмоционального и духовного пробуждения, их свободный и яркий дух омрачается. Они на подсознательном уровне ощущают накопляющуюся силу, таинственное стремление, что-то скрытое, растущее и развивающееся, вырывающееся из еще несформировавшегося облика. Эта таинственная беременность (новый человек, зарождающийся непонятно для них) делает их мечтателями. Они проводят время, запертые в задушных комнатах, в уединенных уголках, день и ночь размышляя о себе. Годами они пребывают в этом странном состоянии покоя, будто находясь в более высоком духовном состоянии, напоминающем бесконечность. Они склоняются над своим телом, подобно женщине, чтобы услышать биение второго сердца внутри себя. Они переживают все таинственные состояния, свойственные беременности: истерический страх перед смертью, страх перед жизнью, мучительные и жестокие желания.
Герои и персонажи романа «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского ...
... и светлые порывы и обратить героя к богу. Остальные персонажи романа Чтобы понять каждого персонажа романа, надо прежде всего обратить внимание на их отношения с другими людьми. Развитие сюжета и характеры героев раскрываются Достоевским в ...
Введение:
Известный русский писатель Фёдор Достоевский является одним из лучших мастеров кругосветной литературы. В своих работах он представляет самые глубокие и причудливые образы, характеризующие человеческую природу на всех ее проявлениях. Один из жизненных моментов, отмеченных автором, — это мучительное постижение своей индивидуальной природы и смысла жизни клерика, настоятеля сельской церкви.
Тело:
Типы клерикальных персонажей у Достоевского:
- Кириллов: пережил сильное подавление своего «Я», ощущая только физический мир.
- Шатов: буквально «потерянный» в поисках своего места в жизни.
- Раскольников: нигилист, который страдает из-за отсутствия цели в жизни.
Все эти персонажи склонны к долгому размышлению и отчаянным принятием нового положения в своей жизни, тем самым раскрытию своих внутренних проблем. Их главной проблемой является поиск мотивации в жизни; источник своего страдания и постижение необходимости такого процесса (неуклонная концепция имманентного Бога).
Как герои Достоевского умудряются сохранять в своем сердце веру в честность, любовь и гуманный взгляд на жизнь?
Проблемы личности:
Они жаждут познания своих лучших качеств, своих возможностей, а также своих недостатков и слабостей, которые определяют их жизненную позицию. Иногда этот поиск становится такой мучительной личной борьбой, что приводит к развитию негативного менталитета и способности одержимости искусственными аспектами жизни в целом (например, игрой, пьянством).
Заключение:
Достоевский представляет мощнейшие образы личности, которые активно исследуют и постигают суть своей жизни и места в ней. Улицы, здания, чувства, слова и даже мысли этих персонажей поражают своей точностью и убедительностью.
Введение
Одной из центральных тем в литературе является проблема самопознания и развития личности, которая может включать в себя как положительные, так и отрицательные изменения в психологическом состоянии героев.
Один из пионеров изучения этой темы — Ф.М. Достоевский, который в своих произведениях неоднократно описывает личностную трансформацию своих персонажей. Одним из самых ярких примеров этого является главный герой романа «Бесы» — Николай Ставрогин.
Основная часть
Чувственность и мысли героев Л. Толстого и Ф.М. Достоевского
Из-за своей приверженности социальным и духовным идеалам Ф.М. Достоевский обращает большое внимание на проблему возвышения личности и уничтожения ее негативных аспектов.
В авторстве Л. Толстого также можно выделить тему личностного развития. Противопоставление «верхнего» и «нижнего ярусов» становится одним из центральных мотивов многих его произведений.
Главный герой романа «Бесы»
Николай Ставрогин — это отличительный пример того, как глубинное самоосознание и признание своих отрицательных черт, стремление уничтожить свою личность, в конечном счете, могут привести к спасению души.
Опьяненный излишествами мысли и эмоций, Ставрогин видит в этих испытаниях путь к самопознанию, путь к созданию новой природы. Это чрезвычайно актуальная тема и для современных читателей.
Заключение
Тема поиска личностного Бога через самопознание, нравственные испытания и борьбу с злом является центральной в произведениях Ф. М. Достоевского. Появление подобных психологических тем в его романах сделали великого русского писателя одним из основоположников «философского» романа.
Достоевский и революция (по роману «бесы»)
... смертью признается, что «совестью я виноват». В целом в романе «Бесы» Достоевский показывает искажение и измельчание идеи освобождения крестьян, изменения общественных отношений ... бесов — революционеров, которые овладевают душами людей, соблазнив их несбыточными утопиями. Из опровержения существования Бога делается вывод, с одной стороны, о возможности человеку самому распоряжаться своей жизнью, ...
Раскрытие героических образов в романах Ф.М. Достоевского
Известные произведения Федора Михайловича Достоевского отличаются сложным и многогранным воплощением персонажей. Однако все героические образы, представленные в его произведениях, принимают на себя ответственность за уничтожение своего социального «я». К этому результату они приходят после особой трансформации и духовных испытаний, которые приводят к воскрешению их подлинной природы
Один из таких героев — старец Зосима. Следуя его примеру, он отбросил поверхностную форму и стал символом светлости и мудрости. Также и Раскольников, Рогожин и Дмитрий Карамазов искупают свои грехи и личные слабости, чтобы обрести новую жизнь ума и разума. После потери индивидуальности они обретают общую судьбу и способность пережить достижение новых горизонтов в духовной сфере.
После множества испытаний, в которых разрушаются корни духовной жестокости, наблюдается катарсис — примирение и покой. Конечное одобрение Богом, сопровождающее героев, создает атмосферу прозрачности и света. Отображаясь на мрачном фоне ожесточенности мира, радуга также символизирует веру и мироустройство, как высший символ примирения русского общества и возрождение их новой жизни после череды испытаний.
Особенности общения у героев Достоевского
Герои романов Ф.М. Достоевского отличаются от героев произведений Бальзака и Диккенса тем, что общение для них не является просто социальным слоем и привилегией, но имеет глубинный смысл и религиозный характер. Они ищут мирового братства, а не просто общества и тесно связаны с идеей очищения своей души от пороков и ложных установок.
У героев Достоевского чистота внутреннего мира является предпосылкой для настоящего общения, которое происходит на глубинном, духовном уровне. Важно не только социальное положение человека, но и насколько он искренен и человечен.
Стилистика Достоевского
Из произведений Достоевского видно, что для него важно значение образов и риторики, с помощью которых он создает свой особенный стиль. Это отражается в использовании повторов и резких контрастов, а также в описании страданий и психологических состояний героев.
Очищенный человек, который является кульминационной точкой в романах Достоевского, умеет преодолеть социальные и психологические барьеры, поскольку его душа уже свободна от гордости, стыда и ненависти. Преступления и распутство не порочат его, поскольку он понимает, что важнее всего – это совесть и искренность желаний.
Религиозные мотивы в творчестве Достоевского
В творчестве Достоевского сильно присутствуют религиозные мотивы, что проявляется в его романах как в отражении духовной борьбы героев, так и в создании общих духовных образов и идей. В этих идеях также часто намечается критика религий и церквей, но в целом религиозность является одной из главных рамок мировоззрения у Достоевского.
Общение героев Достоевского
Герои Достоевского пытаются установить общение на очень глубоком уровне, где уже не важно социальное или психологическое положение человека, а существенна его человеческая сущность. Романы Достоевского показывают, что такое общение возможно только между очищенными, искренними личностями.
Испытание героя любовью в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»
... сочинении я хочу решить, выдержал ли Евгений Базаров, главный герой романа И. С. Тургенева “Отцы и дети”, первую проверку — проверку любовью. В начале романа автор представляет нам своего героя ... у нее нет цели и смысла в жизни, и хитростью вытягивает из ... — это чушь и блажь: “Базаров признает только то, что можно ощупать ... и ничего не боится. Но для Одинцовой это лишь игра, ей нравится Базаров, но она ...
Стиль письма и использование стилевых приемов
Достоевский зачастую использует разнообразные стилевые приемы, которые помогают ему отобразить состояние широкого круга людей. Это не только разнообразные речевые образы, но и использование типичных жестов и детальных описаний внешности персонажей. Контрасты между героями любят рассматривать литературные критики для того, чтобы убедиться в человеческой многоплановости Достоевского.
Выводы
Общение у героев Достоевского имеет религиозную и глубинную природу и предполагает очищение и искренность человеческой души. Успешное общение на таком уровне возможно только при переходе к последнему этапу развития личности, когда герой уже не обременен гордостью, временными желаниями и ложной гордостью, а способен увидеть в каждом человеке чистого собрата. Очищенность и человечность этого героя становятся главными моментами в общении в романах Достоевского.
Введение
Реализм и фантастика представляют две крайности в литературе. Реалисты стремятся к отображению человеческой жизни, как она есть, без преувеличения и искажения. Фантасты, напротив, создают миры, где нет границ для воображения.
Главная часть
Реализм
Достоевский один из самых известных реалистов в литературе. Он ставит целью показать истинную природу человеческого существа, не скрывая его недостатков и слабостей. Герои его произведений также стремятся найти правду и смысл своего бытия.
Однако Достоевский доходит до такого крайнего предела в реализме, что его произведения могут казаться фантастическими. Но он утверждает, что реальность превосходит любое воображение. Он выходит за границы обычного, чтобы раскрыть истину, которая может быть непонятна и нелепа в глазах привыкшего к среднему уровню взора читателя.
Фантастика
Фантастические произведения часто строятся на основе альтернативных реальностей и научных открытий. Они дают свободу воображению и позволяют авторам создавать миры, где нет ограничений для возможностей.
Однако фантастика также может содержать элементы реализма, такие как изображение человеческих отношений и конфликтов. Например, Герберт Уэлс в своем романе «Война миров» использовал фантастические элементы для описания эмоционального состояния людей во время войны.
Заключение
Реализм и фантастика могут представлять крайности в литературе, но это не означает, что они взаимоисключают друг друга. Каждый жанр имеет свои уникальные особенности и может использовать элементы другого жанра для усиления своего выражения.
Анализированный фрагмент является весьма прозрачным, содержа историю одного идеологического спора в литературе — Достоевского и натуралистов, таких как Золя и Флобер. В этом фрагменте автор описывает реалистический подход Золя и Флобера, а затем отличает его от подхода Достоевского. Автор подчеркивает, что натуралисты собирают детали реального мира через наблюдение и эксперимент, стремясь воссоздать в точности внешность и поведение персонажей. Они подчеркивают значимость фактов, количественных характеристик и деталей.
С другой стороны, Достоевский представляет собой альтернативу этому точному натурализму, придающему большое значение сверхъестественному и магическому. Он проникает в глубину человеческой души, взирая на жизнь через объектив своего всеведущего бытия. Достоевский, будучи художником-альхимиком, преобразует реальность в символическое изображение, обогащая его тайной его происхождения. В отличие от натуралистов, Достоевский не описывает персонажей подробно, но сквозь несколько фраз и слов он передает содержательные эскизы их внешности.
Это с позволяет Достоевскому передвигаться за рамки пространства и времени, вводить своих персонажей в нашу реальность и оживлять их в нашем воображении. Его язык полон символических образов, которые вполне отражают мистический аспект его искусства. Каждая черта лица, каждое движение создает глубокий эмоциональный отклик и оживляет персонажей в нашей памяти.
В результате, Достоевский и натуралисты преследуют разные цели в своем искусстве. Натуралисты стремятся к точности и объективности, подвергая образы детальному анализу и наблюдению, в то время как Достоевский использует магические и сверхъестественные элементы, чтобы проникнуть в глубину человеческой души. Оба подхода имеют свои достоинства, их сравнение помогает лучше понять разнообразие художественных приемов и их влияние на восприятие и интерпретацию личности в литературных произведениях.
Исследование о натурализме в романах Франции и России
В этом исследовании мы обращаемся к отличиям в подходе французских натуралистов и Достоевского к описанию человека в литературе. Как отметил Достоевский, основная проблема французского натурализма заключается в том, что они дают точное описание человека в состоянии полного покоя, словно он находится в духовном сне, и потому эти образы обладают ненужной верностью маски, снятой с покойника.
Однако, у Достоевского свой подход — он строит тело с помощью души. Его герои становятся пластичными только в моменты возбуждения, страсти, приподнятого состояния. В то время как французские натуралисты пытаются изображать душу через тело, Достоевский же, когда страсть напрягает черты, глаза увлажняются в ярком переживании, строит тело с помощью души. И только когда спадает маска буржуазного покоя, душевное оцепенение, его образ становится действительно образным.
Выводы исследования
Таким образом, можно сделать вывод, что подход Достоевского к созданию образов является более эмоциональным и ориентированным на внутренний мир героев, в то время как французский натурализм склонен к более точному, но менее эмоциональному искусству описания.
Итак, преднамеренно, а не случайно всякий образ у Достоевского обрисовывается сперва в неясных, как бы призрачных очертаниях. В его романы вступаешь, как в темную комнату. Виднеются лишь контуры, слышатся неясные голоса, и сразу не определишь, кому они принадлежат. Лишь постепенно привыкает, обостряется зрение; и тогда, будто с картины Рембрандта, из глубокого сумрака струятся тонкие духовные флюиды. Лишь охваченные страстью, выступают из мрака люди. У Достоевского человек должен воспламениться, чтобы стать видимым, его нервы должны быть натянуты до предела, чтобы зазвучать. Тело у него создается вокруг души, образ — только вокруг страсти. Только теперь, когда они как бы подожжены, когда они приходят в это удивительное лихорадочное состояние (ведь все герои Достоевского — олицетворение лихорадочного состояния), выступает на сцену его демонический реализм, начинается волшебная охота за подробностями; теперь он выслеживает малейшие движения, отмечает каждую улыбку, заползает в лисьи норы смятенных чувств, доходит по следам их мыслей вплоть до призрачного царства подсознательного. Каждое движение пластично выделяется, каждая мысль становится кристально ясной, и чем крепче опутаны загнанные души сетью трагизма, тем ярче они освещены внутренним огнем, тем прозрачнее становится их сущность. Самые неуловимые, потусторонние, болезненные, гипнотические, исступленные, эпилептические переживания обладают у Достоевского точностью клинического диагноза, четкими контурами геометрической фигуры. Ни один нюанс не пропадает, ни малейшее колебание не ускользает от его обостренных чувств: именно там, где другие художники умолкают, где они, точно ослепленные сверхъестественным светом, отводят взор, — там реализм Достоевского обнаруживается с наибольшей яркостью. И эти мгновения, когда человек достигает крайних границ своих возможностей, когда знание становится почти безумием, а страсть — преступлением, — эти минуты воскресают в его романах как незабываемые видения. Попробуем вызвать в своей памяти образ Раскольникова: мы увидим его не двадцатипятилетним студентом-медиком, бродящим по улицам или по комнате, носителем тех или иных внешних особенностей, — в нас встает драматическое видение его заблудшей страсти, когда, с дрожащими руками, с выступившим на лбу холодным потом, с невидящими глазами, он пробирается по лестнице дома, в котором он совершил убийство, и в таинственном трансе дергает звонок у дверей убитой, чтобы еще раз чувственно насладиться своими мучениями. Мы видим Дмитрия Карамазова в чистилище допроса, задыхающегося от гнева и от страсти, неистово бьющего по столу кулаком. У Достоевского человек становится художественным образом лишь в состоянии высшего возбуждения, на кульминационной точке чувств. Как Леонардо в своих грандиозных карикатурах рисует гротески тела, физическое уродство там, где оно выходит за пределы обыденного, так Достоевский схватывает человеческую душу в мгновения избытка, в те мгновения, когда человек словно наклоняется над краем своих возможностей. Среднее состояние ему ненавистно, как всякая гладкость, как всякая гармония: только необычайное, скрытое, демоническое приводит его художественную страсть к крайнему реализму. Он ни с кем не сравнимый ваятель необычайного, величайший анатом раздраженной и больной души, которого когда-либо знало искусство. Таинственное орудие, которым Достоевский проникает в глубь людей, — это слово. Гёте все изображает зрительно. Он удачнее всех определил эту особенность; Вагнер — человек глаза; Достоевский — человек слуха. Он должен раньше всего услышать речь своих героев, заставить их говорить, чтобы мы могли ощутить их зрением: у Толстого мы слышим, потому что видим, у Достоевского видим, потому что слышим. Его люди — тени и призраки, пока они не заговорили. Слово — влажная роса, оплодотворяющая их душу: только в речи они раскрывают свои тайники, словно какие-то фантастические цветы показывают свои краски, свою оплодотворяющую пыльцу. В спорах они разгораются, пробуждаются из своей душевной дремоты, а только к бодрствующему и страстному человеку направлена, как я уже говорил, художественная страстность Достоевского. Он выманивает слово у них из души, чтобы схватить самую душу. Сверхъестественная психологическая зоркость Достоевского, в конце концов, не что иное, как неслыханная острота слуха. Мировая литература не знает более совершенных пластических творений, чем речи героев Достоевского. Символичен порядок слов, характерен строй предложений, ничто не случайно: необходим каждый отдельный слог, каждый вырвавшийся звук, существенна каждая пауза, каждое повторение, каждое дыхание, каждая обмолвка; за высказанным словом всегда слышится подавленный резонанс — это бьют волны скрытого душевного прилива. Из речей героев Достоевского вы узнаете не только то, что говорит каждый из них, что он хотел бы сказать, но и то, о чем он умалчивает. И этот гениальный реализм духовного слуха сопровождает его на всех таинственных путях слова — на вязкой, болотистой равнине пьяного бреда, в окрыленном, задыхающемся экстазе эпилептического припадка, в непроходимой чаще лжи. В парах кипучей речи возникает душа, из души постепенно кристаллизуется тело. Совершенно незаметно сквозь дым слов, сквозь дурманящие курения речи встает в романах Достоевского видение телесного облика говорящего. Если другие создают образ прилежной мозаикой, красками, рисунком, то у него образ — сгущение слова. О людях Достоевского как бы грезишь в ясновидении, слыша их речь. Достоевскому нет надобности графически зарисовывать их: под гипнозом речи мы сами становимся духовидцами. Приведу пример. В «Идиоте» старый генерал, патологический лжец, идет рядом с князем Мышкиным и делится с ним своими воспоминаниями. Он начинает лгать, скатывается все глубже и глубже и наконец совершенно увязает в своем вранье. Он говорит, говорит, говорит. Страницами льется его ложь.
Художественный прием Достоевского: реалистические детали и контраст
Федор Достоевский — гений литературы, его произведения славятся не только интеллектуальной глубиной и философией, но также и прекрасной литературной техникой. В частности, одним из наиболее характерных и эффективных приемов Достоевского являются описания реалистических подробностей и контрастов.
Обычно достигается в его гениальной интуиции какой-нибудь мелкой деталью
Достоевский не описывает персонажей своих произведений как героев или образы, он рисует их словами, звуками и разными деталями. Через маленькие, реалистические детали Достоевский создает неповторимые портреты своих героев и передает их характеры и настроения. Эти подробности по существу являются крючками, на которые попадаются эмоционально-эстетические чувства читателей и защелкиваются, утяжеляя погружение в историю.
Контраст, как великий прием Достоевского
Вместо привычного описания, Достоевский создает характер героев через контрасты. Он сочетает самые благородные качества с наиболее низкими инстинктами и жестокостью, что сохраняет баланс между романтизмом и натурализмом.
В «Идиоте», например, Рогожин говорит о запахе трупа после убийства Настасьи Филипповны, что подчеркивает его жестокий и сатанинский характер на фоне черных мыслей о жизни и смерти.
То же самое, касается и описания генерала в «Идиоте»: Достоевский художественно описывает его через живое воплощение «бурлетменского образ’. Этп портрет старика помогает нарисовать характер его когда он лжет и струделается, выражение его разных чувств, а также нервной чувствительности на протяжении повествования. Контраст между генералом и действительной жизнью является сюжетным замыслом и благодаря ему, Достоевский показывает красоту художественной техники
Заключение
Использование реалистических деталей и контрастов это ключевой приём, в котором Достоевский блестяще проявляется: он создает уникальные характеры, которые формируются с помощью маленьких деталей, но в то же время, тонко передает весь коктейль человеческих двойственностей и недомоганий. С его прозревающими глазами он показывает непростые взаимоотношения и копирует слабости своих героев, делает контраст с другими образами и персонажами в их жизни, чтобы подчеркнуть их сложность, выявить мысли и передать свое толкование потусторонних сил, которые столь часто прозирают сквозь мнимую устоявшуюся реальность.
Нужно лишь вспомнить мир Достоевского. Он, в социальном отношении, — червоточина; он расположен у сточной трубы жизни, в самых тусклых слоях бедности и злосчастия. Сознательно (он не только антисентиментален: он антиромантичен) Достоевский переносит свою инсценировку в гущу банальности. Грязные подвалы, пропахшие пивом и водкой, душные, узкие гробы комнат, разделенные деревянной перегородкой, — никогда не салоны, не отели, не дворцы, не конторы. И его герои внешне нарочито «неинтересны»: чахоточные женщины, оборванные студенты, бездельники, моты, тунеядцы, — никогда не социально значимые личности. И как раз в этой тусклой обыденности разыгрываются у него величайшие трагедии эпохи. Из ничтожного волшебно возникает возвышенное. Нет в его произведениях ничего более демонического, чем этот контраст внешнего убожества и душевного опьянения, бедности обстановки и расточительности сердца. Пьяные люди в трактирах возвещают наступление третьего царства, его святой — Алеша — выслушивает глубокомысленную легенду от распутной женщины, сидящей у него на коленях, в игорных и публичных домах совершаются апостольские деяния благовестил и милосердия, и самая возвышенная сцена «Преступления и наказания», когда убийца падает ниц, склоняясь перед страданием всего человечества, разыгрывается в комнате проститутки, в квартире заики портного Капернаумова.
Его страсть, словно беспрерывный переменный поток, холодный или горячий — но только не теплый, — совсем в духе Апокалипсиса, насыщает кровообращение жизни. Поэт всегда ставит лицом к лицу возвышенное с банальным, бросает от волнения к волнению возбужденные чувства. Поэтому в романах Достоевского никогда не обретаешь покоя, не находишь нежного музыкального ритма, никогда он не позволяет дышать ровно — все время беспокойно перебрасываешься из стороны в сторону, как под разрядами электричества, со все возрастающим жаром, беспокойством, любопытством. Пока мы находимся под влиянием его поэтической мощи, мы сами уподобляемся ему. Как в себе самом, вечном дуалисте, человеке, пригвожденном ко кресту разлада, так и в своих героях, так и в читателе Достоевский разрывает единство чувств.
Это остается вечной особенностью его творчества, и не подобало бы определять ее ремесленным словом «техника», ибо это искусство исходит непосредственно от личности Достоевского, от жгучего исконного разлада его чувств. Его мир — очевидная истина и в то же время тайна, ясновидение действительности, наука и магия в одно и то же время. Самое непостижимое становится понятным, самое понятное — непостижимым; проблемы переливаются через край возможностей, и все же никогда они не становятся бесформенными. С неслыханной силой фантастически-реальные детали приковывают его образы к земному, ни один из них не ускользает в призрачный мир. Достоевский в ясновидении ощущает сущность своего героя до последнего сплетения его нервных волокон; он опускается с ним на морскую глубину его грез, проникает в лихорадочный трепет его страсти, пронизывает его опьянение; ни одна мысль, ни одна вибрация душевной субстанции не ускользает от него. Звено за звеном кует он психологическую цепь вокруг пленников искусства. У него нет психологических заблуждений, нет узлов, которые не становились бы прозрачными для его ясновидящей логики. Ни одной ошибки, ни одного противоречия внутренней правде. Он воздвигает художественные здания разума и ясновидения, необъятные и неколебимые. Диалектический поединок Порфирия Петровича с Раскольниковым, архитектоника преступлений, логический лабиринт Карамазовых — это бесподобная умственная архитектоника, безошибочная, как математика, и пьянящая, как музыка. Высшие силы разума и духовной зоркости рождают здесь новую истину, глубину, какой еще не знал человеческий дух.
Но все же — вопрос требует ответа, — почему, невзирая на сверхъестественную полноту действительности, творчество Достоевского, так глубоко земное творчество, производит на нас неземное действие — словно мир, расположенный рядом с нашим миром или над ним, но не наш мир? Почему, переживая в нем самые сокровенные наши чувства, мы все же словно чужие в нем? Почему во всех его романах горит какой-то искусственный свет и пространство его — будто призрачное пространство? Почему этот крайний реалист кажется нам скорее сомнамбулой, чем изобразителем действительности? Почему, несмотря на всю горячность, даже пламенность, в них вместо плодотворного солнечного тепла чувствуется какое-то причиняющее боль северное сияние, кровавое и ослепительное? Почему мы ощущаем это бесконечно правдивое изображение жизни не как самую жизнь? не как нашу собственную жизнь?
Я попытаюсь ответить на этот вопрос. Высший масштаб измерения подобает Достоевскому, и его можно оценивать сравнительно с самыми возвышенными, самыми неувядаемыми творениями мировой литературы. Для меня трагедия Карамазовых не менее значительна, чем сплетения Орестеи, чем эпос Гомера, чем возвышенные очертания творчества Гёте. Все они, эти произведения, даже наивные, проще, не столь чреваты будущностью, как произведения Достоевского. Но они как-то мягче, отраднее для души, они дают освобождение чувству, в то время как Достоевский дает лишь познание. Мне кажется: этому разрешающему действию они обязаны тем, что они не столь человечны, а просто человечны. Они окружены святой рамкой сияющего неба, мира, дыханием лугов и полей, в которых можно укрыться и дать передышку изнемогшему чувству. У Гомера среди битв и кровавой борьбы находишь несколько описательных строк — и вдыхаешь соленый ветер с моря, видишь сияние серебряного света Эллады над кровавой обителью и успокоенным чувством познаешь призрачность человеческой борьбы в сравнении с вечной сущностью вещей. И свободно вздыхаешь, разрешаясь от человеческой печали. И у Фауста есть Светлое Воскресенье, когда растворяются его муки в раскрытой природе, когда восторг его рвется навстречу мировой весне. Во всех этих произведениях природа освобождает от человеческого мира. Но у Достоевского нет ландшафта, нет разряда. Его космос — не мир, а только человек. Он глух для музыки, слеп к картинам, равнодушен к ландшафту: ценой неимоверного безразличия к природе, к искусству куплено его непостижимое, несравнимое знание человека. А всему только человеческому свойственна ущербность и неполнота. Его бог живет только в душе, а не в вещах; у него нет драгоценного зерна пантеизма, сообщающего немецким и эллинским произведениям способность успокаивать и разрешать. У Достоевского действие разыгрывается в непроветренных комнатах, на грязных улицах, в дымных кабаках, наполненных тяжелым человеческим, слишком человеческим воздухом; нет у него порывистого освежающего ветра и смены времен года. Попробуйте вспомнить: в его крупных произведениях — в «Преступлении и наказании», в «Идиоте», в «Карамазовых», в «Подростке» — в какое время года, в какой местности происходит действие? Летом, весной или осенью? Может быть, об этом где-нибудь и сказано. Но этого не чувствуешь. Не вдыхаешь, не осязаешь, не ощущаешь, не переживаешь этого. Они разыгрываются где-то во мраке сердца, временами озаряемом молнией познания, в безвоздушной области мозга, лишенной звезд и цветов, тишины и молчания. Дым большого города омрачает небо их души. Им недостает точки опоры для освобождения от человеческого; в них нет блаженных разрядов, самых ценных для человека, когда он отводит взор от себя и от своих страданий и обращает его на бесчувственный, бесстрастный мир. Это тень в его книгах: его образы как бы сняты с серой стены нищеты и мрака; чуждые свободы и ясности, они вращаются не в реальном мире, а только в беспредельности чувства. Его сфера — душевный мир, а не природа, его мир — только человечество.
Но и человечество его — как бы изумительно правдив ни был каждый человек в отдельности, как бы безошибочен ни был его логический организм — в целом, в известном смысле, неестественно: какая-то призрачность присуща его образам, их шаги как бы вне пространства, точно шаги теней. Этим я не хочу сказать, что они неправдоподобны. Психология Достоевского безупречна, но его люди не пластичны, ибо они исследованы и прочувствованы с возвышенной точки зрения: они сотканы только из души и лишены плоти. Героев Достоевского мы знаем исключительно как превращающееся и превращенное чувство; это — существа из нервов и души, почти забываешь, что у них кровь течет по жилам, что у них есть тело. На двадцати тысячах страниц его сочинений нигде не сказано, как сидит кто-нибудь из его героев, как он ест, пьет: они только чувствуют, говорят и борются. Они не спят (иногда лишь грезят в ясновидении), не отдыхают, они пребывают в постоянной лихорадке, постоянно размышляют. Они никогда не прозябают, как растения, как звери, — всегда они в движении, всегда возбуждены, напряжены и всегда, всегда бодрствуют. Более чем бодрствуют: всегда они пребывают в превосходной степени своего бытия. Они все обладают душевной дальнозоркостью Достоевского, все они ясновидящие, телепаты, духовидцы, все — пифические люди, и все пропитаны до последних глубин существа психологическим знанием. В обыденной, банальной жизни большинство людей — не нужно об этом забывать — находятся в конфликте друг с другом и с судьбой лишь потому, что они друг друга не понимают, что им свойствен лишь земной рассудок. Шекспир, другой великий психолог человечества, строит половину своих трагедий на этом врожденном непонимании, на этом фундаменте мрака, который лежит роковым камнем преткновения между человеком и человеком. Лир не доверяет своей дочери, ибо не подозревает о ее благородстве, о скрытом за стыдливостью величии ее любви; Отелло избирает себе в наперсники Яго; Цезарь любит Брута, своего убийцу, — все они во власти подлинной природы человеческого мира — заблуждения. У Шекспира, как и в действительной жизни, недоразумение, земное несовершенство становится производительной силой трагизма, источником всех конфликтов. Но герои Достоевского сверхзнающие — они не ведают недоразумений. Каждый пророчески знает другого, они понимают друг друга беспредельно, до последних глубин, они высасывают слово из уст друг у друга раньше, чем оно произнесено, и мысль — из материнского лона ощущения. Они чуют, они предугадывают друг друга, они никогда не разочаровываются, никогда не удивляются, каждая душа таинственным чутьем схватывает сущность другой. У них чрезмерно развито неосознанное, подсознательное; все они пророки, все провидцы и духовидцы. Достоевский отяготил их своим собственным мистическим проникновением в бытие и познание. Для пояснения я приведу пример. Рогожин убивает Настасью Филипповну. С первой встречи с ним, в каждый час любви, она знает, что он ее убьет; она убегает от него именно потому, что знает это, и возвращается, потому что стремится к своей судьбе. Она за несколько месяцев уже знает нож, который пронзит ее грудь. И Рогожин знает это, и ему, так же как и Мышкину, знаком этот нож. Его губы задрожали, когда он однажды замечает, что Мышкин машинально играет им. Так же и при убийстве Федора Карамазова всем ведомо то, чего никто не может знать. Старец падает на колени, потому что чует преступление; даже насмешник Ракитин умеет отгадывать события по этим признакам. Алеша, прощаясь с отцом, целует его в плечо — чувство подсказывает ему, что он его больше не увидит. Иван едет в Чермашню, чтобы не быть свидетелем преступления. Грязный Смердяков предсказывает ему это с улыбкой. Все, все, обремененные пророческим знанием, неестественным в своем великом многообразии, знают и день, и час, и место убийства. Все они пророки, всё знающие наперед, всё постигающие.
Здесь, в психологии, вновь познается двойственность формы всякой истины для художника. Хотя Достоевский знает человека глубже, чем кто-либо знал до него, все же Шекспир превосходит его как знаток человечества. Он познал неоднородность бытия, обыденное и безразличное поставил рядом с грандиозным, тогда как Достоевский каждого единичного человека возносит в беспредельность. Шекспир познал мир во плоти, Достоевский в духе. Его мир, быть может, совершеннейшая галлюцинация мира, глубокий и пророческий сон о душе, сон, превосходящий действительность, — это реализм, который, выходя из своих пределов, подымается до фантастического. Достоевский — сверхреалист, переходящий все границы: он не изобразил действительность, он ее возвысил над собой.
Итак, изнутри, только из души, исходит его художественное изображение мира; изнутри связанность этого мира, и разрешенность — изнутри. Этот род искусства, самый глубокий, самый человечный, не имеет предтеч в литературе — ни в России, ни где-либо в мире. Это творчество связано братскими узами лишь с далеким прошлым. Его судороги и страдания иногда напоминают греческих трагиков — чрезмерностью мучения людей, извивающихся под ударами сверхчеловеческой судьбы; мистической, каменной, неизбывной душевной печалью иногда напоминает оно Микеланджело. Но как истинный брат протягивает ему руку сквозь века Рембрандт. Оба они приходят из жизни, полной труда, лишений и презрения, оторванные от всех земных благ, загнанные ревнивыми стражами богатства в глубочайшие глубины человеческого бытия. Оба они знают творческий смысл контраста, знают о вечном споре мрака и света, знают, что нет красоты более глубокой, чем святая красота души, преодолевшая скудость бытия. Как Достоевский создает святых из русских крестьян, игроков и преступников, так Рембрандт рисует свои библейские фигуры с найденных в портовых переулках моделей; для обоих в самых низменных формах жизни кроется какая-то таинственная, новая красота, оба они находят своего Христа на самом дне жизни. Оба знают о постоянной борьбе земных сил, о свете и о тьме, с равной мощью господствующих в физическом и в духовном мире: и тут и там свет возникает из последнего мрака жизни. Если глубже всмотреться в картины Рембрандта и в книги Достоевского, в них откроется последняя тайна мировых и духовных форм: всечеловечность. И где душа сперва замечает лишь призрачную форму, тусклую действительность, там, заглядывая глубже, в радостном познавании она созерцает сияющий свет — это священное сияние, которое мученическим венцом окружает последние явления бытия.
