(с белорусского, эссе — глава из книги «Гамбургский счет Бахаревича»)
Дунин-Марцинкевич с его «Пинской шляхтой» — Кустурица белорусской литературной классики. Тут тебе и шляхтичи с темпераментом не хуже, чем у балканского цыгана — по любому поводу готовы дать в морду, пустить слезу или пуститься в пляс, здесь и эротика по загуменьям, и интриги на фоне пасторальных пейзажей, и природная, неизменная, как звездное небо над головой, взятка, и пьянство под раблезианскую закуску, и скорбь фанерных скрипок: счастье абсолютной самодостаточности. И, конечно, тут же и государство, абсолютно бессильное против всего этого пестрого карнавала, так как его собственные чиновники-бюрократы не только не мешают победному шествию веселого хаоса — этот карнавал на них и держится.
Умело пользуясь кичем, Кустурица в тысячный раз открыл миру Балканы — невсамоделишние, придуманные им самим, но такие притягательные. Похоже, что полтора века назад создатель нашего национального кича Дунин-Марцинкевич ставил перед собой сходные цели — заново открыть Беларусь. Но сначала ее надо было придумать. Придумать и втиснуть в наиболее популярную и легко усваиваемую мещанским мозгом форму. Кустурица воспользовался Голливудом, Дунин-Марцинкевич идеально вписался в ранний, боливудкий период развития белорусской литературы и за эти заслуги получил статус классика, с которым успешно добрался до наших дней, толкая перед собой свой отполированный водевильчик. Его кажущаяся диетичность, ненавязчивое фрондерство и, особенно, неприкосновенность автора позволяют угодить практически любой публике и впредь держать беларусчину там, где ее желает видеть большинство населения — в музейных-фольклорных гетто: рядом с хреном-тебе-в-глаза и пресными девушками.
«Пинскую Шляхту» по глупой филфаковской привычке называют сатирой. Конечно, никакой сатирой в этом произведении не пахнет — для этого автор слишком любит своих героев. В ней есть разве что сатиры — ну, как минимум один сатир, причем пожилой: сексуально озабоченный шестидесятилетний шляхтич Куторга; но сатиры — нет, не видно. Кто знает, может, автору и, действительно, хотелось показать вырождение и моральную деградацию обедневшей шляхты, которая, мол, во времена Дунина-Марцинкевича ничем уже не отличалась от обычного мужика — только смешной надменностью. Но о каком вырождение может идти речь — если бы у жизнелюбов и приспособленцев «Пинскай шляхты» были бы в жопах розетки, от них можно было бы заряжать аккумулятор. Гвозди можно делать из таких людей — или спички «Пинскдрев».
Белорусская литература
... Дунин-Марцинкевич. Во второй половине XIX века начинается эпоха реализма. К данному стилю можно отнести произведения Франтишка Богушевича, Адама Гуриновича и Янки Лучины. Новый этап развития белорусской литературы ... Шамякин Евгения Янищиц Сократ Янович 2.5. Современная литература [Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/referat/sovremennaya-belorusskaya-literatura/ ... реферат составлен на основе .
Пройдет сто лет, и о том, как чахла и погибала белорусская знать, попытается написать Короткевич — и это будет в определенном смысле «Красная книга», книга теней, так как от толпы веселых мужиков-шляхтичей останется один Дубатовк, такой познавательный – как бы заимствованный Короткевичем из нашего водевиля.
Таким образом, мы в Беларуси, девятнадцатый век недавно перевалил свой экватор, среди знати еще жива память о победах гетмана Ходкевича и Литовский статут — но это уже не важно. Автор начинает пьесу с объяснения, что действие происходит в окрестностях О … О, это «О», да еще в Окрестностях — оно с самой юности не дает мне покоя. То есть с самого начала произведения перед нами возникает круг, круг, вписанный в другой круг. Колесо с древних времен – проще говоря, символ целостности и замкнутости, крУгом обводили себя жрецы и волхвы, чтобы сначала запереть, а потом сконцентрировать волшебную силу.
Не намекает ли Дунин-Марцинкевич с самого начала на то, что своим произведением он собирался защитить, обособить вымышленный им мир, а вовсе не выставит его на всеобщее поругание? Ведь этот мир ценный и живой в пределах обведеного вокруг него двойного круга, вне его он ничего не значит и никому не интересен. В XXI веке эти два «О» будут заключены в третий, последний — белорусский Нацбанк выпустить к юбилею драматурга памятную монету, идеальная округлость которой как бы завершит превращение драматурга Марцинкевича в «вещь в себе».
Более того, это О … в пьесе — «посреди болот». Возникает соблазн представить болота, как треугольник, и воспринять тогда вступление за замаскированный масонский знак. Исследователи сходятся на том, что «О» означает название городка — «Ольпень», но, кажется, они просто слишком доверяют биографиям. Неизвестно, был ли Дунин-Марцинкевич масоном, но его пинская знать существует в произведении согласно законам масонской ложи — якобы и подчинена государству, но при этом исключительно по своим собственным правилам, руководствуясь исключительно своей моралью и своими интересами, и тихо точит империю изнутри, делая само существование далекой центральной власти просто абсурдным.
Слово «водевиль» происходит от французского «val de Vire», долина Виры: именно жители долины реки Вир в Нормандии считаются изобретателями веселых театральных сценок с обязательными песенками-плясками и незатейливым, замешанным на любви и интригах сюжетом. Известен с XVII века, во времена Дунина-Марцинкевича водевиль в Европе уже отживал свое, но в Российской империи все еще держался. Водевиль от природы неприхотлив: Гришко любит Марысю, Марыся — Гришка, и это, само по себе, уже может закончиться не только беременностью, но и пьеской. Далее автор «Пинской шляхты» не рискует и скромно одалживает у Шекспира немножко веронских страстей: нехитрый, вульгарный, но надежный прием.
Родители Марыси — злостные Протасавицкие-Монтекки, отец Гришка — Иван Тюхай-Липский — вдовец Капулетти. Между ними потихоньку тлеет Пинско-шляхетская вендетта: некогда родители выпивали вместе и после третьей рюмки граппы Липский назвал Протасавицкого мужиком, а тот обиделся и выпорол собутыльника. Должен состояться суд. Гришко подговаривает судебного заседателя помирить родителей и открыть тем самым путь к его браку с Марысей. Все старательно делают вид, что ужасно боятся приезда судьи. На Марысю тем временем претендует уже упомянутый несчастный сатир Куторга, и добрый мусье Протасавицкий просит сатира (ведь тот — человек «бывалый») помочь задобрить чиновника в обмен на дочь. Но стать мадам Куторгой девушке не суждено. Марыся, с ужасом представляя, как сатир будет стричь волосы в носу и «кашлять и стонать» в постели, сохнет по молодому Гришку и — в конце концов! — даже обещает утопиться в Припяти, если её не обручат с любимым.
Главная » Алфавитный каталог авторов » И » Ф. Искандер. и публицистика
У меня было совсем другое. Я с величайшим наслаждением все время ждал появления Савельича. Этот заячий тулупчик, эта доходящая до безрассудства любовь и преданность своему Петруше. Невероятная трогательность. Разве Савельич раб? Да он на самом деле хозяин положения! Петруша беззащитен против всеохватывающей деспотической любви и преданности ему Савельича. Он беспомощен против нее, потому что он ...
Сюжет — в самом начале, а тут уже обещание утопиться в нормандской реке Вир … — когда наконец-то приезжает судебный заседатель Крючков. Чиновник Крючков — такой же пинский шляхтич, но с широкими полномочиями и хорошим чутьем на халявную поживу. Как настоящий детектив, такой себе скотлaнд-ярдовский лестрэйд, он начинает с того, что сажает под арест абсолютно безобидного персонажа, бедного Куторгу — чтобы не мешал Дунину-Марцинкевичу писать пьесу дальше. Накануне Крючков уже получил взятку от одержимого своими матримональными планами Гришка — «двух зайцев, три пары тетеревов и бочонок мёду». То есть теперь он стратегический союзник Гришко и Марыси. Крючков приезжает в О …, чтобы собрать дань с остальных и закончить дело самым выгодным для себя образом.
Что ему блестяще удается. Вскользь, на прощание, поссорив еще двух шляхтичей (make your business!(1)), Крючков машет всем ручкой, обещая вскоре посетить О … снова. Пьеса заканчивается миром, песнями и пьянкой. «Всё» — Как в школьных сочинениях по беллиту (2) двадцать пять лет назад писал мой одноклассники Хмурко. «Кричите Браво — да и с богом». Такое вот белорусское кино 1866 года. Похоже, хороший тренажер для режиссера-новичка: вот тебе театр, а вот тебе вешалка. Однако, не все так просто.
Понятно, что на самом деле Крючков никакой не чиновник, а, скорее, археолог или даже землемер. В эту короткую экспедицию в самую середину двойного О … его направляет автор (а может, и сам отправляется вместе с ним, инкогнито, с паспортом на имя Винсента Писулькина (3)).
Настоящая цель автора и Крючкова — отыскать утраченный национальный характер. Бывают и такие цели в литературе. Находит ли его Крючков? Вряд ли кто-то из героев пьесы затаил на Крючкова обиду — асессор все сделал по-божески, так как асессор и должен был сделать. Очевидно, что пинской шляхте по душе уже сам факт вечности Крючкова: осознание того, что он будет всегда. Крючков ведь, хоть и строгий, и «дерёт», но с ним можно выпить и посмеяться и, в понимании знати, — ведет себя чиновник по-человечески, понимая, что он не где-то там, в Петербурге , Париже или Варшаве, а в О …, в самом центре двойного круга и болотного треугольника; справедливые судьи здесь никому не нужны, так как с ними О … потеряет сам фундамент своего существования.
Как не нужна в пьесе и оригинальность авторских решений — «Пинская шляхта» катится по законам жанра, как трамвай по рельсам, все знают, куда этот трамвай приедет, сколько в нем место и какая цена билета (а великие произведения, к которым «Пинская шляхта» вряд ли принадлежит, именно поэтому и великие, что с определенного момента их трамваи сходят с рельсов, взлетают или отрезают головы берлиозам).
Пьеса Шекспира «Буря»
... П. Шекспировские чтения. М.: Наука, 2010. Пинский Л.Е. Магистральный сюжет.- М.: Сов. писатель, 2009. Рацкий И. Проблема трагикомедии и последние пьесы Шекспира // «Театр», 2011, № 2. Руднев ... от того, что не принадлежит привычному миру людей – от своих волшебных книг. «Буря» - декларация возврата человека к человечности, ограниченной присущей человеку природой. Для современного зрителя/читателя ...
Иерархия мира О … описана тем самым Куторгом:
«… Добрая старая сказка учит:
Дерет коза в лесу лозу,
Волк дерет в лесу козу,
Волка же — мужик Иван,
А Ивана — ясный пан,
Пана рвет уже юрист,
А юриста –
чертей штук под триста!»
А триста чертей сидят и придумывают старые сказки, которые учат нас тому, что рвет коза в лесу лозу, волк рвет в лесу козу и так далее, по кругу. Выпадения какого из звеньев в этом списке неизбежно повлекло бы за собой разрушение всего О …, которое превратилось бы тогда в невесть что: Ю, W или даже Ы. Юрист здесь на почетном втором месте сверху, над ним одни черти. Стоит юристу восстать против тех чертей, а драматургу — хотя бы на сантиметр отступить от законов жанра, как все развалится: Иван станет рвать пана, коза — юриста, волк — лозу, а псевдопасторальный кичевый водевиль станет литературой, чего никак не мог допустить бывший минский юрист Дунин-Марцинкевич, который в 1834 году подавал прошение о признании его дворянином и сам хорошо знал, какое на ощупь судебное сукно.
Зависимость Дунина-Марцинкевича от своих героев почти роковая: как и в большинстве таких масонских пьес, литератор живет здесь только благодаря своим отрицательным героям — если проигрывают зло, жадность и неправда, исчезнет и сам автор. Впрочем, найти здесь положительных героев тоже проблематично: Гришко и Марыся, возможно, и могли бы воплощать некое светлое начало — если бы не их очевидная обреченность: понятно, что после того, как занавес опустится, они поженятся … Что дальше?
Получат в наследство заплесневелый шляхетский гонор, который никому особенно и не продашь; быстро постареют, Гришко превратится в копию своего отечного, задиристого и алчного отца — науку приспособленчества и взяточничества он уже усвоил; а Марысю, которая после первых родов станет толстой, вздорной и подозрительной, ждут Kinder, Kuche i Kirche (4).
Не стоит забывать и о магических «Окрестностях О … »- даже если герои и сумеют вырваться из одного круга, за ним их неизбежно ждет второй. Отсюда нет выхода, отсюда даже автор, отыскав то, что хотел, не смог вернуться, так и оставшись Писулькиным, пусть и классиком
Правда, водевиль, особенно если он — фарс, особо и не нуждается в положительных героях. В чем он нуждается — так это в веселых интригах, соленых шутках и остром языке. Смех в «Пинской шляхте», конечно, специфический. Набоков писал о литературе XIX века, что тогда комар был смешным уже сам по себе, комар на носу — смешным вдвойне, а комар на носу городского головы мог довести читателя до истерического хохота. Примерно то же самое встречаем и в «Пинской шляхте». Юмор в «Пинской шляхте» насквозь физиологичен, это юмор очереди на медосмотр в провинциальной поликлинике.
Задраный вверх ус «суриёзного» Крючкова — один из главных комических элементов пьесы, а поговорка Липского «хрен тебе в глаза» — ее парафраз. «Горячая, ой, горячая! «- говорит мать Марыси о подаваемой к столу еде, а Крючков воспринимает это как сексуальную характеристику Марыси. «Ни верашчака (5), ни хороший шмат колбасы, ничто мне не по вкусу, всё горло дерет без тебя, любовь моя» -жалуется похотливый Куторга. Смешно, аж лопнуть можно. Но народный юмор всегда был и будет физиологическим, пусть даже эпоха и корректирует значения отдельных слов. Мало кто задумывается, что для нынешних школьников, которые ржут над «Пинской шляхтой», выражение «Хрен в глаза» вызывает прочные порнографические ассоциации.
Сочинение про швейцарию на немецком языке
... жителей 65 % говорят немецкой, 18 % — французской, 10 % — итальянской и 0,79 % — ретороманською языками. Эти четыре языки считаются государственными. Швейцария — горная страна. Главными ... правительство). Она состоит из 7 федеральных министров и избирается на 4 года. Правительство не может быть сброшено. Федеральное собрание ... die Schweiz in der Weltpolitik? Сочинение! . Потом не будешь искать!
Интересно сравнить «Пинскую шляхту» с другими драматическими поисками эпохи. В то самое время, когда Дунин-Марцинкевич дописывал свой фарс-водевиль, другой, не настолько известный в О …, европейский драматург, аккурат правил рукопись новой пьесы под названием «Пер Гюнт». Когда мы говорим об отставании нашей литературы от зарубежной, то не должны забывать: у Ибсена перед Дуниным-Мартинкевичем было существенное преимущество — во-первых, ему не нужно было придумывать Норвегию, во-вторых, он мог позволить себе вырваться из объятий собственных героев, так как не брал на себя обязательств понравиться публике — то, что ищет Пер Гюнт, личное и уже поэтому — общечеловеческое.
Пер Гюнт оставляет родину и едет по миру, Ибсен забрасывает его то в Марокко, то в пустыню, то в Каир, он может сравнивать страны, людей, небо, вероисповедании — герои «Пинской шляхты» такой возможности не имеют, как не имеют и такой потребности: зачем им отправляться дальше ближайшего «места», они и так живут в центре вселенной.
Символично, что если Пер Гюнт возвращается, то от него требуют ответа: пусть бъяснит, где и когда он был самим собой. Вздор какой — каждый герой «Пинской шляхты» знает, кто он, играет самого себя и твердо уверен в правоте мироздания, а если кто усомнится — хрен тому в глаза. В иерархии «Пера Гюнта» человек стоит на самом верху и сам по себе достоин трехсот чертей. Поэтому так трудно толкать перед собой водевильчик – его колеса застревают в следах от широких ступней Пера Гюнта и ему подобных.
Вот и получается, что спасти автора способно только одно — язык. А язык у Дунина-Марцинкевича и в самом деле отменный, сочный, высокий, как грудь юной Марыси — видно, что пьеса появилась на свет с чего-то большего, чем желание одного пана немного «потрепаться»; язык — вот стихия Дунина-Марцинкевича, а вовсе не театр. Одна только «Пинская шляхта» тянет на полноценный словарь оригинальной, безэквивалентной народной лексики. В языке пьесы (по крайней мере, пьесы в ее канонизированном виде) кое-где встречаются и первые в новой белорусской литературе попытки воспользоваться комическими целями трасянки (6)- тот самый прием, который потом будут брать на вооружение поколения литераторов — от Купалы до Змитрока Аглаблёвого (7).
Российский канцелярит в «Пинской шляхте» — несомненная удача то ли автора, то ли его поздних переписи ков: все эти «жалующиеся», «судящиеся», «дерущиеся» «преступники» и «употреблённая» ими в «определенных обстоятельствах» «гербовая бумага »…
Вот мы здесь говорим, говорим — а серьезные исследователи уже давно намекают, что с Дуниным-Марцинкевичем пора заканчивать. В том смысле, что: а был ли вообще мальчик? Действительно ли Марцинкевич — такой Дунин, как о нем привыкли думать?
Анализ текста как средство развития речи учащихся среднего звена ...
... языка. Школьная программа основными видами работ по развитию называет изложение и сочинение. Однако не все ученики понимают, осмысливают, запоминают и воспроизводят текст. Чтобы понимать и полноценно воспроизводить текст, ... только тексту и является его основным признаком. Содержанием любого законченного текста ... речи учащихся через анализ текста. Предмет исследования: анализ текста как средство ...
И если Дунин — то в самом ли деле Марцинкевич? Или он сам «Пинскую шляхту» написал – или, все же, ему ее приписали? И если все же сам, хрен ему в глаза, «пинская» ли это знать — ведь некоторые смелые лингвисты сомневаются в принадлежности «пинскошляхетского» языка к пинским говорам? И белорусским ли языком она написана – или, может, скорее, принимая во внимание оригинал, — полесской валодой (8)? А может, Дунин-Марцинкевич вообще – до сих пор не раскрытый польский шпион в хрестоматиях по белорусской литературе? Пинской местечковой шляхте хотелось выпить и подраться, а минской научной шляхте хочется заполучить своего Шекспира, пусть и таким странным способом. Наверное, Дунин-Марцинкевич с «Пинской шляхтой» проживут с нами еще парочку веков и, вполне возможно, войдут в вечность. В конце концов, для того, чтобы оставлять после себя загадки, необязательно быть великим — а загадки остаются, как круглые мокрые отпечатки бутылок на судебном сукне.
Примечания переводчика:
1 make your business! (с англ.) – делай свой бизнес;
2 Беллит — белорусская литература;
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/esse/po-proizvedeniyu-pinskaya-shlyahta-dunina-martinkevicha/
3 Винсент Писулькин — один из персонажей пьесы, секретарь Крючкова;
4 Kinder, Kuche i Kirche (с немецкого) — Дети, церковь и кухня – круг забот и интересов замужней женщины;
5 Верашчака — традиционное блюдо польской и белорусской кухни в виде кусочков мяса или колбасы с острой подливкой;
6 Трасянка — форма смешанной речи, в которой часто чередуются белорусские и русские слова, элементы и структуры. Схожее явление есть и наУкраине, где смешанная украинско-русская речь, называется суржиком;
7 Скорее всего, автор, противопоставляя Змитрока Аглаблевого Янке Купале, имеет в виду белорусских писателей восьмого-десятого эшелонов, чьи имена не известны ни широкому кругу читателей, ни большинству исследователей белорусской литературы;
8 Valoda (латышск.) – язык. Имеются в виду полесские говоры, которые подразделяются на западные (переходные от белорусского к украинскому языку) и на восточные (переходные от белорусского к русскому).
Последние сохранили в себе достаточно много архаичных языковых форм.
Добрый день, Константин.
Вот не отпускает меня это эссе. Читаю и перечитываю.
Я не читала первоисточник, но не сомневаюсь в том, что перевели вы все точно. И написано эссе — отлично. Цепко, забористо.
А по сути мне почему-то сколько ни читаю, становится грустно.
Не знаю, почему автор считает, что Кустурица показал Балканы — «невсамоделишние, придуманные им самим, но такие притягательные». Так же не мне судить, почему, по мнению автора, Дунин — Марцинкевич придумал Беларусь и втиснул ее «в наиболее популярную и легко усваиваемую мещанским мозгом форму».
Пусть так. Я не литературовед.
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/esse/po-proizvedeniyu-pinskaya-shlyahta-dunina-martinkevicha/
Но мне кажется, что точно так же и сам автор эссе придумал свою Беларусь. В которой большинство населения жаждет «перенести беларусчину — в музейно-фольклорные гетто».
Вопросы белорусской идентичности в произведении И. Абдираловича ...
... оказался для нас пагубным. абдиралович извечный беларусь творчество Во второй части автор проводит анализ истории Европы, как историю возникновения, развития и упадка форм. Речь идет ... общественные формы. Творчество должно быть взаимосвязано и уравновешенно с разрушением (тоже касается индивидуального и социального творчества). Таким образом, автор видит решение проблемы белорусской идентичности в ...
А как же иначе, если «наша литература всегда отставала от зарубежной». И для доказательства этого давайте сравним водевиль с драмой Ибсена. То, что сравнение не корректное — значения не имеет. Тут ведь что главное: сидят себе полещуки в своем болоте и никуда не рвутся, всем довольные. А Пер Гюнт — гражданин мира, все страны объехал, всюду наследил. Стал ли он сам от этого лучше, стало ли лучше тем, к кому заезжал и к кому вернулся — не важно, главное «себя показал».
Что же, и наш автор уехал, и ищет себя где-то там, в Гамбурге. Вольному воля.
Но, мне кажется, при том, что автор, конечно же, имеет право на собственное мнение, все же стоит уважать людей, которые не имея возможности и желания уезжать куда-то, живут своей жизнью, и твердо знают, что они всегда — настоящие, нравится это кому-то или нет.
А если уж сравнивать, я бы сравнила «Пер Гюнта» с «Паном Тадеушем» Мицкевича. Да, на польском языке написано, а по мнению Бахаревича родина писателя — то, на каком языке он пишет. Конечно, это так. Но Беларусь в этом плане — особая страна. В составе каких государств только не пришлось ей побывать, и Мицкевич все-таки всегда называл себя литвином, по принадлежности к земле, на которой родился. Кстати, Дунин-Марцинкевич был первым переводчиком «Пана Тадеуша» на белорусский язык».
Простите, Константин, за столь длинный отклик. Просто захотелось поделиться мыслями по этому поводу. Задело немного. Всего вам доброго.
Понемногу прочитаю все ваши переводы Бахаревича. Интересно же.
17.10.2016 11:14 •
