Жизнь и творчество Виктора Олеговича Пелевина

метки: Пелевин, Творчество, Сказать, Жизнь, Виктор, Babaj, Книга, Существовать

ПЕЛЕВИН Виктор Олегович (р. 1962), русский писатель. В 1985 окончил Московский энергетический институт (МЭИ) по специальности электромеханик, служил в Военно-Воздушных силах, окончил курс обучения в Литинституте. Несколько лет он был сотрудником журнала Science and Religion, где готовил публикации по восточной мистике. Первое опубликованное произведение — сказка «Колдун Игнат и люди» (1989).

Премия «Великое Кольцо» (1990, «Реконструктор»; 1991, «Принц Госплана»; 1993, «Бубен верхнего мира»).

Премия «Золотой шар» (1990, «Затворник и Шестипалый»).

Малая Букеровская премия (1992, сборник «Синий фонарь»).

Премия «Бронзовая улитка» (1993,»ОмонРа»).

Премия «Интерпресскона» (1993, «Омон Ра»; 1993, «Принц Госплана»).

Премия «Странник» (1995, «Зомбификация»).

Учился в Литературном институте им. Горького. Он работал в одном из первых небольших частных издательств в стране, участвовал в публикации текстов Карлоса Кастанеды, древних китайских буддистов. Начинал как автор фантастических рассказов.

эзотерические

Писатель Виктор Пелевин так долго и умело мистифицировал публику, что среди его юных поклонников даже существовало мнение, что настоящего Пелевина не существует, и почти компьютер пишет романы с этим именем. Известный московский журналист Алексей Беляков, автор самого полного жизнеописания Аллы Пугачевой, даже начал свой короткий биографический очерк о писателе следующим заявлением: «Прежде всего, надо условиться: Виктор Олегович Пелевин — вполне реальное существо, проживающее в Чертаново. Так что те, кому больно расставаться с образом виртуального автора «чумовых» романов, могут сразу переходить к чтению последнего из них». Но буквально через строчку Беляков сам становится жертвой виртуальной мифологии: «Он родился в 1962 году и детство с юностью провел в подмосковном городе Долгопрудный, который был воспет группой «Дюна», еще раньше прославился своим Физико-техническим институтом».

Вышеупомянутую биографическую информацию действительно можно найти в Интернете. В официальных автобиографиях, написанных самим Пелевиным в разные советские учреждения, совершенно разная информация. Вот, например, автобиография, приложенная к заявлению о членстве в Союзе журналистов СССР.

» Я, Пелевин Виктор Олегович, родился 22 ноября 1962 года в г. Москве. В 1979 году закончил среднюю школу №31. В 1979 году поступил в МЭИ, который закончил в 1985 году. В 1987 году поступил в очную аспирантуру МЭИ, где учился до 1989 года. В 1989 году поступил в Лит. институт им. Горького. С 1989 года работал штатным корреспондентом журнала «Face to Face» в течение года. С того же времени сотрудничал с различными газетами и журналами, выходящими в г. Москве.1 декабря 1993 г.» К заявлению приложен и список публикаций.

Доклад: Авторская песня, Виктор Цой

... Борис Гребенщиков услышал в электричке песню Виктора Цоя в его исполнении («Мои друзья идут по жизни маршем»). После более близкого ... во главе с Максимом Пашковым. В 1978 году, окончив восемь классов, поступил в художественное училище им. В. Серова. После исключения ... Тем временем «Игла» выходит на второе место в прокате советских фильмов, а на кинофестивале «Золотой Дюк» в Одессе Виктора Цоя ...

По правилам тех лет Пелевин вступил в Союз журналистов через первичную организацию. А именно — через «первичный» журнал «Наука и религия», где до сих пор хранятся его документы. По его словам, он сделал это в надежде присоединиться к кооперативу СЗ и «решить жилищный вопрос».

II. Семья и школа

Английская средняя специальная школа No. 31 находился в самом центре Москвы, на улице Станиславского. Сейчас здесь находится престижная гимназия, а улице вернули название Леонтьевский переулок. Школа была элитная. В нем приняли участие дети и внуки знаменитостей и больших начальников, живших в самом центре Москвы. На класс или два старше или младше учились Антон Табаков, Миша Ефремов, Саша Басов, Саша Мессерер, внучатый племянник Сталина Сережа Алиллуев, дочь Николая Сличенко, сыновья заместителя министра внутренних дел СССР Василия Трушина… По словам художника Александра Мессерера, мать Вити Пелевина, Зинаида Ефремовна Семёнова, работала директором в этой школе и преподавала английский язык, на котором почти все выпускники «бегло говорили». Отец Пелевина, Олег Анатольевич, был преподавателем на военной кафедре в МВТУ им. Баумана.

Журналист Алексей Трушин часто после школы гулял с Пелевиным по бульварам: «Он очень трогательный был. На тонкой шее небольшая круглая голова, и с детства ходила, как сейчас в моде, с короткой стрижкой. В каких-то шапочках дурацких и куртке «Аляска», тогда модной. Он придумывал истории. Если мы говорим, что это куча лжи, то это неправда, просто куча фантазий. Такой вздор, но все это соединялось с реальной жизнью».

Летом 1979 года Пелевин поступил в Московский энергетический институт на факультет электрооборудования и автоматизации промышленности и транспорта. В 1985 году он закончил с отличием и 3 апреля был «принят инженером на кафедру электротранспорта». В марте 1987 года сдал экзамены по специализации и приступил к проектированию электропривода городского троллейбуса с асинхронным двигателем. Но диссертацию не защитил.

почвенника ³

В этой ироничной «объясниловке» студент не лукавил. Он действительно «готовил рукописи» и даже опубликовал их в журнале Science and Religion». В декабрьском номере за 1989 год — рассказ «Колдун Игнат и люди»; а в январском, за следующий год, — большую статью «Гадание на рунах».

III. Наука и религия

В 1989 году известный писатель-фантаст Эдуард Геворкян привел Пелевина в журнал «Наука и религия. Более того, как напоминают редакция, преодолевая характерную писательскую ревность, он сказал, что Пелевин далеко пойдет.

антропософии

Однажды в разговоре с Геворкяном, при котором присутствовал Пелевин, Пазилова произнесла это имя. Пелевин вдруг встряхнулся: «Что, а у вас есть Виталий Павлович ?! Это мой учитель!» Фокусник и писатель Ахрамович был человеком странным и неорганизованным, пил много и часто.

В начале жизни школу помню я учащихся (5 класс)

... сборника, куда в дальнейшем войдут лучшие сочинения из истории родного лицея. («Ждём перемен», «Учитель, Перед именем твоим…», «Переменка», «Класс!», «Есть контакт!», «В начале жизни школу помню я»… и т.д.) ... с благодарностью вспоминают лучшие годы, проведённые в стенах школы № 27! Вот несколько звуковых писем, которые мы «расшифровали» в юбилейный для нас День Учителя в 2006 году. Здравствуйте, ...

«Виталий Павлович пил водку, — это было его исконное колдовское дело», — вспоминает Валентина Пазилова. С похмелья писал мистические тексты, книгу о магии Москвы. В октябре 1993 года он трижды прошел Садовое кольцо, «чтобы освободить место». Выпивал с Ахрамовичем и Пелевин. Однажды в состоянии сильного опьянения у Ахрамовича в доме прибили гвоздями к стенам все его книги. Целую библиотеку.

Однажды Ахрамович купил у водителя редактора лосиную коровью ногу за половину своей небольшой зарплаты, чтобы переспать с ней. Пелевин «ужасно обрадовался этой лосиной ноге и был просто в восторге от этой акции», — вспоминает ответственный секретарь редакции Ольга Брушлинская. На поминках Ахрамовича, который внезапно умер в октябре 1995-го, Пелевин, по словам Пазиловой, «орал как бешеный, надрывно, громким голосом: «Ви-и-т-а-л-и-и-й»!!!»

IV. Мифы народов мира

Из Литинститута Пелевина отчислили 26 апреля 1991 года. Как записано в приказе №559, «за отрыв от института». Не очень понятно, что скрывается за бюрократическим термином «отрыв», поскольку «физически» жизнь Пелевина с начала 1990-го была связана именно с Литинститутом, где несколько комнат арендовало недавно созданное издательство «День», в котором молодой писатель начал работать редактором отдела прозы. День был организован однокурсником Пелевина по Литературному институту Альбертом Эгазаровым на деньги, вырученные от продажи компьютеров.

оккультисты

Вскоре издательство переименовали в «Ворон». Затем — издательство «Миф», в рамках которого до сих пор издаются солидные тома: «Энциклопедия Третьего Рейха», «Энциклопедия символов, знаков, эмблем», двухтомник Алистера Кроули «Магия в теории и на практике».

«Витя с Аликом вскоре совсем ушли в мистическое направление, — вспоминает художник Юрий Глаголев. — Они вместе писали книгу «Красная магия». Они представляли советское общество как единственное ритуальное общество, оставшееся на земле. Это должно было быть очень серьезно. Алик просил прислать фотографов, чтобы сфотографировать метро, ​​ВДНХ, символику и так далее. Пелевин занимался знаковой частью, Алик, — идеологической».

До сих пор Пелевин гордился тем, что подготовил работы Карлоса Кастанеды к публикации, отредактировал перевод и «почти переписал». Правда, через много лет, весной 1997-го, он опубликовал в одном очень малотиражном журнале «Дарин-эксклюзив» ироническую статью про Кастанеду «Тихий ДОН». Она разбита на главки под очень своеобразными названиями: «Тени исчезают в полдень», «Месть бешеного», «Отцы и дети», «Как закалялась сталь», «Мастер и Маргарита», «Горе от ума». Статья заканчивается пересказом разговора Пелевина с писателем и редактором одного из самых влиятельных журналов Аргентины, хорошо знающим Карлоса Кастанеду.

«Говорят, что весь мир — театр, а все люди — актеры. На самом деле человек не столько актер, сколько само представление. Мы живем среди сплошных мыльных опер, да и сами такие же. Мировой театр деградировал в шоу-бизнес…»

Текст книги «Кто что скажет – всё равно»

... меня не любила, и я не мог понять почему. Ещё ладно, если бы она была просто злой тётей, ненавидящей всех детей подряд, так ведь нет! ... на всю ивановскую. Мы с папой молчали. Я боялся его разозлить. Мама смущённо сказала: Извините, пожалуйста, не удержалась. И вдруг папа как захихикает. И я ... ездили по обмену в Париж, но подарить решил на Новый год, чтобы повод был, а не с бухты-барахты. Три с ...

Был ли в действительности такой разговор, знает только Пелевин. Через пару лет, в романе «Generation «П», похожий трюизм ⁸ зазвучит уже из уст совсем других героев.

V. Труды и дни

Что касается не творческой части, а повседневной части этой жизни, Юрий Глаголев с улыбкой говорит: «У Вити отвратительный характер. Это часто приводило к конфликтам, и Алик и писатель Виктор Кулла всегда брали на себя вину. И из отделения окружного прокурора 108-го отдела они его получали, а Пелевин всегда выходил сухим.

В литературном мире ходят легенды, что Пелевин прекрасный каратист. Известный литературовед Виктория Шохина вспоминает, как однажды в отделе культуры Независимой газеты Витя стал показывать фокусы: «На голову критика Марии Ремизовой надели коробок спичек. Витя замахал ногой над стройной головой Ремизовой: она боялась ударить ее по лбу и все выше и выше поднимала. В конце концов он все-таки сшиб этот коробок».

Показывал приемчики карате Пелевин и в издательстве «Миф». Но, по словам Юрия Глаголева, не очень хорошо: «Еще у нас был режиссер Дима Власов,« уличный боец ​​», он что-то делал. Витя показал ему трюки и сразу получил удар по голове, упал и больше не показывал. Хотя говорил, что у него удар две тонны ногой. Кстати, про двухтонный выстрел: мы с Аликом в пьяном виде разбили стол в щепки. Витю приглашали, он отказался, не стал».

VI. Вопросы литературы

[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/kursovaya/tvorchestvo-pelevina/

В 1991 году Пелевин по рекомендации прозаика Михаила Умнова пришел в «толстый» литературный журнал «Знамя». Виктория Шохина работала там редактором отдела прозы: «Потом пошла на факультет фантастики. Ему хотелось эту границу развлекательного и настоящей прозы перейти. Он мог иметь успех, например, как братья Стругацкие. Но он хотел большего, как я понимаю, и был прав. И вот Миша Умнов сказал ему, что вот, мол, сидит тетка, которая понимает в этом, и он пришел ко мне и принес «Омон Ра».

Работа была опубликована в начале 1992 года, а в конце года была опубликована и книга «Жизнь насекомых». Когда рукопись «Омон Ра» готовилась к публикации, Пелевин звонил Шохиной беспрерывно, но якобы не из Москвы, хотя, может быть, это игра была какая-то. Он говорил: «Я звоню из сталактитовых пещер, подвешенный к чему-то, кругом летучие мыши, быстро скажи, приняли рукопись или нет».

В то время Пелевина интересовал так называемый «литературный мир». Обязательно ли вступать в Союз писателей, участвовать в различных литературных собраниях? Но после аварии эти вопросы отпали. Вот как рассказывает Виктория Шохина: «Он пошел поменять доллары в Центральном телеграфе и встретил там Леню Латынина, мужа критика« Литературной газеты »Аллы Латыниной». Я, кстати, объяснил ему, почему Леня его к себе домой затащил: у них есть девушка, на которой нужно жениться. Натуральная девушка. Ну Пелевина так просторе возьмешь… Леня, опытный графоман, сказал, что «в литературную жизнь надо входить». А Пелевин: «Я не понимаю, куда мне нужно вступать?»

Витя сказал мне, что потом вышла невеста и стала как автомат выливать цитаты. Но Витя «просек», мужики же понимают, когда их пытаются охомутать. Витя сказал: «Вы знаете, вы похожи на Гиппиус». Она обиделась, решила, что это оскорбление. Его все это настолько потрясло, что он купил бутылку водки, выпил и позвонил мне».

Работа «Русская идея» в романе В. О. Пелевина «Generation \»П\»» ...

Хотя классик XX века и говорит о том, что «национальная идея» не должна быть «сочинена в верхах власти», он не отказывается от того, что это возможно. Мы также не можем отказываться от предположения об «искусственном создании и насильственном внедрении» «национальной идеи» и в дальнейшем будем рассматривать «национальную идею» именно с этой позиции. Термин «национальная идея», как видим, не имеет ...

VII. Практическая магия

Свою статью «Гадание по рунам» из «Науки и религии» Пелевин использовал на все сто: сдал ее в качестве курсовой работы в Литинститут и продал какому-то кооперативу в качестве инструкции к набору рун. Он часто говорил, что ему интересно узнать о своих друзьях, и что некоторые из них «сходят с ума», а другие «оживают».

Писатель и философ Олег Давыдов, когда он встретился с ним, каким-то образом обнаружил, что Пелевин тоже гадал по Из Цин, Китайской Книге Перемен».

«Он мне рассказал, что в основе некоторых глав «Жизни насекомых» заложена гексаграмма, «Колодец». Ну и разговор пошел профессионально, о толковании этой гексаграммы. Однажды я рассказывал судьбу другу, и на него выпал колодец, я кое-что запланировал для него, и мы обсудили мое предсказание, его предсказание… И он подумал, с помощью старой китайской монеты, у меня есть другой метод: я двигаю листья тысячелистника. Смысл этого прогноза таков: необходимо выделить шесть линий, прерывистых или непрерывных. Подбрасываешь монетку и видишь начало: женское или мужское, условно — орел или решка, сильное — слабое, светлое — тень. У него еще была компьютерная программа по гаданию, и он также гадал, используя ее. Он сказал мне, что очень разочарован этими компьютерными программами, потому что компьютер делает предположения механически».

VIII. Про грибы

Практически во всех книгах Пелевина герои едят наркотические грибы или нюхают кокаин. «Он меня звал в гости, говорил: я сейчас такой составчик сделаю, будет такой улет, — вспоминает Виктория Шохина. — Он называл все точными химическими или медицинскими терминами: барбитураты там, еще что-то. У него все время витали в разговорах словечки «трип», «глюк». Сейчас корабли подойдут, подъедет мой кореш, принесет косячок. Зачем тебе это? Для меня это было довольно очевидно: расширить свое сознание. Он не кололся никогда. В основном это были таблетки или трава».

Виктор Пелевин почти месяц прожил в Лондоне с искусствоведом Игорем Голомштоком. Разговор как-то раз зашел и о грибах. Игорь спросил: «Вы сами на себе пробуете?». Он говорит: «Да, это интересно, я экспериментирую».

он сильный человек, — продолжает Виктория, — очень сильный, здоровый, над ним нормально работают. Поскольку он близок к эзотерическим культам и они могут употреблять наркотики, это означает, что он каким-то образом присоединился к этому».

IX. Книги Виктора Пелевина во Франции

Впервые французские читатели познакомились с произведениями Виктора Пелевина в 1995 году, когда в парижском издательстве «Сёй» (Seuil) вышли в свет книги «Омон Ра» и «Жизнь насекомых» (обе впоследствии были переизданы).

Прогрессивная читательская масса Франции обычно крайне требовательна в своих пристрастиях и вовсе не спешна в оценках, тем не менее, то, что случилось с пелевинскими текстами во Франции можно назвать абсолютно молниеносным признанием, более того: это была любовь с первого взгляда, с первой строчки.

Творчество Виктора Пелевина в литературной критике

... в масскульт и в виртуальную реальность - мы можем атрибутировать Виктору Пелевину…Герои Пелевина и рассказчик часто отказываются отличать придуманный мир от настоящего». В этих ... Глава первая § 1. «Литературная стратегия» [Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/kursovaya/pelevin/ Виктора Пелевина, постмодернизм и эклектика в его произведениях глазами литературных критиков «В конце ...

Новый Гоголь»

« Среднестатистический» француз, как правило, знаком с русской литературой, имена Достоевского и Толстого знают все, на Лермонтова, например, ссылался Жак Ширак во время телевизионных дебатов перед президентскими выборами того же 1995 года (речь шла о чеченской проблеме).

Подобно тому, как «средний» россиянин, баллотирующийся на пост президента, может хорошо помнить имя Гюго, взаимопроникновение классической литературы в обеих культурах совершенно очевидно…

Именно как продолжателя определенной линии русской классической литературы и расценила Пелевина некая юная посетительница французского молодежного онлайнового форума, восторженно воскликнув: «Ребята, да это новый Гоголь!»

(NB «Невский проспект» и «Мертвые души» проходят школьники во французских лицеях, где им, конечно, сообщают, что до Гоголя фантастического жанра в русской литературе не существовало как явления)

Московский троллейбус как средство передвижения для душ, путешествующих по воображаемой Непе.»

В то же время было бы неправильно сказать, что Пелевин во Франции рассматривается в контексте исключительно русских литературных традиций.

Влиятельная парижская газета «Монд» писала, например, что «Пелевин является сегодня предметом мирового ( sic!) культа», ибо читатают его произведения не только в России, но и во Франции, в Штатах, в Японии, — Пелевина переводят много. Во всех французских рецензиях о В. Пелевине пишут как о большом писателе.

В дополнение к художественной силе книг Пелевина, французы были привлечены к тому моменту, к которому они особенно чувствительны. Это — свобода.

«Виктор Пелевин выбрал свой мир, — писал один из его французских издателей. — Это мир литературы, мир свободного, всесметающего слова, опустошительного фарса, — против выбора тех, кто считает элитой это московское поколение, которое избрало ультра-либеральную идеологию с золотыми цепочками и 600-ми Мерседесами».

Я не ошибусь, если скажу, что свобода является главной гражданской (а также, как мы видим, и художественной) ценностью для французов.

«Воздух Парижа особый — писал эмигрантский писатель В. Яновский. — Достаточно взглянуть на пейзаж второстепенного французского художника, чтобы убедиться в этом. Помимо красок, кислорода, азота и других материалов, он также содержит сложную молекулу изначальной СВОБОДЫ».

Молекула свободы, которая также является составным элементом текстов Пелевина, была немедленно захвачена французским читателем и, конечно же, сделала Пелевина «своим» во Франции.

Что понимал французский читатель в произведениях Пелевина? Можно провести параллель с молниеносным признанием Довлатова в Америке. Там про довлатовские тексты писалось: «Характеры у Довлатова горят так же ярко, как у Достоевского, но в гораздо более легкомысленном аду».

О текстах Пелевина во Франции тоже писалось в антиномичных терминах (трагический юмор, суровый фарс).

Легкомысленный ад Пелевина, вероятно, не был бы «легкомысленным» без его убийственного юмора — юмора, который французский читатель традиционно любит и ценит. Я напомню также, что если буддизм является одной из «традиционных религий» России, первые европейские переводы классических санскритских текстов были выполнены в XIX в. во Франции.

Виктор Пелевин и русский постмодернизм

... Благодаря первым произведениям крупной и средней жанровой формы Виктор Пелевин приобрел статус культового писателя в пределах СНГ и ... перед Марком Аврелием», Митя пишет стихотворение, заканчивающееся строками: Вообще, хорошо бы куда-нибудь спрятаться и дождаться И ... М. Горького, «Как закалялась сталь» Н. Островского, «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого, «Туманность Андромеды» И. Ефремова, ...

Принимая во внимание все вышесказанное, понятен веселый энтузиазм одного парижского критика, употребившего в заметке о рассказе «Вести из Непала» (настоящей жемчужине пелевинской прозы) такую формулу: «московский троллейбускак средство передвижения для душ, переселяющихся в воображаемый Непал».

Пелевин приезжал во Францию неоднократно.

Его приглашали на различные семинары, в частности, на коллоквиум в центре Помпиду, где он выступал и отвечал на вопросы слушателей (один вопрос из зала был: «нельзя ли вас сегодня вечером пригласить в ресторан?»)

В 1997 году «Чапаев и Пустота» (изд. Сёй) выдвигался на литературный приз «Фемина».

В марте (если не ошибаюсь) 2000 года Пелевин участвовал в оригинальном мероприятии в Страсбурге — «Мост Европы», организованном Советом Европы и Европейским Институтом культурных путей — на страсбургском мосту были установлены экраны с текстами разных европейских авторов на тему «мостов».

Пелевин там представлял почему-то Украину. Российскую Федерацию представляли три с половиной строчки за подписью Ильи Кабакова.

Как бы то ни было, проба Пелевина «Мост, который я хотел бы перейти» почтила страсбургский проект и, что совершенно неожиданно, украинскую литературу.

X. Виртуальная конференция с В. Пелевиным

<Pelevin>Здрасьте.

<dimok> Здравствуйте, Виктор!

<babaj> Многие ваши рассказы, например, «Спи», вводят меня в измененное состояние сознания. Находитесь ли вы в измененном состоянии, когда пишете? <Pelevin> Для начала нужно выяснить, равнозначно ли измененное состояние моего состояния измененному состоянию вашего сознания.

<babaj> А как это установить? <Pelevin> Нет никакой возможности.

<babaj> Но для себя вы различаете разные состояния? <Pelevin> Я вообще не понимаю, какие состояния бывают у сознания. По-моему, у сознания вообще нет никаких качественных свойств.

<babaj> Состояние сна и бодрствования, например.

<Pelevin> Я б не сказал, что здесь речь идет о состоянии сознания. Скорее, о состоянии субъекта сознания.

<kompot> Пелевин. А вы вообще понимаете, что такое сознание? <Pelevin> kompot: я не знаю, что такое сознание.

<kompot> Пелевин: Спасибо. Последний человек, который знал, была моя учительница в 10 классе:)

<Parker> Пелевин: А как относились к вашему измененному сознанию на семинарах в институте? У кого, кстати, на семинаре? <Pelevin> Parker: относились очень настороженно, потом эта настороженность передалась мне и я ушел. А семинары вел Лобанов Михаил Петрович, насколько я помню.

<DK-Sqrt> Пелевин: Какое отношение вы имеете к компьютерам? И какое у вас образование, если не секрет? <Pelevin> DK: Образований у меня несколько. К компьютерам… Когда-то я дошел до того, что изучил Ассемблер процессор 8086. А вообще я профессиональный пользователь, скажем так.

Виктор Олегович Пелевин. Generation П

... тексту слишком рационально, расчетливо. Острые углы символов выпирают наружу. Однако произведения Пелевина, в частности «GENERATION П», смотрятся выигрышно не только в сравнении с бездушными массовыми поделками в ... а теперь родилась новая эпоха, телевизионно-компьютерная. Вот и новую латынь Пелевин рассыпает по GENERATION «П». Да, латынь новой эпохи — это английский. Потому-то эти фразы назойливо ...

<Parker> Пелевин: Assembler — это, наверняка, сгоряча.

<Pelevin> Parker: Да, сгоряча. Я пытался писать на нем стихи, но не получалось… Может быть, это был не 8086, а то, что было раньше — я помню, было три уровня мощности.85 год… перестройка…

<fiz_i_len> Пелевин: Если у вас на Ассемблере плохо пишется, я могу вам сделать переводы с BASICa на Assebler ваших стихов:

• )) <Pelevin>
• fizik: Я предпочитаю в двоичном коде. Гораздо меньше проблем с рифмовкой.

<r_l> ВП: Кстати, насчет стихов… Вы их не издавали вне прозы? <Pelevin> Нет.

<fiz_i_len> Пелевин: у вас такой прием литературный — вы опускаете описание процесса трансформации (жук <>человек) — это у вас из «Носа» Гоголя взято??? <Pelevin> fiz_i_len: Нет, это у меня взято из собственного носа

<dimok> В. П: технический вопрос. Что такое Орден Октябрьской звезды? <Pelevin> dimok: Это надо перечитать соответствующее место в Чапаеве, я сейчас уже плохо помню.

<dimok> Пелевин: В смысле, это откуда-то из истории, или есть только там (в ЧП)? <Pelevin> dimok: Что значит — из истории? История сама по себе существует в нескольких десятках или сотнях книг. Так что очень сложно ответить на этот вопрос.

<dimok> Пелевин: ага:

• Тайра и Минамото — в книге по истории Японии, и т.д. А Орден Октябрьской Звезды? <Pelevin>
• dimok: Это в книге по истории пустоты.

<kompot> Пелевин: Считаете ли вы свои романы массовой литературой (поп)? <Pelevin> kompot: У меня нет мнения по этому поводу, никакого. Я в себе давно изжил классификатора реальности.

<_carcass_> Пелевин, такой вопрос — а не читали ли вы рассказ Лема… там, где такой Коркоран и толпа железных ящиков, которые сами о себе что-то думают, но на самом деле всего лишь железные ящики?. .

И не возникало ли у вас когда-нибудь ощущения, что вы тоже один из таких ящиков, которому лишь кажется, что он человек? (это все по поводу «Принца Госплана» как бы. .) <Pelevin> carcass: Знаете ли вы, что слово «carcass» — по-английски «скелет» применительно к крупному рогатому скоту? <_carcass_> Пелевин: Знаю:) Точнее, не скелет, а туша этого самого скота.

<Pelevin> carcass: А у вас в черепе не водится ли змея случайно? <_carcass_> Пелевин: Нет, я просто mentally murdered:) И вообще я в последнее время не уверен, существую ли я вообще: / Почему я и спрашивал про все эти ящики — интересно было, возникают у кого-то еще такие ощущения или нет: /

<Pelevin> carcass: Если возникают сомнения в том, существуешь ли ты реально, можно провести несколько простых экспериментов. Например, сеть на гвоздь или на горячую конфорку плиты.

<_carcass_> Пелевин: Это будут только ощущения.

<Pelevin> carcass: Дело в том, что мы все равно говорим не о самих ощущениях, а об их описаниях. А поскольку существует ограниченное количество описаний ощущений, может случиться так, что несколько ощущений соответствуют одному описанию…

<Parker> Пелевин: А Вы не испытываете сомнений по поводу того, что Вы делаете? У Вас нет неудовлетворенности словами? <Pelevin> Паркер: У меня гораздо больше сомнений по поводу того, чего я не делаю. У меня постоянно есть ощущение, что я не делаю чего-то, что нужно делать.

Пелевин Виктор — Собрание произведений [1989-2019, FB2, RUS]

... мистицизму. Первое опубликованное произведение — сказка «Колдун Игнат и люди» (1989). Книги Пелевина переведены на все основные мировые языки, включая японский и китайский. Пьесы по ... Трип 1999 Виктор Пелевин спрашивает PRов [underver.se].t157062.torrent Трекер: Зарегистрирован [ 13.01.2020 19:29 ] Статус: √ (by at 13.01.2020 19:31) Поблагодарили: 1 человек Тип торрента: публичный - доступные ...

<Parker> Пелевин: Мне кажется, что как раз сомнения в несделанном легче. Гораздо труднее, когда не нравится читать собственный текст.

<Pelevin> Parker: У меня бывает по-разному. Некоторые тексты нравятся, некоторые нет. Но я их не перечитываю. Лучше читать что-нибудь еще, чем свои собственные тексты.

<DK-Sqrt> Пелевин: Ну, про дзен после «Чапаев и Пустота» понятно… А как вы относитесь к христианству? <Pelevin> DK: Я еще не настолько ошизел, чтобы иметь какое-то отношение к христианству.

<fiz_i_len> Пелевин: А вам «Жизнь насекомых» Чапека нравится?:

• )) <Pelevin>
• fiz_i_len: Я про нее читал только в какой-то критической статье английской. Сам я ее не читал.

<fiz_i_len> Пелевин: А какое вы сами насекомое — мотылек? <Pelevin> fiz_i_len: Я? Ой, не знаю. Я про это не думал. Я скорее богомол-агностик.

<DK-Sqrt> Пелевин: Можете ли вы назвать хоть несколько книг, которые оказали на вас самое большое влияние? <Pelevin> DK: На вопрос о влияниях можно ответить только таким образом: если ты понимаешь, что какая-то книга оказала на тебя влияние, то сам факт этого понимания это влияние нейтрализует. На мой взгляд, правильнее говорить о книгах, которые тебе нравятся — они тебе не нравятся.

<DK-Sqrt> Пелевин: Ну, а какие в таком случае нравятся? <Pelevin> DK: Их очень много, а когда их очень много, сложно выбрать. Боюсь кого-нибудь обидеть. Но в целом весь джентльменский набор, который в таких случаях называется, мне очень нравится. В общем, всем могу рекомендовать книгу Роберта Пирсига «Лила» и его первую книгу… Это отличный пример приключенческой литературы, где приключения связаны не с людьми, а с идеями.

<r_l> Пелевин: А какие самые неприятные книги современных прозаиков приходилось читать в последний год? <Pelevin> r_l: Мне, слава богу, не приходится читать неприятных книг. Я не работаю критиком, если книга неприятная, я ее просто не читаю.

<fiz_i_len> Пелевин: А неприятность книги вы по обложке определяете? <Pelevin> fiz_i_len: Нет, я вообще не занят поиском интересных книг, просто обычно доходят слухи о том, что что-то стоит прочитать, и тогда это читаешь.

<babaj> Пелевин: Как вы относитесь к творчеству Мамлеева? В некоторых моментах вы довольно сильно близки — и идейно, и стилистически.

<Pelevin> babaj: Это не мне судить. Вообще я Мамлеева раньше очень любил, просто давно не перечитывал… Со мной недавно произошел удивительный случай. Я стоял рядом с «Олимпиком», и мимо меня прошел бомж с целой коробкой тухлых овощей. Я посмотрел на него и понял, что он не несет никакой метафизической истины, а только гнилые овощи… Мамлеев — очень умный и добрый писатель, но он имеет много общего с эпатажем…

<Vedushij> Катечка заранее спросила: Ника из одноименного рассказа — ваша первая любовь? <Pelevin> Нет, она существует только в рамках рассказа, а «я» там не я, а так называемый лирический герой.

<Katechka> Пелевин: Скажите, а в чем принципиальная разница между стуком колес в «Желтой стреле» и стрекотанием цикад, которое слышит герой в конце рассказа? <Pelevin> Катечка: Я могу только сказать, что я потрясен такой глубиной мышления. Но сказать мне совершенно нечего.

Katechka смеется удовлетворенно

<karlsonn> ВП: Вопрос, как может показаться на первый взгляд, не по теме: а что вы любите кушать? <Pelevin> karlsonn: Я очень люблю следующее блюдо: берется банка лосося, майонез, разрезаются два яблока на мелкие кусочки и все это смешивается. Можно добавить рис или картошку.

<guterm> Пелевин: насколько ваши произведения являются закодированным изложением дзен? Что есть буддизм конкретно для вас — культурная традиция или религия? <Pelevin> guterm: Во-первых, я себе не представляю, что такое закодированное изложение дзен. У дзен вообще никакого изложения нет, он не излагается. Буддизм — это система правил обращения с окружающим миром и с самим собой. И в буддизме существуют разные традиции.

<Parker> Mr. Пелевин: Вам хочется получить Нобелевскую премию? <Pelevin> Parker: А что, есть варианты?

<DK-Sqrt> Пелевин: В ваших книгах очень сильное антикоммунистическое начало. После чего вы их стали так ненавидеть? <Pelevin> DK: Коммунистов? Я их не ненавижу. Я не могу сказать, что ненавижу коммунистов, но я не люблю коммунизм — я вырос при нем.

<paravozov> ВП: «Принц Госплана» был некой чертой под некоторой компьютерной эрой, теперь пришла Сеть — будет ли новое концептуальное произведение о Сети? <Pelevin> paravozov: Не знаю, как получится.

<Levon> Пелевин: У меня есть еще вопрос — музыка. Которая вам нравится. В частности, касательно групп «АукцЫон и «Вопли Видоплясова».

<Pelevin> Levon: У «АукцЫона мне нравится песня про «я сам себе и небо, и луна». А вообще мне нравится музыка где-то до 80-х.

<paravozov> ВП: Фраза о том, что кокаин с водкой обжигает горло — это личный опыт?:

• <Pelevin>
• paravozov: На провокационные вопросы в реальном времени не отвечаем.

<dimok> Пелевин: Ааа:) Вот она, реальность — «реальное время».

<Anya> Mr. Пелевин: Если описанный вами механизм разрушения структуры языка «не словами» настолько эффективен, то почему мы все на нем говорим? Есть ли какие-то защитные механизмы? <Pelevin> Anya: А что за механизмы разрушения структуры языка? Откуда это? <Anya> Пелевин: А это из вашей же статьи «Зомбификация, или Попытка антропологического анализа»…

<Pelevin> Anya: Просто тот механизм сейчас уже неактуален. Сейчас происходит тот же процесс, только с другой терминологией: переназначение понятий. Например, когда убийцу называют киллером, это меняет его статус, социализирует его. Происходит переназначение понятий, чтобы придать им другой психологический и социальный статус.

<kompot> Пелевин: Переназначение понятий? Мда, это еще при Витгенштейне было:

• )) <Anya>
• Mr Пелевин: А вы об этом напишете? Или кто-то другой уже о переназначении понятий написал? Ссылочку, please!. .

<Pelevin> Anya: Я не знаю, писал ли кто-нибудь, кроме Витгенштейна, о переназначении понятий… В интервью Кастанеда сказал, что однажды он сказал дону Хуану, что он прочитал отрывок из логико-философского трактата Витгенштейна. На что дон Хуан сказал: «Ваш друг Витгенштейн связал себя за ногу, поэтому, если он хочет куда-то пойти, ему будет очень трудно это сделать».

<paravozov> ВП: Не кажется ли вам, что конец «Чапаева» отдает какой-то банальной американской хэппиэндовщиной? <Pelevin> paravozov: Ну, в таком случае, я могу сказать, что если вы хотите что-то с кровью, с почвой и т.д., проводите эксперименты сами с собой. На мой взгляд, счастливый конец — лучшее, что может быть в литературе и в жизни. В принципе, у меня есть устойчивое стремление к хэппи энду. Дело в том, что литература во многом программирует жизнь, по крайней мере, жизнь писателя. Я испытал это много раз на себе, и теперь я подумаю об этом десять раз, прежде чем отправлять куда-нибудь второстепенных персонажей.

<Gong_> ВП: А можете ли вы рассказать о делах более земных? Скажем, как же вас все-таки печатают? <Pelevin> Gong: Что вы имеете в виду? На бумаге… Скажем так, в России, Франции, России, Японии и некоторых других странах это крупные бизнес-ориентированные издательства.

<Levon> Пелевин: Недавно Антон Носик написал, что Войновича пугает Интернет — нарушение авторских прав грозит убытками. Ваши романы доступны в Интернет целиком. Каково ваше общее отношении — хорошо это, плохо, страшно или полезно? <Pelevin> Levon: Это хорошо в том смысле, что больше народу имеют возможность их прочитать, а плохо — потому что я за это не получаю денег.

<fiz_i_len> Пелевин: Вам в утешение — я все равно ваши книжки все куплю:

• )))) <Pelevin>
• fiz_i_len: Спасибо.

<kuznet> Господа, я тут сижу в редакции ZR — и никакого Пелевина тут нет!! Он как Принц Госплана — существует только внутри компьютера.

<paravozov> ВП: В «Чапаеве» вы излагаете идеи Кастанеды в других ситуациях — вы просто переложили их более понятно для русского восприятия или добавили что-то свое? <Pelevin> paravozov: Я не знаю, где там идеи Кастанеды… Самого Кастанеду обвиняют в том, что он излагает чьи-то идеи. А дело в том, что очень сложно обьявить себя собственником идеи. Идеи не подвержены копирайту.

<Levon> Пелевин: Бродите ли вы по WWW и что смотрите? Русские, западные или восточные материалы? <Pelevin> Levon: Я не особо этим занимаюсь. Немножко занимался в США в последние пару месяцев, но очень мало времени на это. Хотя в будущем планирую заняться этим поплотнее, потому что это очень интересно.

<Levon> Пелевин: Скучно? <Pelevin> Levon: Не то чтобы скучно… Это то же самое, что ходить по улицам. Когда приезжаешь в незнакомый город, пару дней это интересно, а потом, если нет адреса, куда пойти… Происходит то же самое. Я блуждал там крайне мало.

<fiz_i_len> Пелевин: А вам приятно, когда вас издают под рубрикой «Фантастика», «Боевик», «Мистика», в целлофановых суперах с оформлением под Валеджо? <Pelevin> fiz_i_len: Я к этому отношусь как к неизбежному злу. Хотя когда мне удается его избежать, бывает, конечно, приятно.

<Gong_> Пелевин: Словами можно изобразить что угодно. Идет ли у вас насыщение от процесса выписания на бумаге, или требуются какие-то телодвижения? <Pelevin> Gong: У меня насыщение происходит строго по гистерезису, если говорить о физике процесса.

<Khatul> Пелевин: Как вы относитесь (относитесь ли?) к Михаилу Щербакову? Недавно было подмечено, что в его песнях и в ваших произведениях очень много общих идей.

<Pelevin> Khatul: Я незнаком с песнями Михаила Щербакова. Во всяком случае, сейчас не могу вспомнить. А идеи — они общие для всех, мне кажется.

<Emi> Пелевин: И все же — к вопросу об Интернет и ваших убытках. Войнович назвал Интернет врагом писателя. Прямым текстом. Что для вас как литератора важнее — доступ к вашим текстам для читателей из мест, где не продаются книги, или соблюдение прибыльности изданий? <Pelevin> Emi: Что касается Войновича, так это что главный враг писателя — это он сам. А в Интернет я наоборот вижу очень прогрессивное явление, в том смысле, что это единственная не до конца коммерциализированная коммуникационная сеть в этом мире.

<paravozov> ВП: А вы пишете на бумаге или за клавиатурой? <Pelevin> paravozov: Исключительно за клавиатурой. Хотя когда у меня нет под рукой компьютера, мне приходится писать ручкой на бумаге, и это дает очень свежие необычные ощущения.

<fizik> Пелевин: А вы не иx физтеxа?:

• )) <Pelevin>
• fizik: Нет, но вырос в Долгопрудном.

<fizik> Пелевин: Ааа… Атмосфера Долгопа?:

• )) <Pelevin>
• А физтеховских мы мочили. Когда я там рос, мне представлялось, что физтех — это что-то вроде группы Альфа. И когда нам удавалось впятером завалить двух физтеховцев, это была большая победа. Когда я вырос и увидел, что это просто худосочные физики, я испытал большое разочарование.

lirik не хочет, чтоб его мочил Пелевин: ( ( ( <Pelevin> lirik: Ладно, не буду. Я буду вас сушить.

kompot вообще за мир.

<Pelevin> kompot: Я тоже.

<ZS> ВП: Существуют ли проекты переноса вашей прозы в кино? <Pelevin> ZS: Да, существуют, но все в каком-то подвешенном состоянии. Причем существуют и здесь, и там.

<Gong_> ВП: Сколь много вы лично переводили КК? Я наблюдал только одно интервью, подписанное вами.

<Pelevin> Gong: Книги, которые выходили в издательстве «Миф» — я там значусь в качестве редактора, хотя эта работа была эквивалентна переводу. Мне кажется очень удачным Максимовский перевод. Там был создан определенный леxический слой, который мог быть переведен на русский, но именно в таком виде создавал атмосферу отстраненности.

<Gong_> ВП: Как часто вы можете «продаваться» другим, как продались ZR? <Pelevin> Gong: Я не продался. Мне ничего не заплатили. Так что если я получу серьезное коммерческое предложение, мы это рассмотрим.

<Gong_> ВП: Я имею ввиду, на каких условиях вы способны показывать себя миру и в каком качестве. Вопрос более общий, чем может показаться.

<Pelevin> Gong: Я каждый день, когда в метро езжу, показываю себя миру.

<Gong_> ВП: Ммм… Сомневаюсь, что вы занимаетесь какими-либо телодвижениями (в области своего выделения из массы…

<Pelevin> Gong: Если печатаешь какой-то текст под своей фамилией, потом вокруг него может происходить что угодно. Это уже вне твоего контроля.

<guterm> Пелевин: Вы не ошиблись. «Кока-Кола» уже устраивает шоу «День рождения Чапаева». Ваша заслуга.

<Pelevin> guterm: Отвратительно, отвратительно… За это дело надо браться чистыми руками. Это может только «Пепси-Кола». Единственная кола, которую я пью.

<Efialt> ВП: А вот мы как-то говорили о Санделе и Мундинделе (я тогда сказал про Сун и Моон).

Так одна моя знакомая педагогиня сказала, что есть такая древняя считалка: «Сан-дили-дили мун-дили-дили бабаяса тпруяса тарапуньки»… дальше не помню.

<Pelevin> Efialt: Просто в древней Атлантиде существовал культ, а Сандел и Мундиндел — это два противоположных божества. Но поскольку атлантический культ у нас еще не раскрыт, я считаю преждевременным об этом говорить.

<carcass_> Пелевин: Хм… А вот еше тупой вопрос, если можно… что вы думаете о таком вот способе общения — IRC? Типа суррогат это или (как утверждают некоторые) все-таки полноценное общение? Ведь, imho, даже по телефону — слышно хотя бы голос…

<Pelevin> carcass: Мне кажется, все зависит не от способа общения, а от того, кто общается. Из истории известно, что даже перестукивание в тюремных камерах может быть абсолютно полноценным способом общения.

<Parker> Мр. Пелевин: Аркадий Гайдар — он кто в первую очередь — Аркадий или Гайдар? <Pelevin> Parker: Голиков.

<Parker> Мр. Пелевин: Вам жалко, что Голикова убили? <Pelevin> Parker: Я вообще сочувствую всем чувствующим существам, извиняюсь за тавтологию.

<Parker> Mr. Пелевин: И мне жалко. Клевый он был. Я «Школу» много-много раз читал. И «Р.В.С.» тоже.

<Pelevin> Parker: А меня всегда потрясала «Голубая чашка»…

<Muxin> ВП: Насчет Гайдара — этот отрывок в «Жизни насекомых» — все, что у вас о нем есть? Или есть более обширные эссе? <Pelevin> Muxin: Нет, я думаю, более обширного эссе нету.

<karlsonn> ВП: Вам не грустно, когда вместе с коммерциализацией всей страны исчезает такая замечательная формация как *советский человек*? <Pelevin> karlsonn: Происходит, к сожалению, коммерциализация сознания, вот что ужасно. Это не ужасно, а смешно, если это проследить. Я сейчас пытаюсь написать на эту тему. Вообще, если ситуация будет развиваться так же, кончится тем, что Березовский приватизирует время, а Гусинский — пространство, и все кончится всеобщим коллапсом.

<karlsonn> ВП: Люди, как мне кажется, теряют идентификацию, ориентиры, полюса, системы координат прежние, а новые не находятся или вовсе отвергаются. С кровью.

<Pelevin> karlsonn: Это очень хороший процесс — потеря координат. Потому что, в конце концов, человек приходит к тому, что единственная система координат — это он сам. Потому что если он движется в другой системе координат, он сможет встретиться сам с собой.

<WhiteHawk> Пелевин: Вы употребляете английские слова, когда говорите по-русски? Или только в IRC? В любом случае — почему? <Pelevin> WhiteHawk: Я употребляю те слова, которые мне хочется в данный конкретный момент.

<Efialt> ВП: Вы уже купили компьютер, или этим надо заниматься? Сейчас очень удобный момент. Все будут рады помочь! <Pelevin> Efialt: Надо, надо, только денег нет… Вот придет караван из Монголии…

<babaj> Виктор, а какие языки вы знаете? Мыслите ли вы в языке или _между языков? <Pelevin> babaj: Язык — это способ оформления мысли, а сама мысль существует вне языка. Во всяком случае, у меня. Когда Штирлиц ловил себя на том, что он мыслит по-русски, а во все остальное время — по-немецки, это выдает полное незнание Юлиана Семенова предмета, о котором идет речь.

<lirik> Пелевин: А какая архитектура вам к душе ближе (стиль какой, эпоха или город)? <Pelevin> lirik: Баракко. Я в нем вырос.

<lirik> Пелевин: А порокко? <Pelevin> lirik: Порокко? Ничего, ничего…

<malinka> Пелевин: Кто ваш любимый художник? И почему вы так упорно избегаете вопросы про любовь? <Pelevin> malinka: Конечно, Кирико.

<malinka> Пелевин: Кирико? Почему же? Или у вас mind of a child?:

• ) <Pelevin>
• malinka: Нет, у меня mind of the beginner.

<malinka> Пелевин: И как насчет любви? И вообще — вы женаты? Дети? Внуки? Любовницы? <Pelevin> malinka: Приезжайте ко мне как-нибудь вечером, я вам на все отвечу и все покажу. Единственно, что могу сказать, так это что на своих детях и внуках я не женат.

<Gorynych> Какую из своих книг вы хотели бы экранизировать? И возможно ли это? Да, и как вы вообще к кино относитесь? <Pelevin> Gorynych: к кино — как в анекдоте: смотреть люблю, а так нет… Смотря к какому фильму. У меня нет общего отношения к кино, так же, как нет общего отношения к книгам. Это слишком обширное понятие.

<lirik> Виктор: Интересная тема: оккультизм и революция — можете концептуально прокомментировать <Trahel> Пелевин: Эти революционно-каббалистические идеи — насколько вы сами их воспринимаете всерьез? <Pelevin> Trahel: Не больше, чем все остальное.

<guterm> Пелевин: Вам не страшно писать политически актуальные произведения (например, «Папахи на башнях»)? Особенно вспоминая Ваши слова о влиянии литературы на жизнь…

<Pelevin> guterm: Честно говоря, бывает не по себе. Я редко пишу на эту тему. Очень интересно бывает наблюдать за тем, как в тебе просыпается внутренний цензор.

<guterm> Пелевин: И как же «внутренний цензор» в этом случае сработал? Появился хэппи энд?:

• <WhiteHawk>
• Пелевин: является ли доля политической актуальности в ваших рассказах/повестях естественной для вас, или вы намеренно этого добавляете? Иными словами — думаете ли вы о политике тоже, когда пишете, или это само выходит? <Pelevin>
• WhiteHawk: В последнее время я о политике не думаю вообще, потому что я все про нее понял уже.

<WhiteHawk> Пелевин: а когда писали «День бульдозериста»/»Папахи»/»Омон Ра» — думали о политике или само так выходило? <Pelevin> WhiteHawk: А вы простой или клюквенный? <WhiteHawk> Пелевин: простой, как бутерброд с маслом. А почему вы спрашиваете? это не мое интервью.: о) <Pelevin> WhiteHawk: С каким маслом — креветочным или простым? <WhiteHawk> Пелевин: С машинным, конечно.

<Pelevin> WhiteHawk: С солидолом или без? <WhiteHawk> Без солидола: о) Вы ушли от ответа насчет политики: о) Поди в партиях состоите?: о) <Pelevin> Whitehawk: В партиях не состою.

<karlsonn> Пелевин, вы употребляете вообще или только по праздникам? <Pelevin> karlsonn: Сейчас я не употребляю вообще, даже по праздникам, потому что пролежал 16 часов в коме в Склифосовском, когда меня угостили клофелином.

carcass_ подозревает что клофелин — это все-таки что-то не то… хорошо хоть крысиным ядом не угостили…

<karlsonn> Пелевин, как же вас так угораздило? В плохой компании, не иначе.

<Pelevin> karlsonn: Нет, компания была нормальная, и со мной все было хорошо. Это отражение того, как текст отражается на реальности. Я долго думал, чем мне придется расплачиваться за пробуждение героя в «Чапаеве» в незнакомой комнате. И понял, только когда пришел в себя в Склифосовском.

<fizik> Пелевин: А вы больше писатель или говоритель? <Pelevin> fizik: У меня нет никакой устойчивой классификации насчет того, кем я являюсь. Говорить и выступать мне приходится крайне редко.

<Anya> Mr. Пелевин, я все никак пробиться не могу. Уфф! Mr. Пелевин, Вы сильно против распространения Ваших вещей через сеть?. В Японии Вас еще не перевели — и слава Богу — так что это пока единственный канал. Я не одна такая…

<Pelevin> Anya: В Японии у меня вышла книжка, сейчас вторая выходит, а может третья… Вообще я не против. А книжка называется «Спи», издательство «Гундзося».

<Anya> Надеюсь, книжка не на японском?. .

<Pelevin> Anya: На японском.

<Anya> Пелевин: ( ( ( ( (Нет, я уж лучше как-нибудь в сеть…

<DK-Sqrt> Пелевин: А как насчет того, что вы якобы не даете интервью и не бываете на людях? Откуда это? <Pelevin> DK: Я не знаю, откуда. Не то чтобы имелись какие-то принципы на эту тему. Я стараюсь делать в жизни то, что приятно и интересно. Могу и дать.

<Muxin> ВП, если можно — три прочитанные недавно Вами книги.

<Pelevin> Muxin: Перепелкин «Хозяйство среднеегипетских вельмож», «Общественные отношения в Египте эпохи Среднего царства» (автора не помню), «Отчет об археологических раскопках в долине Царей».

<Muxin> Пелевин: А fiction? <Pelevin> Muxin: Какой-то маленький текст Керуака и книга Лейбовиц.

<Gorynych> У вас все-таки есть вещи чисто декоративные, нет? <Pelevin> Gorynych: Да нет, я так не думаю. Я не очень понимаю, что это такое — декоративные вещи, недекоративные.

<Trahel> Пелевин: А нельзя ли немного подробнее про взаимодействие текста и реальности? <Anya> Да-да, поподробнее — про МЕХАНИЗМ действия текста на реальность.

<Pelevin> Реальность, которую затрагивает текст… Здесь все зависит от того, кто этот текст пишет… Мы все знаем о четырех беллетристах, которые написали известный текст… Какое влияние оказали романы Карла Маркса, нам тоже известно… Тексты, которые я пишу, очень воздействуют на мою жизнь, и иногда возникает желание написать роман про умного и доброго миллионера, который живет на Багамских островах.

<Vedushij> ZS спрашивает: Кто из режиссеров мог бы снять «Чапаев и Пустота» — Кустурица, Линч, Гринуэй, Коппола, Тарантино, Стоун? <Pelevin> Не знаю… сложно что-то по поводу режиссеров сказать. Я знаю, что Чапаева должен играть Антони Куин.

<fizik> Пелевин: Жалко небось, что Гайдай умер, одни Мамины и Овчаровы остались…

<Luzhin_> Пелевин: А вы в Бога верите? Пелевин уронил голову в ладони и задумался.

<WhiteHawk> Пелевин: Есть ли у вас «запретная (ые) тема (ы)» в творчестве? Т. е. то, о чем вы никогда писать не будете. Или все только вопрос времени? <Pelevin> Whitehawk: Это не столько вопрос времени, сколько вопрос заинтересованности. А сознательно запретная тема у меня только одна. Я однажды попробовал сделать коммерческую книгу, типа детектива. И на 120-й странице у меня вирус срубил компьютер. Там даже был не один вирус, а два — antiexe. mbr и form, а от них, как мне объяснили, не лечит даже Лозинский.

<fizik> Пелевин: Так ваш DIR по этому поводу написан? <Pelevin> fizik: У меня DIRа не было, это было несколько раньше, но какая-то связь есть.

<fizik> Пелевин: Тогда и правда про Багамы пишите!!:)))

<DD> Пелевин: Герои ваших книг (почти все) одинокие люди. Это личное состояние или случайность? <Pelevin> DD: У меня в книгах нет героев. Там одни действующие лица.

<karabas> Пелевин: Есть ли у вас ГИРИ или ОН? <Pelevin> karabas: Я свои ГИРИ послал на ОН.

<Gorynych> Вас интересует мнение окружающих о ваших книгах? И чье важнее — критиков, читателей, жены? <Pelevin> Gorynych: Жены, поскольку у меня ее нету. А вообще мнение читателей, конечно, мне очень интересно. Мнение критиков… От них сложно ожидать каких-то искренних чувств. Они похожи на египетских плакальщиц, чьи слезы оплачены. И плачут вполсилы как-то.

<Levon> Пелевин: Я хотел вопрос чуть шире, чем Gorynych — у вас к Интернет-публике какие-нибудь вопросы специальные есть? Отличные от вопросов к людям вообще? <Pelevin> Levon: Да, пожалуй, что нет… Я не думаю, что люди, которые пользуются Интернетом, отличаются от людей, которые им не пользуются.

<Muxin> ВП: Вот на меня тут все наезжают, почему мне нравится Пелевин. Я отвечаю обычно скороговоркой: «Потому что он продолжает традиции великой русской литературы». А вы как полагаете? <Luzhin_> Muxin: Ага. Особенно традиции Чернышевского.:

• <Muxin>
• Luzhin, to be serious, я бы сказал — Щедрина.

<Luzhin_> Muxin: Скажем так, «Четвертый сон Веры Павловны» вполне мог быть написан в наши дни Пелевиным. Правда, это был бы совсем другой «Четвертый сон», хотя и написанный теми же словами. Это как у Борхеса один персонаж переписывал «Дон Кихота»…

<Levon> Luzhin: И читался бы с аналогичным энтузиазмом.

<Pelevin> Muxin: Надо не отвечать, а за наезд сразу в рыло бить. А вообще в русской литературе было очень много традиций, и куда ни плюнь, обязательно какую-нибудь продолжишь.

<Muxin> ВП: Дык они виртуальные, гады.

<Pelevin> Muxin: Если начинают наезжать виртуальные персонажи, есть два варианта — можно выключить компьютер, можно обратиться к психиатру.

<Muxin> ВП: А вот еще есть традиция — быть как бы вне русской литературы… нет? <Pelevin> Muxin: Что касается традиций, есть люди, которые занимаются классификацией других людей. Я уже сказал, что не отношусь к классификаторам, и своей классификации у меня нет. А вообще у моего приятеля была хорошая пословица — «На каждого классификатора найдется свой ликвидатор».

<Muxin> ВП: А самоидентификация есть? <psyhic> Пелевин: И ассенизатор…

<Luzhin_> Пелевин: А если так: на каждого ликвидатора найдется свой Пелевин? <Pelevin> Муxин: Я думаю, самоидентификации у меня нет, но сказать это — значит уже провести самоидентификацию. Так что лучше перестать думать на эту тему. Как говорил Будда, есть мысль — есть проблема, нет мысли — нет проблемы…

<Anya> Mr. Пелевин: Вы очень чуткий человек. Я рада, что Вы приложили руку к переводам Кастанеды.

<Trahel> Пелевин: Кем для вас является Кастанеда? <Pelevin> Трахел: Я про это только что целую статью написал. Она должна выйти в «Дарин». Вообще я считаю, что это лучший писатель XX века, если оставить в стороне вопрос о реальности дона Хуана.

<Quizzus> Пелевин: Как я понял из «Омон Ра», вы увлекаетесь «Пинк Флойд»? <Pelevin> Quizzus: Не то чтобы увлекаюсь, но я их очень люблю. Сейчас такой музыки уже не пишут.

<babaj> Книга «Чапаев и Пустота» структурно больше всего напомнила мне «Ангела Западного окна» Мейринка (несмотря на различие внешних мотивировок).

И то, и другое — мистический роман. Как вы относитесь а) к Мейринку, б) к мистике, в) к роману как жанровой форме? <Pelevin> бабай: Ответ — да.

<Muxin> ВП, переклички в «Чапаеве» с «Мастером» — это так было задумано или же случайно (возможно, просто общий знаменатель — именно что Мейринк)? <Pelevin> Муxин: Если там есть переклички, то они, я думаю, случайны. Просто «Мастер и Маргарита», как любой гипертекст, обладает таким качеством, что сложно написать что-либо приличное, что не походило бы на «Мастера и Маргариту». Причина, видимо, в том, что тексты эти отталкиваются от одной и той же ситуации и выносят один и тот же приговор, потому что другой был бы ненатурален.

<Muxin> ВП: Нет, я на Мейринка тяну все же.

<Pelevin> Muxin: Я читал Мейринка, очень его любил — все, что могу сказать.

<karlsonn> Пелевин: Существует мнение, что в определенных ситуациях наиболее правдиво описать бытие можно только прибегнув к ненормативной лексике… верно ли это? <Pelevin> karlsonn: Я думаю, что в том случае, когда люди прибегают к ненормативной лексике, это служит не столько описанию бытия, сколько решению конкретных прагматических задач. Вообще существует очень интересная работа про русский мат. Она связывает матерную терминологию с древнерусскими традициями.

<babaj> Значимо ли для вас понятие поколения? Я имею в виду, что ваше, если можно так выразиться, мировоззрение — это мировоззрение многих, кому сейчас около 30-ти.

<Pelevin> babaj: Я уже где-то говорил на эту тему, что существует народная этимология слова поколение. Это люди, которые отливают примерно в одно время Никому не стоит брать на себя такие обязательства. Мы в России находимся в состоянии хаоса, и это снимает с нас многие обязательства, которые висят на человеке в нормальном стабильном обществе…

carcass_ не согласен с фразой о снятии обязательств, btw <Pelevin> carcass: Почему? <carcass_> Пелевин: Ну, imho, человек должен по возможности оставаться… независимо от обстоятельств: / А хотя — можно поподробнее? От каких обязательств освобождает житье в.ru? <Pelevin> carcass: С нас снимаются те обязательства, которые накладывает на человека присутствие в определенной страте стабильного общества. Я имею в виду скорее внешние ограничения. То есть у нас гораздо больше свободы в этом смысле.

<carcass_> Пелевин: И какие же это обязательства, можно пример какой-нибудь?: / <Quizzus> Пелевин: То есть — можно ходить обнаженным, к примеру? Не совсем ясно.

<Pelevin> Про ограничения я могу привести простой пример. Человек, живущий сейчас в.ru., гораздо меньше кодирован в своих проявлениях. У нас то, что делает человек, не значит ничего, кроме того, что он делает. Скажем, если вы живете в Америке и ездите на «Саабе» или «Вольво», это значит, что вы интеллектуал, ориентированный на экологию. Если вы ездите на «Тойоте», это означает, что вы университетский профессор. Если вы ездите на «Кадиллаке» — это значит, что вы разбогатевший негр. А если вы ездите на какой-то из этих машин у нас, это значит, что вам ее просто растаможили раньше. То же относится к моделям поведения и к проблеме, которую один из моих уважаемых собеседников назвал самоидентификацией. У нас есть свобода самоидентификации, чего западный человек лишен.

<Olechka1> Машины — очень плохой пример, ВП. Там всякие скидки, семейные традиции и так далее.

<Pelevin> Olechka1: Он плохой, но короткий.

<Anya> Mr. Пелевин: Как вам кажется, многое ли теряется при переводе ваших книг на другие языки? В первую очередь, на английский. Насколько сильны искажения, если вы понимаете, о чем я толкую:

• <Pelevin>
• Anya: Что касается английских переводы, я их редактирую сам. Бывают проблемы в основном с идиоматическими оборотами. И бывают проблемы с целыми глоссами русского советского языка, которые просто невозможно перевести на английски. Например, как перевести на английский слово «автобаза», чтобы сохранился тот его смысл, который в него вкладываем мы?

<karlsonn> Пелевин: Помнится, Гоголь как-то говорил: у России сознание европейское, а образ жизни азиатский. Отсюда все конфликты сознания с бытием. Никак не могут решить, кто первее.

<Pelevin> Сейчас все по-другому. Есть такая фирма «Gap» Я им придумал рекламу для их русских магазинов: «Russia was always notorious for the gap between culture and civilization. Now there is no culture and no civilization. The only thing that remains is gap — your style». Это что касается европейского мышления и азиатского образа жизни.

carcass_ аж покоробило от такой фразы — no culture and no civilization in Russia… eka…

<Muxin>:

• ))))) <psyhic>
• Браво:

• ))) <karlsonn>;

• <carcass_>
• Это прямо какое-то азиатское мышление при попытке изобразить европейский образ жизни.

<psyhic> Пелевин: «Кодирован» — вы штуки типа political correctness имеете в виду? <Olechka1> ВП: Мне кажется, примером особенности.ru общества и расширения приемлемых норм поведения могут являться терпимость к воровству и cheating.

<Pelevin> Olechka1: У нас политическая корректность развивается в том направлении, что воров и бандитов нельзя будет называть ворами и бандитами.

<carcass_> Пелевин: Если не секрет — какой у вас сейчас комп? И софт на оном компе? <Pelevin> carcass: Для своих мелких домашних потребностей я обычно пользуюсь SoftImage. А вообще меня очень интересуют магические, гадательные программы.

<Quizzus> Пелевин: И снова о «Пинк Флойд» — какой их период вы любите больше всего? <Pelevin> Quizzus: Больше всего люблю Atom Heart Mother. Вообще начало 70-х. После Dark Side of the Moon они стали слишком заметными и слишком коммерческими.

<Muxin> ВП: Метавопрос — как вам на IRC? <psyhic> Пелевин: А чем вас журнальцы соблазнили, что вы к нам пришли?:

• )) <Pelevin>
• psyhic: Мне очень интересна такай форма общения, где существует абсолютное равноправие между задающим вопросы и отвечающим. Это очень демократично и интересно.Т. е. я могу задать вопрос точно так же, как его задают мне.

<WhiteHawk> Пелевин: если вас еще не спросили — как вы относитесь к Андрею Платонову как к писателю? <Pelevin> WhiteHawk: к Андрею Платонову я отношусь с большим восхищением. Это человек, который как никто проник в возможности, которые несет в себе язык. К сожалению, ему слишком легко подражать, чем и занимаются многие молодые авторы. Писать языком Платонова без его опыта, который его привел к этому, это не очень интересно, как писать лагерные рассказы в Коктебеле.

<Juliya> Пелевин: Употребляли ли вы когда-нибудь ЛСД в процессе написания чего-либо? <Pelevin> Juliya: Нет.д.ля человека, знакомого с препаратом, ясно, что нельзя употреблять ЛСД в процессе написания чего-либо. И вообще не очень понятно, кто кого употребляет — ты ЛСД или ЛСД тебя.

<Trahel> Пелевин: «Кто кого употребляет» — мы Интернет или Интернет нас, как по-вашему? <Pelevin> Трахел: Это очень важный и очень злободневный вопрос.

<Pelevin> Раз мы заговорили об ЛСД, был такой человек Лилли, который под дозняком ЛСД осознал, что на земле распространяется кибернетическая цивилизация, которая внедряется через распространение компьютеров. Он так воодушевился этой мыслью, что кинулся звонить президенту. Самое интересное, что президент взял трубку… Это, по-моему, в его воспоминаниях, книга называется «Ученый» и относится к тому периоду, когда Лилли пересел с ЛСД на кетамин.

<Trahel> Пелевин: А чем кончилась история со звонком Президенту? <Pelevin> Trahel: Президент это все внимательно выслушал, а Лилли перешел на кетамин.

<psyhic> Пелевин: А вы нас не хотите чего спросить?:

• ))) <Pelevin>
• psyhic: Почему вы стали из физика в психика? Эти трансформации отражаются на вашем реальном психическом состоянии? <psyhic>
• Пелевин: Да — я играю и не играю одновременно…

Муxин тоже готов ответить на вопрос:

• <Pelevin>
• Муxин: Сколько мух вы дали бы «Чапаеву»? <Muxin>
• Пелевин,

5. Честных 5 муx.

<Pelevin> Муxин: Спасибо.

<Juliya> ВП: Вы против кибернетической цивилизации? <Pelevin> Juliya: Я сохраняю вооруженный нейтралитет.

<Quizzus> Филип К. Дик писал свои романы ТОЛЬКО под воздействием ЛСД.

<Quizzus> Пелевин: Как вы относитесь к П.К. Дику? <Pelevin> Quizzus: Дика я очень люблю, а что он писал под ЛСД, это маловероятно. Может быть, под ЛСД он набирался впечатлений. Под ЛСД совершенно другая скорость, и для фиксации того, что происходит под ЛСД, нужны другие носители информации. Лучше подходит диктофон.

<WhiteHawk> Пелевин: О фашизме многие спрашивают. Ваш взгляд на его идеологию и эстетику? Вам не интересен вопрос или вы не хотите отвечать? Под фашизмом я имею в виду немецкий национал-социализм.

<Pelevin> WhiteHawk: К сожалению, мы не можем рассматривать фашизм как нечто абстрактное. Мы знаем, что это такое в его конкретном воплощении, и мне кажется, это знание снимает все вопросы по этому поводу. Большое спасибо всем, кто пришел.

<DD> Пелевин: Понравилось ли тут вам и придете ли еще? <Pelevin> Мне было очень интересно.

<Trahel> Пелевин: Огромное спасибо вам! <Quizzus> благодарю, Mr. Пелевин.

<Pelevin> До свидания.

XI. Браток по разуму…

В этом году Виктор Пелевин, автор «Чапаева и пустоты» и «Generation «П»», безусловно, самый модный писатель. Все его читали, никто его не видел. С Пелевиным встретилась КАРИНА ДОБРОТВОРСКАЯ.

Пелевин опоздал на полтора часа. Извинялся агрессивно: «Я спал. Проснулся. А уже шесть часов — и надо куда-то ехать. Куда ехать? Меня можно, конечно, прижать к стенке, но дело в том, что стенка сразу исчезнет». Пелевин ненавидит давать интервью, почти не подходит к телефону, не любит фотографироваться и часто носит темные очки. Даже Ричард Аведон, который делал его портрет для New Yorker, не смог заставить его эти темные очки снять. Человек-невидимка. Может быть, никакого Пелевина и вовсе не существует, есть одна пустота. А может, за всеми этими загадочными маскировками прячется что-то совсем несложное.

Наша встреча с Пелевиным была назначена на шесть часов в японском ресторане «Изуми» на Спиридоновке. В шесть Пелевина не было. В полседьмого тоже. В семь не было. В семь пятнадцать не было. Пустота. Он появился в семь сорок, вполне осязаемый, даже довольно плотный. Высокий, никаких темных очков, светлые проницательные глаза азиатского разреза на круглом лице. Его взгляд не потеряет цепкости, даже когда Пелевин будет плохо держаться на ногах.

Поначалу он ведет себя тихо и благостно, но когда через полчаса на столе появляется включенный диктофон, начинает ворчать: «Я так не могу говорить. Кикабидзе в неволе не размножаются». Потом взрывается:

Что вы мне кайф ломаете, а? Вот он, позор и ужас-то жизни! Я только что готов был поверить, что красивые умные девушки могут со мной просто так посидеть, побазарить… А так не бывает, потому что это работа такая, да? Именно поэтому этот мир и вырубился. Он все время выставляет красоту, ты идешь ей навстречу, а там — или микрофон, или бабки.

Пелевин всегда утверждал, что объективной реальности не существует. Поэтому часто сам предпочитал исчезать.

Я извиняюсь, но зачем мне нужны эрзацы, когда передо мной вся эта жизнь? Я не читаю никаких журналов, не смотрю телевизор…

Ну не ври.

Честное слово. Копирайтером я работал, было дело, но телевизор не смотрю. У меня даже нет антенны, она в трех местах перерублена. Не, ну если мне очень хочется чего-нибудь посмотреть, я могу найти кусок проволоки, воткнуть его туда, где антенна, и там, на зеленом фоне, будет что-то такое говорить. Но фильмы я смотрю — от видака-то телевизор нормально работает.

Почему ты не отвечаешь на телефонные звонки?

Я ничего хорошего не жду от телефона. Чудо никогда не бывает предсказуемо. Я даже сообщения больше не слушаю. Приезжаю домой, а на автоответчике сорок пять сообщений. Я нажимаю кнопку, и они все стираются.

Но ты же носишь с собой мобильный.

А я его включаю, только когда мне надо куда-то позвонить.

Через некоторое время он увлекается и его заносит: «Мне тут из одного журнала звонят: «Витя, напиши нам рассказик»».

Ты же к телефону не подходишь.

Ну, случайно снял трубку.

Живет Пелевин в спальном районе Чертаново и совершенно поэтому поводу не страдает: «Для меня все районы спальные, я бы и в центре так же спал, ха-ха-ха!». Никакой машины у него нет, он ездит в метро и утверждает, что очень ему там нравится. На интервью он, впрочем, приехал на частнике — на старенькой «Оке».

Я в метро больше люблю. Я там всегда читаю «Московский комсомолец», особенно объявления. Я недавно там хорошее объявление вычитал: «Досуг абсолют». Я теперь все время пытаюсь себе это представить. Меня что пробило — в этом не должно быть никакого там секса, да? Просто — досуг-абсолют.

Он не может представить себе жизнь, в которой надо было бы вставать и куда-то ходить по утрам. «Я вообще никогда не работаю». На самом деле Пелевин работает постоянно. И не только тогда, когда пишет, но и когда разговаривает. Он жонглирует словами, смакует парадоксы, каждую минуту выдает новые рекламные слоганы (типа «Вагриус» — «Виагриус») и внимательно прислушивается к другим на предмет поиска языковых штучек. Сидящий за соседним столиком пожилой дяденька в какой-то момент не выдерживает: «Не подслушивайте, молодой человек!».

Пелевин часто рассказывает анекдоты и сам над ними долго смеется, содрогаясь всем телом. Когда ему что-то особенно нравится, победно потрясает сжатыми кулаками, продолжая улюлюкать. Изъясняется он на «блатной фене», перемешанной с абстрактными понятиями. Часто повторяет: — если у нас такой серьезный базар… — если говорить по серьезке… — меня вот какая мысль прорубает… — сказал так конкретно… — меня что пробило… — фишка в том… — чисто да… — у меня свои предъявы… — он своим умом проник во все дырки… — я вообще не первую жизнь тут нахожусь… — ты не гони… — меня на думку прошибает, на сердце… Все свои фразы перебивает и заканчивает вопросом «да?». В конкретной речи реального Пелевина слышатся лесковские интонации, умноженные на базар братков — странное и очень энергичное сочетание.

Сам он однажды сказал, что в лексике братков есть огромная сила, и что русский язык, захиревший в речи интеллигентов, воскрес в блатном базаре, возродившем первозданность понятий жизни и смерти.

Ты читаешь ругательные рецензии на свои книги?

Уф… Уже нет. Но раньше читал. И очень расстраивался.

Похоже, это не совсем правда. Читает до сих пор и очень расстраивается. Ему знакомы статьи, которые я распечатала из Интернета, а некоторых критиков он цитирует наизусть длинными периодами. Потом вздыхает: «Когда я заканчиваю роман, для меня важно собственное ощущение, что я что-то хорошее написал». В прошлом году журнал New Yorker назвал его в числе шести лучших молодых писателей Европы. Английский издатель Пелевина Том Берчена считает, что для русского автора пелевинский успех на Западе очень внушительный. «Пелевин, конечно, не любит публичности, — говорит Берчена. — Но на Западе он принял эти правила игры, хотя и с большим скрипом, потому что понял, что от его появлений на публике часто зависят продажи книги».

Одевается Пелевин в лондонском квартале Камден Лок — там одеваются все радикальные молодые люди — или в американских супермаркетах. Стиль — спортивно-военный. Синяя рубашка расстегнута на животе и на груди: «Вы ничего не понимаете, в Нью-Йорке все сейчас так ходят».

Меня моя девка попросила кожаную куртку купить («девка» работает в рекламном отделе одного из глянцевых журналов. — ред).

Я ходил по Камден Локу и прицеливался на баб, которые также выглядят, как она. Какую-то нашел и сказал: «Девушка, вы совершенно таких же габаритов, как одна персоналия, которой я должен купить куртку, и поэтому надо зайти померить, да? Зашли в магазин, она перемерила все куртки, потом я купил одну, положил в сумку, а она так поглядела на меня — и у нее в глазах читалось: «И это все?».

Пелевин стрижется почти наголо: «Это у меня буддистское».

У тебя всегда была такая стрижка?

Не, ну раньше у меня были какие-то там прически, да? Но так удобно, когда у тебя совсем нет волос и ты можешь просто голову сунуть под кран, когда моешь рожу.

Сакэ он пьет графинами, с немыслимой скоростью — один за другим, то и дело, окликая испуганную японку. С такой же скоростью жадно заглатывает суши, ловко орудуя палочками. Потребовал розовый имбирь — «а то везде зеленый». Разбирается в японских ресторанах, знает, где дешевле — например, в «Старом Токио» или в «Японской лапше» на Арбате. Ошибочно считает, что «сырую рыбу испортить невозможно». Но если «чисто так» спросить его про любимое блюдо, признается, что обожает лосося из банки, перемешанного с двумя нарезанными яблоками и банкой майонеза. «Скажем так, мне нравится, когда у жизни большие сиськи. Но во мне не вызывает ни малейшего волнения так называемая кантовская сиська в себе, сколько бы молока в ней ни плескалось. «Виктор Пелевин, «Generation «П».

На что ты тратишь деньги?

Они сами тратятся. Ну, на компьютеры, еще на всякое, на путешествия.

Куда же он путешествует? Из всех мест в мире больше всего любит Кавказ — все, что находится под горой Эльбрус, но сейчас ездить туда боится — «стремно». Также боится и Крита, куда его уговаривает поехать подруга. «На Крите много тысяч лет назад была страшная вулканическая катастрофа, и что-то там такое сломалось. «Зато охотно ездит в Египет и в буддистские монастыри в Корею. Этой весной больше месяца прожил в Америке, в лесном пансионате, в трех часах езды от Нью-Йорка:

Это очень хорошее место, потому что там, во-первых, нету телевизора, во-вторых, нету газет, в-третьих, никакой связи с миром. Тебе туда не могут даже позвонить, только факс послать. Мне туда девушки слали факсы. Сидишь там, книгу пишешь, или еще чего-нибудь. Я лично там в компьютерные игры играл. Прошел там Mist, Independence War — ну, короче, все главные… Так вот, оттуда я позвонил в Нью-Йорк и…

Ты говорил, что там телефонов нет.

Там есть телефон-автомат. Так вот, я позвонил в Нью-Йорк и мне рассказали, что американцы там бомбят чего-то, самолеты летают. Я, короче, напрягся. Ведь если подумать в терминах каннибализма… В Африке считается, что если ты съедаешь какого-то человека, то приобретаешь его качества. Америка съела совок. Она съела его конкретно. И его качества стали проявляться и возрождаться в Америке.

Несмотря на американский каннибализм, Пелевин готов защищать Америку с пеной у рта: «Там честный человек может смело сказать то, что думает!». Пелевин отлично говорит по-английски, английские переводы своих книг редактирует сам.

Где ты учил язык?

Я его вообще не учил. Я ничего не учу. Я его просто знал. С самого начала.

К Европе тоже относится с нежностью. Часто бывает в Лондоне, а в Париже останавливается у своего французского издателя Оливье Ролэна.

Пелевин тоже через себя как следует пропустил. Ему тридцать шесть, он родился 22 ноября и очень этим гордится: «Вот ты будешь смеяться, но у меня очень интересный знак. Дело в том, что зодиакальных созвездий не двенадцать, а тринадцать. Есть созвездие между Скорпионом и Стрельцом, оно называется Змееносец, или Змеедержец.22 ноября этот знак выявляет свое могущество». Он вырос на Тверском бульваре, «около ТАССа», и учился в тридцать первой школе на улице Станиславского — вместе с Антоном Табаковым и Михаилом Ефремовым.

Табаков приносил окурки Winston’a, украденные из папиной пепельницы, — вот такой длины. И мы сидели в песочнице и курили эти окурки. Мои школьные друзья уже нарожали детей, которые сами теперь в школу ходят. Это меня поражает. Как это я вдруг возьму и кого-нибудь рожу?

Почему?

Ну, такая ответственность. Если серьезно, то я не до конца уверен, что это правильный поступок. Здесь родиться. В форме человека… Слушай, мне так нравится твой костюм. Стиль «Опять двойка!» Я в точно таком же костюме ходил на выпускной вечер.

И что там произошло, на выпускном вечере?

В том-то и ужас, что ничего. Я с тех пор все жду. А вообще, в женской красоте есть что-то ушибающее. Мне кажется, что когда красивая девушка одевается в красивые вещи, она ждет, что ее просто повалят на пол. Так вот. Чтобы жить в истине, достаточно находиться в этом моменте. Он и есть истина. Другого нет. Счастье — это такая случайная вещь, его невозможно запланировать. Какой бы у тебя ни был органайзер, в нем никогда не напишешь: в четверг с одиннадцати до двенадцати — счастье. А кроме счастья разве что-нибудь человеку нужно? Я вот сейчас сижу и так счастлив, так счастлив! Может, это, конечно, химическая реакция организма… Вот ты будешь смеяться, да? Но ведь вот пройдет пара лет, да? И мы убедимся в том, что ничего лучше сегодняшнего вечера просто не было. Если у нас серьезный базар, то я могу на эту тему выступить. Чжуан Цзы был первым, кто сказал… Я пытаюсь по-китайски вспомнить…

XII. Казусы с Пелевиным

Автор: без имени.

Нет, ну не все так страшно. Просто уж больно много нелепых историй у меня накопилось. Не про самого Пелевина, конечно, а про пелевинских читателей.

Казус первый.

Поезд Москва-Киев. Я в нем зачем-то еду. В купе кроме меня всего один пассажир, юный и симпатичный. Сразу после проверки билетов он усаживается на своей полке в некое подобие «лотоса» и сидит так, прикрыв глаза, часа полтора. Я, в свою очередь, мирно читаю свеженького Пелевина. Молодой человек, наконец, выходит из своей «мини-нирваны», смотрит на меня ясными голубыми глазами и приветливо спрашивает: «А это последний Пелевин?» Я утвердительно мычу.

Мой собеседник удовлетворенно кивает, бормочет: «Я себе тоже скоро куплю». И вдруг начинает взволнованно рассказывать: «Знаете, у меня есть друг, можно сказать, учитель, буддист, конечно, он такой просветленный, такой продвинутый; а вот когда едет на машине, и его гаишник останавливает, ничего поделать не может: робеет, отдает деньги, и все такое. И так с ним часто бывает. И я вот думаю: что же делать? Почему мы такие беззащитные? Неужели иначе не получается?» Я с ужасом понимаю, что у меня почему-то просят мудрого совета, и открываю рот. Из глубин открытого рта выезжает какая-то «телега» на заданную тему. Мой спутник, тем не менее, удовлетворенно кивает. На его лице — блаженная улыбка человека, который наконец-то все понял. Я не выдерживаю: «Слушайте, а с чего вы вообще решили, что я могу дать вам дельную консультацию по данному вопросу?» «Так вы же Пелевина читаете, — немного удивленно объясняет он. — С кем же еще на такую тему говорить-то?» «О, господи, — думаю я, — приехали!»

Казус второй.

Сотрудница фирмы, где работает один из моих приятелей, явилась на работу взвинченная, с покрасневшими веками и прочими атрибутами бессонной ночи на лице. Все решили, что беда стряслась нешуточная. Угу, стряслась. И еще какая! Дама застукала своего сына за чтением Пелевина!!! Вы только вдумайтесь! За чтением! Пелевина! Коллеги, задавшиеся целью ее утешать, сперва опешили, а потом оживились. Кто-то поздравил несчастную с тем, что ее сын растет умным мальчиком. Кто-то презрительно буркнул, что в шестнадцать лет можно и Пелевина читать, ничего страшного, лишь бы привычка брать книгу в руки выработалась — т.е. завязалась обычная в таких случаях бесплодная, но эмоциональная дискуссия о Пелевине, типа той, что ведут читатели Сергея Кузнецова.

«Но вы не понимаете, — с отчаянием в голосе сказала несчастная мать. — Он же читает ПЕЛЕВИНА!» Воцарилась пауза, в течение которой участники диспута честно пытались понять, в чем, собственно, заключается причина столь бурного негодования. «Значит, он принимает наркотики, — наконец объяснила гениальная мамаша. — Или собирается их принимать. Пелевин же для наркоманов пишет!» Немая сцена.

Казус третий.

Затеял ваш покорный слуга беседу просветительского толка с красивой девушкой. На тему «что почитать». Сам только-только отрыл в сети классного писателя и, ясное дело, веду агитацию и пропаганду культурного образа жизни. Она спрашивает: «А он как Пелевин пишет?» «Да нет, не совсем так, — честно отвечаю я, — вернее, совсем не так…» Девушка разочарованно отворачивается. Моя гуманитарная миссия провалена.

Казус четвертый.

Друзья из Питера недавно звонили, рассказывали, что один наш с ними общий знакомый прочитал последний роман Пелевина, сказал: «И этот продался!» — и запил. Кому именно «продался» Пелевин выяснить совершенно невозможно, поскольку дядя все еще благополучно пребывает в запое.

Казус пятый.

Одна знакомая спрашивает: «Тебе у Пелевина что больше нравится: «Чапаев» и «Желтая Стрела», или «Омон Ра» с «Жизнью насекомых»?» После некоторых раздумий говорю, что вторая пара, пожалуй, все-таки больше.

«Значит, ты — маниакально-депрессивный тип!» — радостно сообщает она.

«А если бы я «Чапаева» и «Стрелу» выбрал?» — недоуменно спрашиваю я.

«Тогда был бы шизоидный!» Напрягаюсь, с трудом вспоминаю подходящий к случаю термин и торжествующе спрашиваю: «А эпилептоидные типы что у Пелевина предпочитают?» Моя собеседница растерялась. «Не знаю, — говорит, — может быть, им как раз новый роман понравится…» Вот такой вот психиатрический тест по Пелевину. Даже не знаю: плакать тут, или смеяться!

Казус шестой.

Получаю письмо от своего постоянного читателя (постоянному читателю лет семнадцать, не больше) с подробным отчетом о победах его светлого разума над очередной порцией рассказов Борхеса. Мой корреспондент вроде как доволен результатами эксперимента над его юным организмом. Даже решил меня отблагодарить: рекомендацией за рекомендацию. Прямо советовать не решается, и этак осторожно спрашивает: «Макс, а вы никогда не пробовали читать такого писателя, Виктора Пелевина? По-моему, наш человек.» Мне и смешно до слез (вот она, настоящая невинность, есть еще ребята, которые не в курсе, что жить в России и не прочитать Пелевина попросту невозможно!) — и в то же время, я понимаю, что эта фраза «наш человек» в устах умненького семнадцатилетнего мальчишки, не отягощенного еще ни снобизмом, ни осознанной необходимостью чтения «для того, чтобы быть в курсе», ни даже элементарным знанием «медицинского факта», что Пелевин — фигура не просто известная, а, так сказать, «культовая».

На этом, пожалуй, можно было бы и остановиться, но неудержимо хочется чего-нибудь резюмировать. У Виктора Пелевина есть недостаток, свойственный, впрочем, любому хорошему писателю: он один такой. Умный, ироничный, начитанный парень, чьи тексты легко и с удовольствием расшифровываются теми, кому, собственно, адресованы, и напрочь сносят крыши наивным и не в меру восприимчивым, вроде моего юного попутчика — литераторов, владеющих сходным методом и ведущих аналогичную стратегическую игру, в последнее десятилетие должна была бы появиться целая плеяда. Ан нет, не появилась пока, так что в нашем распоряжении по-прежнему всего один — Виктор Пелевин. Расплачиваться за эту вопиющую несправедливость приходится читателям. Вот они и пускаются во все тяжкие. Последний роман Пелевина ждали, пожалуй, слишком уж долго, его ждали, можно сказать, с надрывом. Обманутые и оправдавшиеся ожидания встретились в пространстве дискуссий как массы теплого и холодного воздуха в атмосфере — и пошел циклон. И ведь какая буря в стакане воды получилась!

XIII. Блюстители дихомотий

Автор: Сергей Корнев

Кто и почему не любит у нас Пелевина?

.. А про Катона люди пусть лучше спрашивают, почему этому человеку нет памятника…», Катон Старший (

В декабре 1997 года в культурной жизни нашей страны случилось примечательное событие, вызвавшее много толков, пересудов и недоуменных вопросов. Жюри Букера-97, вопреки общим ожиданиям, не включило в число финалистов роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота», превратившийся тогда в «хит сезона». Общее удивление по этому поводу, то, что этот факт получил гораздо большее внимание, чем фигура тогдашнего букеровского победителя, — пожалуй, такого триумфа русский писатель не испытывал уже давно. Этот, казалось бы, чисто формальный акт превратился в настоящее культурное событие, анализ причин и истоков которого многое проясняет в нынешней ситуации. Творчество Пелевина это хорошая система тестов на отношение современной культурной среды к пристойной новой литературе.

В чем же он все-таки провинился?

Решение букеровского жюри было преподнесено как некий нравственный жест, как «гражданский подвиг», как ритуальное осуждение «всей вообще подобной литературы». На первый взгляд все выглядело вполне благопристойно: общество, уставшее от культурного упадка и нравственного помешательства, наконец, потянулось к высокой духовности, к национальному культурному наследию, а Пелевин просто подвернулся под горячую руку. В его лице наказали «всех вообще постмодернистов», «тех, кто во всем виноват», «кто разрушает нашу культуру». Но тем, кто знаком с творчеством Пелевина, все это не могло не показаться абсурдным недоразумением. Сложилось впечатление, что члены жюри вообще не читали последних произведений Пелевина и основывались в своих выводах на его раннем творчестве, на юношеском романе «Омон Ра».

Довольно странно было слышать, как Пелевина ставили на одну доску с Владимиром Сорокиным и другими экспериментаторами новой волны, которые строят свою эстетику на разрушении самого понятия литературы. Ведь как раз Пелевин, из всех новых писателей, является наиболее принципиальным антагонистом этой линии. С точки зрения формы он вполне академичен, с точки зрения содержания в большинстве своих произведений, особенно последних, выступает как жесткий моралист, проповедник духовности и противник потребительской жизненной установки. Наконец, трудно не заметить общую воспитательную направленность его творчества, когда высокохудожественная интеллектуальная проза адресуется к молодой аудитории, культурным развитием которой сегодня столь многие озабочены. Базовое мироощущение молодежной субкультуры он сумел перенести в полноценный культурный контекст и выразить нормальным русским языком. Комизм ситуации заключается в том, что именно исходя из тех мотивов, которыми члены букеровского жюри оправдывали свою нелюбовь к Пелевину, они должны были, наоборот, выставить его в качестве образца для подражания.

Перечень претензий к Пелевину и его роману, заявленный в ряде критических отзывов и публикаций, мог только усилить недоумение. Одни вменяли ему в вину то, что он «хотел написать бестселлер», как будто в этом есть преступление — написать книгу, которую читают читатели, а не только литературные критики. Другие ругали его за несерьезность и легковесность, несовместимую, по их мнению, с высокой миссией писателя в столь переломную эпоху, — хотя этот роман посвящен как раз самой серьезной и самой актуальной теме, какая только есть в русской культуре, — теме существования личности в эпоху исторических катаклизмов. Третьи увидели в этом романе чрезмерное увлечение интеллектуальной игрой, — хотя в эпоху господства массовых стандартов, апеллирующих к набору примитивных эмоций и инстинктов, писатель, которому удалось заинтересовать широкого читателя интеллектуальным произведением, достоин памятника при жизни. Четвертые набросились на пелевинский «постмодернизм», хотя о текстах Пелевина этот ярлык говорит не больше, чем общий ярлык «соцреализм» о «Тихом Доне», «Василии Теркине» или «Счастливой Москве». Пятые, войдя во вкус настоящих мастеров пера, журили его за плохо состыкованный сюжет, за логические неувязки и стилистические погрешности, а то и просто за плохое владение русским языком. Нашлись и те, кто обнаружил, что «Чапаев и Пустота» «не соответствует форме романа», а стало быть, и вообще не подходит под стандарты большого Букера.

События развивались по стандартному сценарию «знаковых осуждений» советской эпохи, когда чиновники от искусства, прикрываясь идеологическими лозунгами, вываливали на человека весь набор обвинений, какие только можно придумать. Причина такой реакции вполне объяснима: Пелевин этим своим романом, да и самим своим существованием, нарушил целый ряд стереотипов, укоренившихся в сознании отечественной околокультурной тусовки.

Он не угодил никому. Западников не устраивает его скептическое отношение к ценностям Запада, к идеалу сытого буржуа. Патриоты-почвенники не приемлют его «мистический индивидуализм» и иронично отстраненное отношение к социальной реальности. «Творческая интеллигенция» не может простить ему внезапный успех и популярность. «Постмодернистам» и циникам не нравится его вполне серьезное, искреннее отношение к трансцендентным ценностям и экзистенциальным вопросам. Приверженцев православия возмущают его эксперименты с экзотическими религиозными доктринами. Защитники отечественного культурного наследия не могут смириться с тем, что он относится к нему свободно и творчески, пытается его оживить и встроить в контекст эпохи. Но самое главное, пожалуй, то, что нарушение ценностных установок отдельных интеллигентских сообществ происходит, с их точки зрения, несовместимым, взаимоисключающим образом. В мире пелевинских текстов подвергаются сомнению не просто отдельные штампы и стереотипы нынешнего интеллигентского сознания, но сами базовые бинарные оппозиции, на которых оно держится, которые составляют его фундамент, — именно поэтому Пелевин не устраивает никого, именно поэтому остракизм был таким полным и жестким.

виртуальным классом», —

XIV. Фотографии Виктора Пелевина

XV. Анализ романа «Омон Ра»

Виктор Пелевин за достаточно короткий промежуток времени успел стать культовой фигурой для совершенно разных слоев российского общества. Его читают и тинэйджеры, утонувшие в мировой паутине, и сорокалетние менеджеры, едва пережившие кризис среднего возраста, и даже литераторы, находящие, правда, многое спорным, но все равно исправно идущие в книжный магазин за его новым романом. Творческую манеру Виктора Пелевина можно назвать постсоциалистическим сюрреализмом. Упор на воспроизведение сознания и особенно подсознания, порождающий причудливо-искаженные сочетания реальных и нереальных предметов, делается во всех его произведениях. Поэтому, впервые взяв книгу Пелевина в руки, лучше сразу отказаться от всех стереотипов, глубоко засевших в душе в результате детального разбора классической литературы.

«Омон Ра» вобрал в себя все достоинства, присуще произведениям Пелевина: непредсказуемый сюжет, глубокий смысл и оригинальность символики. Этот роман, как большинство пелевинских книг, оставляет читателю широкое поле для поиска трактовок.

«Омон Ра» — это история о советском мальчике Омоне Кривомазове, с детства мечтающем о небе, который поступил в летное училище, а потом попал в отряд космонавтов, готовящихся к полету на Луну. Но не стоит забывать, что автором этого произведения является концептуалист постмодернист Виктор Пелевин, а это означает, что все не так просто. Более того, все очень и очень сложно.

Как уже говорилось выше, интерпретировать этот роман можно по-разному. На мой взгляд, одной из задач, которую ставил перед собой Пелевин при написании этого произведения, была попытка обличить тоталитарную систему, существовавшую в Советском Союзе. Космос, являющийся центральным образом в романе, — это коммунизм.

Детство Омона проходит в пространстве, до краев заполненном космической символикой: кинотеатр «Космос», металлическая ракета, стоящая на сужающемся столбе титанового дыма, фильмы и песни о летчиках, мозаика на стене павильона, изображавшая космонавта в открытом космосе, пионерлагерь «Ракета». Все это очень напоминает вездесущие шедевры советского агитпропа, сулящие скорое светлое будущее.

Герой-рассказчик Омон Ра понимает, что мира и свободы на земле не достичь: «…духом я устремился ввысь, и все, чего потребовал выбранный мною путь, уже не вступало ни в какие противоречия с моей совестью, потому что совесть звала меня в космос и мало интересовалась происходящим на земле. В этой связи напрашивается аналогия с советскими людьми, которые ради мифического светлого завтра (космоса), готовы не замечать блевотную действительность (Землю)».

Одним из ключевых для понимания романа моментов является эпизод с картонным звездолетом, висящим в столовой пионерлагеря. Омон и его друг Митя решили выяснить, есть ли кто-нибудь внутри него или нет. Оказалось, что там находится пластилиновый человечек. Когда делали ракету, начали именно с этого человечка. Слепили, посадили на стул и наглухо облепили со всех сторон картоном. Но самое интересное, что там не было двери. Снаружи люк нарисован, а изнутри на его месте — стена с какими-то циферблатами. Отсутствие двери, замкнутое пространство, обклеенное картоном, — все это невольно вызывает ассоциации с тоталитарной системой, лишавшей человека свободы. Также в лагере «Ракета» произошел еще один немаловажный эпизод. Омон, проползая в противогазе по длинному коридору, приходит к интересным умозаключениям: «Еще через несколько метров мои слезы иссякли, и я стал лихорадочно искать какую-нибудь мысль, которая дала бы мне силы ползти дальше, потому что одного страха перед вожатым было уже мало». Аналогия напрашивается сама собой: мысль, дающая силы ползти, — коммунизм, придуманный для советских людей, живущих в ужасных условиях (ползущих в противогазе), на тот случай, если карательная система (вожатый) перестанет их пугать.

«Пелевин часто работает обманутыми ожиданиями», — пишет о его творчестве Андрей Немзер. Роман «Омон Ра» до последних страниц разворачивается как история о мистификации: советская власть обманывает свой народ и мировое сообщество, запуская в космос корабли на весьма своеобразной автоматической тяге, но в итоге выясняется, что даже и не в космос — огромные усилия производятся для того, чтобы создать у жертвы впечатление, будто она побывала на Луне. Так зачем же государству все это надо? Подполковник из училища им. Маресьева говорит, что тут готовят не просто летчиков, а в первую очередь настоящих людей. Человек, готовый совершить подвиг, пусть даже и невидимый, по словам Урчагина, необходим стране, так как он питает ее главную силу. Государство в «Омоне Ра» — это грандиозное мистическое бутафорское сооружение, где стираются все грани человеческой индивидуальности и личность мыслителя единицей всеобщего, топливом, нужным, чтобы на далекой Луне взвилось знамя победившего социализма.

Важную роль в романе играет музыка. Неслучайно несколько страниц посвящены диалогу Омона и Димы Матюшевича о группе Pink Floyd . OVERHEAD THE ALBATROSS было написано Димой на листе бумаги, который он повесил над своей койкой. Эти строки взяты из песни Echoes, которая может служитьзвуковой дорожкой ко всей книге. Одиночество и безысходность сквозят в музыке Pink Floyd. Образ одинокой птицы, летящей над огромным океаном перекликается с сюжетом книги.

Интересна композиция произведения. Весь роман показывает взросление Омона Ра. Его можно разделить на четыре части. Конец каждой из них ознаменован появлением супа с макаронными звездочками, курицы с рисом и компота. Инициация Омона завершается тем, что он выбирается из лунохода (отказывается от мечты о коммунизме), поняв сущность тоталитарной системы. Но финал все-таки остается открытым, что характерно для творчества Пелевина. Однако надо было решать, куда ехать: «Я поднял глаза на схему маршрутов, висящую на стене рядом со стоп-краном, и стал смотреть, где именно на красной линии я нахожусь». Что выберет Омон Ра: нажать на стоп-кран или просто сменить маршрут, — ответа Пелевин не дает.

Примечания , Эзотерический, Дзэн-буддизм, Почвенники, Сюрреализм, Антропософии, Герметизм, Оккультизм

Трюизм ⁸ (англ. truism, от true — верный, правильный) — общеизвестная, избитая истина, банальность.