«Поднятая целина»
Л.П. Егорова, П.К. Чекалов
В 1932 г. вышла в свет первая книга романа М.Шолохова «Поднятая целина», где родная писателю Донщина показана уже в годы коллективизации. В наши дни, когда открываются все новые и новые трагические факты раскулачивания — подлинного геноцида среднего крестьянства — складывается резко отрицательное отношение к роману Шолохова. Ему противопоставляются вересаевские «Сестры» (1931) или произведения наших современников, такие, как «Кануны» В.Белова, «Мужики и бабы» Б.Можаева. Но даже сторонники такой точки зрения (например, В.Камянов, И.Волков) вынуждены признать, что в плане художественном «Поднятая целина» неизмеримо выше. «Изумителен», говоря словами американского слависта Э.Симмонса, реализм Шолохова, изобразившего весь строй жизни в Гремячем Логе и его обитателей (31; 57), так что художественный мир произведения следует судить по законам искусства, а не политики, что подтверждают работы А.Хватова, А.Минаковой, В.Тамахина и др. Но сейчас, когда рана еще кровоточит, необходимо расставить и новые социологические акценты, что нами (11) и другими авторами (10; 25, 39 ) уже было сделано на страницах журналов «Литература в школе», «Дон».
Отношение Шолохова к коллективизации
Прочитаем письмо Шолохова Е.Левицкой от 2 июля 1929 г., переданное ею Сталину. Это ярчайшее выражение боли крестьянства, его голос, как и те 90 тысяч крестьянских писем, что поступили за полгода на имя Сталина и Калинина.
«А вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен, — писал Шолохов.- Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хоперском округе у самого истого середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится…
А что творилось в апреле, в мае! Конфискованный скот гиб на столичных базах, кобылы жеребились и жеребят пожирали свиньи (скот весь был на одних базах), и все это на глазах у тех, кто ночи недосыпал, ходил и глядел за кобылицами… После этого и давайте говорить о союзе с середняком. Ведь все это проделывалось в отношении середняка».
Писатель с глубокой сердечной болью рассказывал о произволе и беззаконии по отношению к бывшему красному командиру, у которого продали все, вплоть до семенного хлеба и кур, забрали тягло, одежду, самовар, оставили только стены дома. «Он приезжал ко мне,- продолжает Шолохов,- еще с двумя красноармейцами. В телеграмме Калинину они прямо сказали: «Нас разорили хуже, чем нас разоряли в 1919 году белые». И в разговоре со мной горько улыбался. «Те,- говорит,- хоть брали только хлеб да лошадей, а своя родимая власть забрала все до нитки. Одеяло у детишек взяли…»
Поднятая целина коллективизация
... человека по отдельности, выделяя из толпы. Отношение к коллективизации Процесс коллективизации в романе Шолохова — это сложный процесс, во время ... комичны, но когда задумываешься над происходящим в произведении Поднятая целина, то становится страшно. Понимаешь, насколько же хорошо ... где существовало неравенство. Были бедняки, кулаки, батраки, середняки. Зажиточные крестьяне имели хорошие дома, а вот ...
Шолохов понимал, что появившиеся в это время «политические банды» в большинстве случаев и были следствием такого произвола по отношению к середняку: «Вот эти районы и дали банду». Писатель на грани отчаяния: «Подавлен. Все опротивело».
Возникает вопрос: почему же всего этого почти нет в романе? Почти, так как несомненную связь с процитированным выше письмом Шолохова можно увидеть в горьких словах Разметнова:
«У Гаева детей одиннадцать штук! Пришли мы — как они взъюжались, шапку схватывает! На мне ажник волос ворохнулся! Зачали их из куреня выгонять… Ну, тут я глаза зажмурил, ухи заткнул и убег на баз! Бабы — по мертвому, водой отливали сноху… детей…»
Не надо думать, что в споре Давыдова и Разметнова о судьбе детей раскулаченного Гаева Шолохов на стороне Давыдова: Разметнов тоже положительный герой, к тому же, судя по шолоховскому письму, выражающий его отношение к перегибам коллективизации. Шолохов лишь объясняет, почему именно Давыдов вдруг стал таким жестокосердным.
К чести Шолохова, он воссоздает сцены раскулачивания с позиций писателя-гуманиста. Эпизод в доме Фрола Рваного трактуется им не как торжество безудержной классовой ненависти, а как законное право Демида Молчуна, прожившего в этом доме пять лет в работниках, иметь валенки и поесть меду. (Не надо идеализировать отношения хозяев и батраков, об этом убедительно говорили писатели и в ХIХ в.).
Даже Разметнову «противны и жалки мокрые и красные, как у кролика, глаза» Фроловой дочери, натягивающей на себя девятую юбку, и это далеко не все содержимое прихваченного ею узла. И на память приходит хрестоматийная сцена с ушаковской женой, чьи дети были лишены самого необходимого: в доме Фрола христианские заповеди явно не исполнялись. Но в то же время Шолохов не скрывает народного сочувствия раскулаченным, понимания того, что их богатство нажито и личным тяжелым трудом: «Наживал, наживал, а теперь иди на курган»,- бормочет одна из женщин. Хоть один казак да воздержался от решения раскулачивать Фрола Дамаскина, который, кстати, — и Шолохов это показывает — по закону раскулачиванию не подлежал: с государством рассчитался. А когда дошли до Тита Бородина, «собрание тягостно промолчало». А чего стоит реплика: «Отдай нам Фролово имущество, а Аркашка Менок на него ероплан выменяет».
С советских времен повелось представлять секретаря райкома Корчжинского, с которым знакомится только что приехавший Давыдов, персонажем для автора отрицательным. Теперь, зная шолоховское письмо, вряд ли заподозришь писателя в осуждении секретаря, да и сам художественный текст никаких оснований к этому не дает. «Поднятая целина» неизмеримо глубже в своем содержании, чем трафаретные представления о том, что раз Давыдов положительный герой, значит, он всегда прав. У Шолохова положительный герой не схема, а живой человек с присущими ему слабостями. Символ 25 тысяч рабочих, участвовавших в коллективизации, воссозданный шолоховским талантом Семен Давыдов — фигура не отягощенная особыми преступными деяниями, но и не свободная от заблуждений своего времени. Сейчас Давыдову не без оснований вменяют в вину «умильные речи» про кулацких детей, которых-де обязательно выведут в люди, обласкают-воспитают (15; 167), но авторская симпатия к Давыдову как к человеку вовсе не означает того, что Шолохов негативно относится к словам секретаря, возмущенного применением «административных мер для каждого кулака без разбора» и предупреждающего Давыдова: «Середняка ни-ни!»
Проблема отцов и детей (по роману Тургенева)
... интересам и ценностям других, их принятие и уважение. Проблема отцов и детей (по роману Тургенева) Несколько интересных сочинений О красоте и возможностях русского языка знает каждый человек на нашей ... время сдерживать перемены, созревшие в обществе. Именно поэтому смысл романа получил еще и политический подтекст, отражая реалии борьбы традиционализма и революционных идей. В начале произведения ...
Не менее важна для понимания позиции Шолохова та оценка, которая устами прокурора дана действиям Нагульнова: такого, как в колхозе Гремячьего Лога, «не было даже при Николае Кровавом». Характеристика его «партизанских методов» дана в романе еще ранее в беседе секретаря райкома с Давыдовым. «Подвиги» Нагульнова читатель увидит и сам: страшен Нагульнов в своем гневе на Разметнова, пожалевшего детей раскулаченных:
«Гад!- выдохнул свистящим шепотом, сжимая кулаки.- Как служишь революции? Жа-ле-е-ешь? Да я… тысячи станови зараз дедов, детишек, баб… Да скажи мне, что надо их в распыл… Для революции надо… Я их из пулемета… всех порешу!- вдруг дико закричал Нагульнов, и в огромных расширенных зрачках его плеснулось бешенство, на углах губ вскипела пена».
Почему же в таком случае Нагульнов остался для Шолохова положительным героем? Как и в трактовке образа Михаила Кошевого, писатель склонен понять и простить человека, не растерявшего окончательно «душу живу».
Однако, объективное отношение как к героям-коммунистам, так и к героям из другого лагеря, скупые сцены раскулачивания вызвали претензии к автору романа. Журнал «Октябрь» отказался от публикации — «Поднятую целину» напечатал «Новый мир», а Шолохов в одном из писем пояснял: «Редакция потребовала от меня изъятия глав о раскулачивании. Все мои доводы решительно отклонялись». Редакторов не удовлетворило и название «С кровью и потом». (В первоначальном названии исследователи видят отзвук романа «Россия, кровью умытая» А.Веселого, с которым Шолохов дружески общался во время зарубежной поездки 1930г.).
Пришлось уступить. И опять же в его письме Левицкой читаем: «На название («Поднятая целина» — Л.Е.) до сих пор смотрю враждебно. Ну, что за ужасное название! Ажник самого иногда мутит. Досадно». А ведь сколько накручивалось елея вокруг названия, якобы поэтизирующего и прославляющего коллективизацию. (Кстати, не случайно во второй книге романа о тракторе сказано: «Как только напорется на целину, где-нибудь на повороте, так у него, у бедного, силенок и не хватает»).
Не было шумных восторгов и после публикации романа. Посредственный роман Ф.Панферова «Бруски», запечатлевший «вождя и учителя» пропагандировался и расхваливался куда более активно. На страницах ведущих журналов мелькали обвинения в затушевывании Шолоховым контрреволюционной инициативы кулачества, в недостатке бдительности. Напротив, зарубежная и даже белоэмигрантская критика хвалила роман за правдивый показ жестокости и трагедийности сталинской коллективизации. После перевода 1935 г. «Поднятой целины» на шведский язык высказывалось мнение, что Шолохов как никто другой достоин Нобелевской премии. (Нобелевским лауреатом Шолохов стал гораздо позже — в 1965 г.).
«Тихий Дон» М. А. Шолохова — роман о судьбах народа в переломную ...
... в перестроечный период, необходимо прочитать и иначе осмыслить это произведение. Шолохову удалось события истории раскрыть через действия и судьбы ... вот тот стержень народного самосознания, позволяющий истерзанному экспериментами народу, обойдённому и «справа» и «слева», залечить ... на своём пути. Символичен конец романа «...вот и сбылось то немногое, о чём бессонными ночами мечтал Григорий. ...
Роберт Конквест в книге «Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом» неоднократно ссылался на «Поднятую целину». Американский литературовед Э.Симмонс уже в 60-е г.г. писал об авторе «Поднятой целины»: Шолохов снова настоял на истине, как он ее понимал, в лучших традициях великих русских писателей ХIХ в.
К сожалению, в 1988 г. С.Н.Семанов выступил с печально памятной статьей (29; 265-269), где сам факт создания «Поднятой целины» объяснялся «сговором» писателя со Сталиным: последний разрешает публикацию 3-й книги «Тихого Дона», а Шолохов пишет книгу, прославляющую сталинскую коллективизацию. Возражения оппонентов Семанова (8, 10, 22), безусловно, справедливы. (Прежде всего надо сказать о том, что вопреки Семанову, роман писался задолго до встречи со Сталиным летом 1931 г. Ведь в письме к Е.Левицкой от 19 ноября 1931 г. Шолоховым сказано: «Уже написал 5 листов вчистую и много «не в чистую»).
В романе нет прославления Сталина: он не упомянут, как Ворошилов, в рассказе Разметнова об обороне Царицына, хотя с 1929 г. вождь уже именовался главным героем обороны. Не упомянут Сталин и в лирических раздумьях Кондрата Майданникова о Красной площади. Имя Сталина колхозу присваивают в долгих спорах. Коллективизация показана как принудительная: даже мягкий по характеру Разметнов уверен: «Мы им рога посвернем. Все будут в колхозе!» Или: «Вышли люди из колхоза, а им ни скота, ни инструмента не дают,- говорит Нагульнов.- Ясное дело: жить ему не при чем, деваться некуда, он опять и лезет в колхоз». Неважно, что герою-активисту эта ситуация нравится — объективный смысл его слов достаточно выразительно проясняет ситуацию добровольного возвращения людей в колхозы.
Крестьянская жизнь предстает в романе не покорной партийным директивам, а вздыбленной, как норовистый конь, рождая ощущение трагедийности и жестокости времени. Оно по-прежнему предстает в кровавой череде убийств, напоминая о первоначальном названии произведения. Шолохов не скрывает, что беднота подчас воспринимает все происходившее в деревне как отступление от революции. «Это так революция диктовала в восемнадцатом году? Глаза вы ей закрыли». И хотя в данном случае речь идет о законе 1925 г., обозначившем отход от уравнительного землепользования и приведшем к новому имущественному расслоению деревни, общее ощущение неправедности происходящего у читателя остается. Это подтверждается и диалогом Нагульнова с Банником:
«- Как же ты могешь сомневаться в Советской власти? Не веришь, значит?
- Ну да, не верю! Наслухались мы брехнев от вашего брата».
За возмущением Банника, уже сдавшего по хлебозаготовке 116 пудов и вынужденного отдать еще 42, стоит понимаемая автором реальность голода. (То, что этого так и не понимает Давыдов, начинает восприниматься как определенная противоречивость романа).
Юмор в романе М. А. Шолохова «Поднятая целина»
... образом, комическое в романе “Поднятая целина” играет роль своеобразного клапана, выпускающего пар, когда давление трагических обстоятельств становится уж совсем невыносимым. Я считаю, что Шолохова нельзя обвинять в недостойной ... Так, Н. С. Хрущёв, придя к власти, ставил автора “Поднятой целины” в пример другим писателям, поскольку он писал письма самому Сталину, заступаясь на невинно пострадавших ...
В унисон — и совсем не комически — звучит строка анекдота: «Сколько ни давай, сколько ни плати — все им мало».
В известном письме Горькому о 3-й книге «Тихого Дона» («Я должен был показать отрицательные стороны политики раскулачивания и ущемления казаков-середняков») Шолохов не случайно сравнивает 1919 г. с современной ситуацией: «Прошлогодняя история с коллективизацией и перегибами, в какой-то мере аналогичными перегибам 1919 года, подтверждают это». О том, что расказачивание уже свершилось, подтверждает «Поднятая целина»: быт Гремячего Лога не похож на быт хутора Татарского, в романе не звучит казачья песня, однажды о ней лишь упоминается. Но казак-середняк еще жив, и в нем возрождается знакомые по «Тихому Дону» настроения. Вспомним анекдот, который слышит Давыдов, возвращаясь с партийного собрания: «Зараз появились у советской власти два крыла: правая и левая. Когда же она сымется и улетит от нас к Ядрене-Фене».
Понятно, почему редакция «Октября» побоялась публиковать роман на своих страницах: ведь в скором времени за подобные анекдоты люди начнут расплачиваться по 58-й статье. Так что, нельзя упрекнуть Шолохова и в искажении правды, в просталинском изображении настроений крестьянства. Примечательно, что Б.Можаев, воссоздавший в романе «Мужики и бабы» все то, о чем говорилось в письме Шолохова, заметил, что «Поднятая целина» отражает иной, чем в его книге, этап коллективизации, — после публикации статьи Сталина «Головокружение от успехов», который был вынужден посчитаться, на словах, конечно, с возмущением крестьян. Как бы ни оценивали сейчас позицию Сталина, как бы ни упрекали его в лицемерии, историческая правда была в том, что люди Сталину тогда верили (иначе не написали бы 90 тысяч писем), статья многих успокоила, у Шолохова это показано в полном соответствии с исторической правдой, как и та, показанная хотя бы в 28 главе, сумятица в умах, которую не могла не вызвать непоследовательная и лицемерная политика. Другое дело, что статья была очередным обманом, за которым последовал страшный голод 1932-1933 годов. И опять прозревающий Шолохов пишет Сталину отчаянные письма (…).
А в письме Е.Левицкой 30 апреля 1933 г. звучит горький сарказм: «Я бы хотел видеть такого человека, который сохранил бы оптимизм… когда вокруг него сотнями мрут от голода люди, а тысячи и десятки тысяч ползают опухшие и потерявшие облик человеческий».
Вот почему была прервана работа над 2-й книгой, прервана и голодом, и ежовщиной, когда Шолохов бросил писать не только «Поднятую целину», но и вообще, и начавшейся войной, уничтожившей все написанное. Но вернувшись после войны к давнему замыслу, Шолохов ограничился изображением только небольшого отрезка времени (2 месяца).
Не мог он подступить к трагическим дням голодомора, не мог лгать, делая вид, что этого не было, но уже не мог, как в молодости, сказать всю правду. На наш взгляд, вторую книгу романа нельзя отнести к подлинно художественным открытиям, которым стала книга первая. В этом — трагедия большого таланта, истоки которой, говоря словами В.Хабина, «в мучительной борьбе реалиста, проникнутого народным чувством, верного правде сущего и адепта идеи должного».
Диалектная лексика в произведении М.А. Шолохова «Поднятая целина»
... Практическая значимость работы., Структура и объем исследования. 1. ДИАЛЕКТИЗМ – ЗНАЧИМАЯ ЕДИНИЦА ЯЗЫКА В РОМАНЕ М.А.ШОЛОХОВА «ПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА» 1.1. Отражение живой диалектики в произведении Знакомство с романом Шолохова «Поднятая целина», ... потянуть задвижкой через теме, дюбнуть промеж глаз (133), толкануть, чтобы юшка из носу брызнула (230), садануть (233), оборотить глаза на затылок (249), ...
Но, опровергая тех, кто видел в «Поднятой целине» гимн сталинской коллективизации и раскулачиванию, «многоэтажную ложь», не надо впадать и в другую крайность — представлять Шолохова едва ли не противником коллективизации (25).
Так в научный оборот начинает входить фраза писателя эмигранта 3-й волны Владимира Максимова: «Может статься, не в социальных максимах Давыдова и Нагульнова, а в размышлениях Половцева по-настоящему выражена позиция?..» (В какой-то мере это повторение вопроса, высказанного в 30-е годы на страницах эмигрантской газеты «Возрождение»: «Кто ее («Поднятой целины» — Л.Е.) автор, подлинный приверженец Сталина и его режима или скрытый враг, только надевший личину друга?»).
Конечно, в речах Половцева оказалось и немало верных предостережений: «…Крепостным возле земли будешь», «Хлеб пойдет для продажи за границу, а хлеборобы, в том числе и колхозники, будут обречены на жестокий голод». Верно оценил Половцев сталинскую статью «Головокружение от успехов» и ту доверчивость, с которой она была встречена крестьянами: «Дураки, богом проклятые! Они не понимают того, что эта статья гнусный обман, маневр! И они верят… как дети… Поймут и пожалеют, да поздно будет».
Все эти примеры — свидетельство объективной позиции писателя, стремившегося постичь, как в «Тихом Доне», одну и другую «правду». Именно благодаря такой объективности, выраженной в многогранности каждого из художественных образов, «Поднятая целина» и в наши дни остается произведением современным. Однако в целом роман пронизан социалистической идеологией. В.Камянов, противопоставляя ему роман «Сестры», пишет: «Налицо — коренное различие исходных установок (…) Партлидеры в его (Вересаева) глазах — ответчики за беззаконие. А для Шолохова — законодатели, вдохновенные преобразователи и социального уклада и морали». И с этим трудно не согласиться. Однако далее приходится полемизировать. В.Камянов считает, что Шолохов и Горький пошли на уступку власти и потому «оказались без нравственного компаса или при особом компасе, где стрелкой ведают уполномоченные на то лица. А скромный писатель Вересаев, не доверяя чужим дядям дергать стрелки, определил меру добра и зла по староинтеллигентному разумению. И вышел прав» (15; 167).
Однако в социалистической ориентации Шолохова в период работы над 1-й книгой романа нельзя видеть бездушное, тем более безнравственное стремление «подсуетиться», угодить власть предержащим, зажечь «факел идейности» ради пустого «восторга сопричастности великой ломке». Как и в современной России, популярность социалистических идей, несмотря на их утопичность, определялась и определяется реальным положением народа. Шолохов — очевидец и свидетель НЭПа — видел и понимал, что НЭП не решил проблему социального равенства в деревне (вспомним страстное выступление Любишкина) да и в городах в 1928 г. была введена карточная система (8; 5).
По роману Поднятая целина Шолохова
... в романе отвечают смерти убежденных сторонников существующей власти, безответная любовь, страх перед переменами, боль за родную землю. Также читают: Картинка к сочинению По роману Поднятая целина ... Шолоховым. Если в «Тихом Доне» автор обращал внимание на боевые действия и семейные отношения, то в «Поднятой целине» был поднят ... в победе и с крепкими политическими позициями должен быть коммунист. Роман ...
Он хотел показать «коллективизацию по-людски»: даже Гаева, как несправедливо раскулаченного, вернул на хутор. В «Поднятой целине» в отличие от «Тихого Дона» ощутимы те художественные принципы, которые выдвигала «доктрина» социалистического реализма — искусства агитационного, прямолинейного, выдающего желаемое за действительное. (Как выразился Э.Симмонс, роман своим оптимизмом и политической выдержанностью предвосхищает кредо социалистического реализма (30; 54).
В романе нет героя, подобного Мелехову, и авторская позиция порой представляется упрощенной. Справедливо отмечалось, что в противоречии между верой Шолохова в благо, которое принесет коллективизация, и теми картинами жизни, что вышли из-под его пера, заключаются в равной мере и слабости, и непреходящие достоинства «Поднятой целины». В этом противоречии — трагический знак времени, ключ к пониманию, что творилось с людьми. И не только в сугубо социальном плане, но и в их умах, душах.
Заметим также, что идея коллективизации в чем-то отвечала понятиям и представлениям народа, привыкшего к традиционному землепользованию. Но уже в конце 1-й книги Шолохов вовсе не в духе соцреализма реалистично показал и «плоды» коллективного труда. Любишкин возмущенно жалуется Давыдову: «Осталось у меня к труду способных двадцать восемь человек, и энти не хотят работать, злодырничают… Никакой управы на них не найду. Плугарей насилу собрал. Один Кондрат Майданников работает, как бык, а что Аким Бесхлебнов, Куженков Самоха или эта хрипатая заноза, Атаманчуков, и другие, то это горючие слезы, а не плугари!.. Пашут абы как. Гон пройдут, сядут курить, и не спихнешь их».
Немало аналогичных штрихов и во второй книге. Шолохов показал, как Майданников побледнел оттого, что «трое работают, а десять… цыгарки крутят», как и молодой Куженков лениво подбирает сено возле перевернувшихся саней. Услыхав возмущенный голос Демки Ушакова, парень засмеялся: «Оно теперича не наше, колхозное». А почему пришлось Давыдову в горячую рабочую пору в карты играть? Мудрость художника предсказывала сложность социальных процессов, однако в критике конца 1950-1960-х годов это было сведено лишь к взаимоотношениям руководителя и подчиненных.
Приведенные примеры из романа отвергают упрек Гранта Матевосяна, что Шолохов якобы не заметил, как «трагически начинает ссориться труд и человек». (Свойственная соцреализму лакировка действительности проявлялась прежде всего в картинах «социалистического труда»).
К интерпретации образа Щукаря
Несправедливое вульгаризаторское отношение к шолоховскому роману проявилось и в, казалось бы, частном вопросе — интерпретации образа деда Щукаря. В 1987 г. в периферийных газетах была растиражирована статья журналиста Л.Воскресенского «Смешон ли дед Щукарь?», первоначально опубликованная в «Московских новостях». В ней Щукарь предстает как тунеядец, лентяй, варварски относящийся к лошади… Очень сомнительна для автора статьи воспитательная роль этого образа. «Даже городскому жителю,- возмущается Воскресенский,- трудно без стыда и боли одолеть эти четыре страницы «смешного текста», а каково крестьянину, имевшему дело с лошадью и знающему, что такое лошадь в хозяйстве». Однако, есть такая черта в русском характере: ради красного словца не пожалеть и родного отца. Что уж тут о лошади говорить. Художественный образ — не наставление по трудовому воспитанию, а эстетическое пересоздание действительности, способствующее всестороннему развитию личности.
Трагедия казачества по романам М. Шолохова «Тихий Дон» ...
... трагедии казачества. Трагедия эта была, в свою очередь, частью общей беды всего нашего народа. И хочется верить, что подобного больше в истории России не случится. Помогло сочинение? ... В 1919 году повстанцы продержались на нем несколько месяцев. Герой "Тихого Дона" ... в распыл... Для революции надо... Я их из пулемета". Я не думаю, что Михаил Александрович Шолохов, когда писал романы, делил героев на ...
Л.Воскресенского в «развенчании» Щукаря поддержал А.Знаменский в завидного объема статье «Трагикомедия мелкой души: так кто же он такой, всем хорошо известный дед Щукарь?» (Литературная Россия.- 1987.- 18 декабря).
При этом автором говорится немало высоких слов о мастерстве Шолохова: «Вот уже полвека живет среди нас этот замечательный старичок, потешая, развлекая и удивляя. Он совершенно не стареет… Мы пытаемся проникнуть в секрет его разительной живучести, уже сделавшей заявку на вечность, бессмертие». Однако, какой смысл вкладывает автор статьи в этот действительно нарицательный и неординарный образ? Как согласуется трактовка А.Знаменского с шолоховской идейно-художественной концепцией? Ответ на эти вопросы, увы, неутешительный.
Знаменитый старичок, по мнению краснодарского литератора, оказался… лодырем и люмпеном и «трудовой среде как-то не очень подходит, не сливается с ней». Он — «соль земли наоборот», «Человек наизнанку», только примазавшийся к званию трудящегося человека. «Как у всякого люмпена, в нем с малых лет (оказывается, люмпеном человек уже рождается — Л.Е.) живет сладостная мечта о безбедной, независимой жизни, минуя труд». В доказательство автор разбирает эпизод за эпизодом многие страницы романа — от «ошибки» бабки-повитухи и рыбной ловли «юного прагматика» до неудачного кашеварства Щукаря в бригаде Любишкина. Но вот то, что идет в разрез с «концепцией» А.Знаменского, он, разумеется, опускает. И то, что крышу Марине Поярковой старый дед перекрыл лучше молодого Разметнова. И то, что назначенный кучером и конюхом при правлении колхоза Щукарь «несложные обязанности свои выполнял неплохо». Коней запрягал, соперничая в быстроте с гремяченской пожарной командой. Даже спать, несмотря на весенние заморозки, перешел было в конюшню, а после скандала, учиненного женой, «два раза за ночь ходил проведывать жеребцов, конвоируемый своей ревнивой супругой». Юмор Шолохова в данном контексте не снимает серьезной оценки трудовой бытности Щукаря. Чем больше вчитываешься в статью «Трагикомедия мелкой души…», тем яснее понимаешь: главная вина Щукаря, по Знаменскому, в том, что он посягнул на кулацкий тулуп, почувствовал и свое право приблизиться к «обобществленному живому и мертвому инвентарю». Вот за это-то и обвиняется он теперь даже не в крохоборстве только, а в алчности, в корыстной страсти к «интересу».
Алчность героя доказывается кражей курицы у соседа: не для себя, для бригады, но тоже, как подчеркивается в статье, из личных, корыстных побуждений. И, конечно же, за рамками статьи остается продолжение эпизода, когда сосед отдает Щукарю и вторую курицу, понимая, что пахарей надо кормить.
«Тихий Дон» М. Шолохова как роман-эпопея
... Пятнадцать лет жизни и упорного труда отдал Шолохов его созданию. М. Горький видел в романе воплощение огромного таланта русского народа. «Тихий Дон» -- художественная энциклопедия истории, быта, психологии казачества. Писатель ...
Создается впечатление, что А.Знаменский разделяет точку зрения одного из героев романа, предлагавшего создать два колхоза: один — для зажиточных хозяев, владеющих тяглом, другой — для голытьбы. За этим у него, как и у Л.Воскресенского, стоит уверенность, что все бедняки — лодыри. кстати, мысль о том, что среди бедняков были и такие, Шолоховым нисколько не оспаривается. Но при чем здесь дед Щукарь? А.Знаменский очень подробно цитирует сетования Любишкина на то, что не выполнить ему план с такими, как Щукарь, «забывая», что в не таких, как Щукарь, было дело, да и оказался он в бригаде временно, ибо по возрасту своему он уже отпахался, послан был в бригаду в горячую пору для посильной помощи.
Шолохов, в отличие от современных публицистов, не считал всех бедняков лодырями (для подлинно глубокого прочтения романа надо обратить особое внимание хотя бы на такую фигуру, как Павел Любишкин).
Причиной бедности могли быть и стихийные бедствия, и несчастный случай, потерянное на войне здоровье, не способствующий расцвету хозяйства состав семьи, наконец, социальная незащищенность: батрак есть батрак! И если даже принять всерьез мысль А.Знаменского, что Щукарь по природе своей не крестьянин, то и это не повод для унижения и искажения человеческой сущности Щукаря, сетовавшего, что в крестьянской бытности не было у него удачи. Нет оснований глумиться над сожалениями уже старого и немощного человека, что новая власть пришла «трошки поздно», что «лет сорок бы назад… я бы, может, другим человеком был».
А.Знаменский, напротив, комизм образа Щукаря понимает как крушение утопической мечты люмпена «случайно поджиться» и возвыситься над другими, как крах надежды на скорый и полный успех вне труда, принимающей анекдотические, грустно-веселые, а иногда и трагикомические черты. По этой «концепции» крах настигает Щукаря даже не в конце романа (если крахом позволительно называть искреннее и глубокое человеческое горе, воспринимаемое нами как голос народа, оплакивающего своих погибших сынов), а когда он дает «отлуп» Майданникову. Дескать, понял, что и в колхозе главная фигура — труженик.
Не будем останавливаться подробно на идейно-художественной функции образа Щукаря в структуре романа, но несомненно, что трагикомические краски наложены писателем вовсе не для разоблачения люмпена — Щукаря. И нельзя подходить к художественному произведению только как к репортажу их эпохи 30-х годов. Правы те исследователи, которые видят в этом образе персонификацию смеховой культуры народа, воспринимаемой как антиномия трагизму социально-исторических обстоятельств. Ситуационный комизм, шутка, юмористические присловья убеждают в оптимистичности народного мировосприятия. Суть шолоховского принципа в свойственной реализму уравновешенности трагедийного и смешного, высокого и низкого, «плюсов» и «минусов» социального бытия. В уравновешенности, в которой есть место и откровенной авторской иронии, и мудрому пониманию того, что смех — это тоже отстаивание права наивной и доброй души на собственное достоинство. Композиционно шолоховский роман строится на последовательно проведенном параллелизме содержания драматических и комических эпизодов, когда последние либо предсказывают первые, либо позволяют увидеть в них издержки прямолинейности главных героев. В Щукаре, наконец, раскрыта натура художественная, о чем проникновенно говорил известный переводчик этого романа на французский язык Жан Катал, советуя: «Не надо дурно говорить о деде Щукаре». Как всякий классический и вечный образ (ближе всего он стоит к Санчо Панса), образ Щукаря, конечно, допускает вариативность толкований, исключая однако, искажение его гуманистической сути. А именно это возобладало в статьях Л.Воскресенского и А.Знаменского.
И последнее полемическое замечание: по Чалмаеву в «Поднятой целине» якобы возродилась поэтика «Донских рассказов» и свойственная им «идеализация насилия», но как тогда быть с шолоховским реквиемом по уходящей жизни Тимофея Рваного?
Художественное богатство «Поднятой целины» при всей противоречивости романа — национальное достояние народа, и оно должно сохраниться в его памяти.
Список литературы
[Электронный ресурс]//URL: https://liarte.ru/referat/roman-podnyataya-tselina-2/
1. Великая Н. Формирование художественного сознания в советской прозе 20-х годов.- Владивосток, 1975.
2. Великий художник современности.- МГУ, 1983.
3. Герасименко А.П. «Поднятая целина» М.А.Шолохова в контексте современного романа о коллективизации //Вестник МГУ.- 1989.- N 2.
4. Дворяшин Ю.А. Поднята ли целина в романе Шолохова?// Литература в школе.- 1990.- N 2.
5. Егорова Л. Не умирающая сила романа (О «Поднятой целине» М.Шолохова)// Литература в школе.- 1988.- N1.
6. Киселева Л.Ф. Русский роман советской эпохи: Судьбы «большого стиля». АД. — М., 1992.
7. Конрад Х. Субъективизация эпических форм в творчестве Михаила Шолохова// Поетика стваралаштва Михаила Шолохова.- Нови Сад, 1986.- С. 27.
8. Литвинов В. Уроки «Поднятой целины»// Литература в школе.- 1991.- N 9-10.
9. Минакова А. О художественной структуре эпоса М.Шолохова// Проблемы творчества М.Шолохова.- М., 1984.
10. Осипов В. «Поднятая целина». Презумпция невиновности?// Дон.- 1996.- N 5-6.
11. Трофимов В. Казачий вопрос// Дон.- 1990.- N 2.
12. Хватов А.И. Художественный мир Шолохова. Изд. 3.- М., 1978.
13. Чернова Н.И. «Так это было на земле»// Литература в школе.- 1991.- N 6.
14. Чекалов П.К. Судьба крестьянства в произведениях Шолохова// Материалы по литературе для выпускников средних школ и инновационных учебных заведений.- Ставрополь, 1996.
