Эстетическая позиция писателя выражена во многих его произведениях, среди которых выделяется книга воспоминаний “Бодался теленок с дубом” (1975).
“Никому не перегородить путей правды”, – пишет Солженицын. Это – о позиции писателя в обществе. Это – о красоте правды.
Его книги вдохновлены и самой историей, и неистовым желанием автора докопаться до правды и рассказать о том, что осталось незамеченным в старых хрониках или скрытым за стенами лагерей, но насущно необходимо человеку, как хлеб и вода. Первостепенную важность имеет
его мысль: “Не нравственно – писать то, что можно не писать”. Писатель доказывает, что пишет только о самом важном для страны.
Важна точка зрения писателя и на композицию своих книг, отразившаяся в построении многих произведений – от “Архипелага ГУЛАГ” до “Красного колеса”.
Мысли о литературе и искусстве, самое прямое выражение эстетической позиции писателей – нобелевских лауреатов привычно искать в их Нобелевских лекциях. Солженицын в эту традицию не вписывается: “Хотел бы я говорить только об общественной и государственной жизни Востока, да и Запада, в той мере, как доступен
был он моей лагерной сметке… Никому из писателей свободного мира и в голову не приходило говорить о том, у них ведь другие есть на то трибуны, места и поводы; западные писатели, если лекцию читали, то – о природе искусства, красоты, природе литературы.
Камю это сделал с высшим блеском французского красноречия. Должен был и я, очевидно, о том же. Но рассуждать о природе литературы или возможностях ее – тягостная для меня вторичность…
И такую лекцию мою – каково будет прочитать бывшим зэкам? Для чего ж мне был голос дан и трибуна? Испугался?
Разнежился от славы? Предал смертников?”
Заявление Солженицына о том, что разговоры об искусстве вторичны, не следует считать исчерпывающим. Недавно в печати стали появляться его заметки о писателях и литературе. Вызывает интерес его подробный анализ чеховских рассказов (“Окунаясь в Чехова”, 1998).
Человек и природа в русской литературе 20 века
... природу работать на себя. А потому в русской литературе советского периода взаимоотношения человека с природой часто изображались в соответствии с тезисом тургеневского Базарова: «Природа ... С призывом задуматься о проблеме «Человек и природа» выступили такие замечательные писатели, как Чингиз Айтматов, Виктор ... с природой, и недостаточно говорить, например, только об их единстве? Дело в том, что в ...
Солженицын старается понять, почему Чехов – мастер именно этого жанра, и приходит к выводу: “Для романного обзора, охвата нужны ведущие мысли.
А у Чехова чаще вот эти бесконтурные: благородство труда! надо трудиться! или: через 20 – 30 – 200 лет будет счастливая жизнь”. Такой ведущей мыслью для самого Солженицына стала мысль об истории страны, о ГУЛАГе. Неслучайно в творчестве Чехова он считает одним из лучших рассказ “В ссылке”: “Просто поразительно, как Чехов так переимчиво и полно воспринял и передал мирочувствие вечного зэка, вечного ссыльного, семикаторжного (отличное слово).
Чтоб этим проникнуться – надо самому прожить и много лет таких”.
Еще до войны Солженицын захотел стать писателем. Уже в 1937 – 1938 гг., в Ростове-на-Дону, будучи студентом, он собирает исторические материалы, которые гораздо позже пригодятся ему для работы над обширным повествованием “Красное колесо”. Но творческая биография Солженицына началась с романа “В круге первом” (1955-1968, 1990) и повести “Один день Ивана Денисовича” (1959, 1962).
Условия, описанные в романе “В круге первом”, еще не самые страшные из тех, в которых порой суждено существовать человеку. Но эта “шарашка” – не пересылка, не тюрьма, не лагерь – все-таки один из кругов ада. Герои в большинстве своим определившиеся люди, сделавшие выбор между добром и злом: “- Вы спросите, кого здесь не держат?
Здесь математики, физики, химики, инженеры-радисты, инженеры по телефонии, конструкторы, художники, переводчики, переплетчики, даже одного геолога по ошибке завезли”. Общее занятие работников “шарашки” – создание подслушивающих устройств, дешифрующих человеческий голос. Эта работа может погубить сотни подобных им невиновных людей. Зэки, однако, находят время и пошутить.
Им присущ домашний, согревающий юмор (“Валентуля, не генерируйте!”, “Кому вы отказали ваши ночные тапочки?”).
Порой их тянет к философствованию, как, например, главного героя, Глеба Нержина, за которым скрывается сам Солженицын: “Так и счастье, так и счастье, Левушка, оно вовсе не зависит от объема внешних благ, которые мы урвали у жизни. Оно зависит только от нашего отношения к ним! Об этом сказано еще в даосской этике”; “Иго тюрьмы чуть отпустит меня, и случится разговор по душам или прочтешь искреннюю страницу – и вот я уже на гребне!
Настоящей жизни много лет у меня нет, но я забыл! Я невесом, я взвешен, я нематериален!! Я лежу там у себя на верхних нарах, смотрю в близкий потолок, он гол, он худо оштукатурен, – и вздрагиваю от полнейшего счастья бытия!”
Один из героев романа, Прянчиков, однажды восклицает: “Неужели и в тюрьме нет человеку свободы? Где ж она тогда есть?” Свободы нет нигде, хотя существуют так называемые “вольняшки”. Слово “вольняшка” не придумано Солженицыным. Писатель лишь подчеркнул его иронический оттенок: “Только зэк имеет бессмертную душу, а вольняшке бывает за суетой отказано в ней”. “Вольные” – сотрудники все той же “шарашки”; до каких пределов она простирается – неизвестно.
Еще о Солженицыне и не только о нем
... иллюзорные представления. В заключение приведу несколько высказываний о творчестве и фигуре Солженицына. «Солженицын получил Нобелевскую премию именно за так ... только сломать. А сделать это по силам лишь самому народу. И долг национального писателя – дать народу для этого ... в систему – значит играть ей на руку, стать соучастником преступлений против своего народа. К антинациональной криминально- ...
Но внутренняя свобода явственнее ощущается в тюрьме.
В 1970 г. – спустя год после исключения из Союза писателей! – за нравственную силу произведений, возрождающую лучшие традиции русской литературы, Солженицыну была присуждена Нобелевская премия. С этой инициативой выступил французский писатель Франсуа Мориак. Может быть, некоторые события этих лет в жизни Солженицына и заслуживают критической оценки (см. главу “Нобелевская трагедия” в книге Н. Решетовской “Отлучение.
Из жизни Александра Солженицына”), но литературные его заслуги, бесспорно, достойны столь высокой награды. Примечательно мнение самого писателя о том, за что он удостоился премии, в чем именно его литературная миссия. В “Нобелевской лекции” Солженицын размышляет о шкалах оценок. У всех они разные, и для взаимопонимания людей это очень серьезно: “При шести, четырех, даже при двух шкалах не может быть единого мира, единого человечества: нас разорвет эта разница колебаний.
Мы не уживемся на одной Земле, как не жилец человек с двумя сердцами”. Солженицын считает, что литература совмещает эти шкалы и так развивается “мировое зрение”. Позже он писал в воспоминаниях “Бодался теленок с дубом”: “Лекция была хоть и прозрачна, но…
И там, и здесь предпочли не понять”.
Не будет правильным утверждение, что Солженицыну противостояла только власть. С этих лет начинается и размежевание читателей на его сторонников и противников: “На “ура” принимали меня, пока я был, по видимости, только против сталинских злоупотреблений, тут и все общество было со мной… Следующими шагами мне неизбежно себя открывать: пора говорить все точней и идти все глубже”.
Выразителем мнения противников писателя стала советская пресса, развернувшая травлю, на которую писатель отвечает призывом – “Жить не по лжи”.
1
votes, average:
5.00
out of 5)
28 стр., 13901 слов